Бредовый суп

– Что-то всегда остается.

– Что это значит? – опять спросил я.

– Я сохранил кое-что для тебя.

– Что?

– Звуки, – сказал степной ветер.

– Звуки?

– Да, – сказал степной ветер.

– Ты сохранил для меня звуки?

– Возьми меня за руку, – сказал степной ветер. – Я боюсь потеряться.

– Не бойся. Я с тобой, – сказал я.

– Я боюсь, что это сон.

– Нет, это не сон.

– Теперь мы вместе?

– Да, мы вместе.

– Навсегда?

– Да, – сказал я.

– Я хочу, чтобы так было всегда.

– Так и будет всегда.

– Я боюсь, что я проснусь и тебя не будет.

– Но это не сон, – сказал я.

– Это не сон?

– Нет, это не сон.

– Скажи это опять.

– Это не сон, – сказал я.

– Нет, скажи, что так будет всегда.

– Так будет всегда, – сказал я.

Я открыл глаза, спустил ноги с сиденья и сел.

– Ну что? Тебе удалось все-таки поспать? – спросила Маринка.

– Кажется, удалось, – сказал я.

– Тебе что-то снилось?

– Нет, это был не сон, – сказал я.

– Что? – спросила Маринка.

– Где мы?

– Мы едем вдоль Сены.

– В какую сторону? – спросил я. – Ты не заблудилась?

– Мне трудно заблудиться. У меня хороший ориентир.

– Какой? – спросил я.

– Эйфелева башня.

– Правда? Ты видишь Эйфелеву башню?

– Да, – сказала Маринка.

– А я когда-то думал, что никогда не увижу ее.

– Переползай вперед и ты ее сразу увидишь.

– Ничего, – сказал я, – я могу подождать еще несколько минут.

Мы вышли из машины и стали не торопясь продвигаться к башне. На всех площадях и площадках вокруг было несметное количество молодых людей. И мы узнали, что у студентов как раз в это время проходил какой-то слет. И только что на площади около Эйфелевой башни перед ними выступал Папа. Молодежь приехала со всего света, но в основном это были студенты из Рима.

– Илья! – услышал я.

Я обернулся. Это были Светка с Сережей.

– Вы давно приехали? – спросила Светка.

– Полчаса тому назад. Не больше, – сказал я. – А вы?

– Мы уже давно здесь.

– Слушали Папу?

– Совсем недолго. Он говорил на четырех языках, – сказала Светка. – Мы хотим все-таки залезть на башню.

– Мы тоже. Только мне надо взять кое-что из машины.

– Что? – спросила Маринка.

– Молоток. Хочу отбить на память что-нибудь железное от Эйфелевой башни.

– Ты шутишь? – спросила Светка.

– Да, – сказал я, – хочу взять бинокль.

Мы забрались на башню и смотрели сверху на Париж, пока не стемнело. А потом еще полюбовались немного и спустились вниз.

– Все хотят есть? – спросил я.

– Да, все, – сказала Светка.

– Нам порекомендовали хороший ресторан, – сказала Маринка.

– Только я хочу в такой, где Хемингуэй любил сидеть, – сказал я.

– Тебе нравится Хемингуэй? – спросила Светка.

– Да.

– Но ведь это же очень наивно.

– А я и не знал, – сказал я. – Маринка, а ты-то что же мне не сказала об этом?

– Перестань, – сказала Маринка.

Мы ехали в ресторан на такси, и Светка все пыталась выяснить у меня, действительно ли мне нравится Хемингуэй и что я вообще читаю. И мне пришлось ей сказать, что я читаю очень и очень мало.

– А я тоже мало что читаю, – сказал Сережа. – Я считаю так: я лучше пойду поиграть в теннис, нежели буду читать, как это делал кто-то другой.

– О! – сказал я. – Наконец-то я нашел себе товарища.

– Кто-то придумал, что чтение книг – это самое интеллектуальное занятие на земле, – сказал Сережа, – и многие в это почему-то сразу же поверили. А между тем, писатели – это не самые яркие личности и не самые умные люди на земле. Они – самые пишущие. Эта простая истина как-то не доходила до сознания народа. И миллионы людей страны, из которой я приехал, провели свою жизнь, преимущественно в горизонтальном положении, читая книги. Они скупали подряд все, что только могли достать, и превращали свои несколько комнат в подобие библиотеки. У каждого было чем гордиться: то прижизненное издание того-то, то запрещенная книга этого.

– Ребята, но вы же все-таки что-то читали? – спросила Светка.

– Конечно, – сказал я. – Есть много книг, которые я могу открыть на любой странице, и мне будет трудно остановиться.

И я стал называть Светке все свои любимые книги.

– Ага, – сказала Светка, – а ты говорил, что ничего не читаешь.

– Две-три странички за несколько месяцев, – сказал я. – А кто тебе нравится? Только не говори, что тебе нравятся многие.

– Почему?

– А потому что так говорят все.

– Почему? – еще раз спросила Светка.

– Не знаю, потому что, наверное, опасно определять свои вкусы.

– Но мне действительно нравятся многие.

– Начинается, – сказал я.

– Что значит “начинается”? – сказала Светка.

– Имен не будет.

– Я знаю, кто нравится Светке, – сказал Сережа.

– Вперед, – сказал я.

Тут Сережа стал вспоминать, кто же нравится Светке. И когда он вспомнил, выяснилось, что я не только не читал этого автора, но даже имя его мне было неизвестно. И Светка сказала, что у нее с собой какая-то его книга и я должен прочитать ее непременно.

– Многое там просто гениально, – сказала она.

Мы, видимо, сильно проголодались. Каждый из нас заказал себе большой обед. И мы сразу сосредоточенно набросились на еду и расслабились, только когда мы окончательно разделались с закусками и когда нам принесли третью бутылку Beaujolais-Village. На всех наших стаканах была изображена Эйфелева башня. И Светка сказала, что вид с башни вызвал у нее воспоминание об одном фильме, который она смотрела недавно, и стала что-то рассказывать об этом фильме.

 – Посмотри его, – сказала она мне, – тебе понравится.

– Откуда ты знаешь? – спросил я.

– Мне так кажется. Тебе он должен понравиться.

– Слушай, а вот если бы Гоголь Пушкину сказал: “Пушкин, посмотри этот фильм. Он тебе понравится”. Что, ты думаешь, Пушкин ему бы ответил?

– А тогда еще фильмов не было, – сказала Маринка.

– О, это хороших фильмов не было, – сказал Сережа, – а плохие уже были.

– А я не поняла, это тебя обидело? То, что я сказала? – спросила меня Светка.