Братья

– СЛОНЫ (Солдат Любящий Офигенные Нагрузки), строиться!
– раздалось грозное, и в дверях казармы появилась внушительная фигура командира второй группы Ухтырцева.

– Выходим строиться!
– продублировал своего командира сержант Глушко - командир первого отделения второй группы первой роты.

– Жопорванец...
– процедил сквозь зубы Андрей, тем не менее, встал с кровати, на которой лежал, не раздеваясь, сунул ноги в берцы и, небрежно зашнуровав, потопал к выходу.

Сентябрь в этот год выдался жарким. Сверкавшее на безоблачном небе солнце пронизывало своими лучами окружающий полевой лагерь лес и яркими пятнами разбегалось среди создаваемой деревьями тени. Солдаты второй группы в мрачном молчании выбрались из казармы и, выйдя на плац, выстроились в две шеренги перед расхаживавшим взад-вперёд Ухтырцевым.

– Какого дьявола спим?
– вопросил он.

– Обеденный перерыв, - ответил кто-то из второй шеренги.

– А время обеденного перерыва до сколькИ?
– Ухтырцев подчёркнуто медленным движением поднёс руку с часами к лицу и сам себе ответил: - Вы уже как десять минут должны на плацу стоять. У нас по расписанию что? Физподготовка! А вы ещё проснуться не успели.

– А почему только у нас? Комбат же сказал: сегодня после обеда занятия на усмотрение группников.

– Вот именно! На моё усмотрение. Поэтому у нас физо. И кончай болтать. А вам, - Ухтырцев обратился к командирам отделений, - следующий раз выговор. Ясно?

Понурое молчание.

– Ясно?
– рявкнул старший лейтенант и сердито сверкнул глазами.

– Так точно!
– ответили провинившиеся командиры, а Ухтырцев вновь взглянул на часы.

– Времени у нас благодаря вам на разминку не осталось, поэтому сразу: приготовиться к бегу, - старший лейтенант скользнул взглядом по строю - команду выполнили не все, - отставить. Приготовиться к бегу. За мной бегом марш!
– и, развернувшись, он побежал в направлении лесной дороги.

Старший Кислицын мысленно плюнул и побежал следом. Несмотря на кипевшую в душе злость, ссориться с командиром группы в первый же день прибытия не хотелось.

"Надоест - уйду!" - решил он, вслед за Ухтырцевым наращивая скорость. Впрочем, по трезвом размышлению, Алексей пришёл к выводу, что пробежка и на самом деле никому не помешает.

Меж тем асфальтовая дорога закончилась, и теперь они нестройной толпой мчались по петляющей среди деревьев грунтовке. Время от времени на ней попадались большие лужи, и тогда приходилось сворачивать в лес и бежать, спотыкаясь о многочисленные сухие ветки. Движение окончательно заглушило возникшее у Алексея недовольство, и он полностью погрузился в размеренный ритм бега. Группник по-прежнему бежал впереди, рядом натужно сопел нежелающий отставать Глушко, остальные, не выдерживая заданного темпа, начали растягиваться в линию.

– Не отставать!
– гаркнул обернувшийся назад Ухтырцев и, не замедляя темпа, побежал дальше. Через полсотни метров он вновь обернулся:

– Крайние трое на финише завтра заступают в наряд!
– громко сообщил он и продолжил движение.

В задних "рядах" началось шевеление - заступать в наряд по роте не хотелось никому.

Через сорок минут непрерывного бега Ухтырцев вывел группу на опушку леса к широкому, но не глубокому озеру, словно чешуёй покрытому искрящимися в солнечных лучах волнами.

– Привал!
– объявил он, оборачиваясь и отмечая в памяти последовательность прибытия бойцов к финишу. Последним из-за деревьев показался хромающий на обе ноги Кислицын - младший.

– Ты, ты и ты, - старший лейтенант ткнул пальцем в пробегающих мимо бойцов и, окинув взглядом тяжело пыхтящего Кислицына, разочарованно бросил: - Хреново, брат! Тренироваться надо.

Андрей покосился на группника и, ничего не ответив, направился к брату.

– Ты чего так?
– спросил тот, впрочем, не слишком удивленный показанным результатом - младшенький всерьёз заниматься физкультурой не любил.

– А - а - а, - отмахнулся Андрей, тяжело плюхнулся на задницу и только потом снизошёл до ответа: - Ноги сбил в хлам. Болят, сволочи!

– Не понял?
– искренне удивился Алексей.
– У тебя же берцы давно разношенные?!

– Да с этим командиром...
– Андрей покосился в сторону восстанавливающего дыхание старшего лейтенанта.
– Всё спешит куда-то. Шнурки не зашнуровал, вот и натёр.

– Так надо было зашнуровать!
– возмутился Алексей, поражаясь такой беспечности собственного брата.

– Да я откуда знал, что мы побежим? Думал: построимся, постоим и всё.

– Так потом бы остановился и зашнуровал!

– Да я как-то и не подумал...
– одновременно разведя руками, простодушно пожал плечами Андрей.

– Ну, ты и олень!
– не стал щадить чувств братца Алексей.
– Дай хоть посмотрю, что там у тебя с ногами.

– А у тебя лейкопластырь есть?
– Андрей, морщась, принялся стаскивать берцы.

– Откуда? Я с рюкзаком, что ли? Тоже спросил!

Кислицын - младший наконец-то разулся, и взору Алексея предстала довольно-таки безрадостная картина: на пятках младшего Кислицына набухали здоровенные кровяные мозоли.

– МАлАдец!
– только и выдохнул Алексей, после чего, прищурившись, поглядел на плывущее по небу облако, затем перевёл взгляд на стоявшего у берега группника. Тот, с довольным видом взирая на блещущее под солнцем озеро, неспешно расстёгивал мокрую от пота куртку. Его уже скинутые берцы валялись рядом. Сняв и кинув куртку в траву, группник негромко оповестил:

– Кто желает, может ополоснуться!
– и, стянув с себя брюки, первым вошёл в уже по-осеннему холодную воду озера. За ним потянулись и остальные.

– Я, пожалуй, тоже скупаюсь, - процедил Кислицин - младший, на что едва не огрёб по башке от старшего.

– Ты вообще, что ли, сдурел?
– возопил тот.
– Сейчас искупаешься, а обратно в мокрых носках пойдёшь? Совсем без ног останешься. Идиот!

– Да я как-то не подумал, - пробормотал почувствовавший себя виноватым Андрей.

– Не подумал!
– Алексей покачал головой.
– Тогда не подумал, сейчас не подумал. Когда думать - то начнёшь? Я что ли за тебя всё время думать должен? Повзрослеть может пора? Или как?

– Да иди ты... тоже мне думец нашёлся, - обидевшись, огрызнулся братец. Надувшись, он отвернулся и, шипя от боли, принялся натягивать берцы.

Обратно возвращались быстрым шагом. Андрей плёлся в хвосте колонны. Злой на весь мир, он нещадно матерился, обвиняя в своих злоключениях кого угодно, только не самого себя. Душа требовала разрядки. Входя в помещение казармы, Кислицын - младший окончательно решил, что ему следует во чтобы то ни стало сегодня же вырваться в город. <