Браво-Два-Ноль

Рис оказался обжигающе горячим, как и миска восхитительных тушеных помидоров с двумя хлебными лепешками. Вода, наоборот, была холодная и освежающая, и принесли ее в чистом стакане.

Один из солдат взял ложку и принялся было меня кормить.

Я взмолился:

— Пожалуйста, нельзя ли освободить мне одну руку, чтобы я смог есть сам?

Майор сказал «нет», но полковник махнул рукой, выражая согласие. На правой руке расстегнули браслет наручников, и освобождение от давления полоски стали показалось мне настоящим блаженством. Единственная проблема заключалась в том, что рука онемела и я не мог держать ложку. Мне пришлось кое-как зажать ее между мизинцем и безымянным пальцем, а в качестве второй точки опоры уложить на оттопыренный большой палец.

Полковник указал на портрет Саддама.

— Ты знаешь, кто это такой?

Я поколебался, словно стараясь вспомнить имя человека, с которым встретился на вечеринке, и наконец сказал:

— Да, это Саддам Хусейн. Президент Хусейн.

— Да, это так. Что ты о нем слышал?

Что я должен был ответить на этот вопрос? «Да, я наслышан про этого ублюдка. Я слышал, у него отлично получалось травить газом иранских детей»?

— Я знаю, что он сильный правитель, ему принадлежит вся власть в стране.

— Совершенно верно. Под его руководством мы скоро избавимся от гнета Запада. У нас нет времени возиться с тобой. Ты нам не нужен.

Это не была пафосная риторика; полковник продолжал говорить обычным голосом.

Расправившись с горячим, я набросился на помидоры. Есть их было очень трудно, потому что губы у меня распухли и онемели. Я чувствовал себя так, словно вернулся из кабинета зубного врача, где мне сделали укол заморозки, и решил выпить чаю, но он течет по подбородку, потому что рот ничего не чувствует. Я шумно и некультурно хлюпал и чавкал, томатный сок струился по моему подбородку. Помидоры были просто божественные, и я сожалел только о том, что мой покрытый ссадинами рот не позволяет мне пережевывать их надлежащим образом, растягивая наслаждение. С хлебом тоже возникли проблемы. Я просто заглатывал его большими кусками, не жуя. Неважно: я хотел побыстрее запихнуть еду в горло, на тот случай, если штабистам вздумается снова играть со мной в игры и они не дадут мне закончить трапезу.

Не сводя с меня взгляда, полковник очистил апельсин. Не в пример моему обезьяньему чаепитию на полу, проделал он это с подчеркнутым изяществом. Маленьким ножиком полковник сделал четыре аккуратных надреза на шкурке, затем по очереди очистил каждую четверть. После чего дольку за долькой вскрыл апельсин.

Этот плод ему подали на расписном фарфоровом блюдце, на подносе вместе с серебряным ножичком и вилкой. Двое вышколенных рядовых бегали с чайником, разливая чай офицерам, а те сидели совершенно неподвижно.

Время от времени полковник брал дольку апельсина и отправлял ее в рот. На ковре на полу жадно чавкал и хлюпал его пленник. Вот и говорите после этого про Красавицу и Чудовище.

Мой желудок начинал чувствовать себя вполне прилично, и дело было не только в еде: пока я ел, ко мне не приставали с вопросами. Это дало мне время подумать.

Естественно, как только я закончил, мне снова сковали руки, и беседа продолжилась с того места, на котором мы остановились. Полковник по-прежнему говорил так, словно мы уже согласились, что снаряжение, обнаруженное на месте первой стычки рядом с магистралью, принадлежало нам.

— Итак, Энди, расскажи мне подробно про то снаряжение, которое было у вас с собой. Что там еще было? Ну же, нам нужна твоя помощь. В конце концов мы ведь тебе помогли.

— Прошу прощения, у меня все перепуталось. Я ничего не понимаю.

— Что вы собирались делать с взрывчаткой?

В его голосе по-прежнему не было агрессии.

— Никакой взрывчатки у нас не было. Честное слово, я не понимаю, о чем вы говорите.

— Энди, несомненно, вы собирались вывести что-то из строя, потому что у вас был пластид «ПЕ-4», мощная взрывчатка. Теперь ты понимаешь, почему я не могу поверить в твой рассказ?

Упоминание о «ПЕ-4» было еще одним свидетельством того, что полковник получил военное образование в Великобритании, но я постарался не обращать на него внимание.

— Честное слово, я не понимаю, о чем вы говорите.

— Знаешь, у нас в госпитале находятся ваши люди.

Здесь он меня задел. Я постарался не показать удивление или потрясение; считалось, что я никак не связан с теми бандитами, которые учинили побоище неподалеку от магистрали.

— Кто они? — спросил я. — В каком они состоянии?

У меня лихорадочно кружились мысли. Кто это может быть? Что они могли сказать? А что, если полковник просто блефует?

— С ними все в порядке, с ними все в порядке.

— Большое спасибо за заботу о них. Наша армия также заботилась бы о ваших раненых.

Если кого-то из наших поместили в госпиталь, это говорит о том, что иракцам они нужны живые.

— Да, — равнодушно произнес полковник, — нам известно всё. Несколько человек из вашей группы находятся в госпитале. Но с ними все в порядке. Мы не варвары, мы заботимся о военнопленных.

«Да, как же, — подумал я. — Я видел документальные съемки времен ирано-иракской войны и знаю, как вы заботитесь о пленных».

Тут я ничего не мог поделать, но я должен был ответить так, как этого ждали от меня иракцы. Это большая игра, учиться которой необходимо начинать с детства. Научиться лгать матери и учителю и в любой момент по желанию вызывать слезы.

— Благодарю вас за то, что вы помогаете нашим солдатам, — сказал я. — Но больше я вам ничего не могу сказать. Я ничего не знаю.

— Итак, мы договорились, что ты был в составе той группы, которая побросала свои рюкзаки, и что с тех самых пор мы за вами следили.

— Нет — вы окончательно сбили меня с толку. Я не понимаю, про какие рюкзаки вы говорите. У нас никаких рюкзаков не было. Нас бросили, мы оказались совсем одни в самом сердце вашей страны. Я простой солдат, я иду туда, куда мне скажут, и делаю то, что мне скажут.

— Но, Энди, ты так и не объяснил нам, что вы должны были делать. У вас же было какое-то задание.

— Послушайте, я занимаю место на самом низшем уровне в нашей армейской иерархии. Как вам самим прекрасно известно, у нас в армии действуют по принципу «знай только то, что тебе нужно». Нам говорят только то, что мы должны знать, а поскольку я в самом конце цепочки, мне ничего не сказали.

Отлично — кажется, я задел нужную струну. На каждом листе боевого приказа вверху красуется бросающаяся в глаза строчка: «ознакомить только тех, кому это необходимо». Несомненно, полковник обучался в Великобритании, скорее всего в военном училище в Сэндхерсте или в колледже Генерального штаба: на протяжении многих лет Ирак считался у западных держав «своим».