Брекен и Ребекка
Шрифт:
Глава шестая
Крайне редко случалось так, чтобы с приходом весны настроение кротов ухудшалось, но именно так и произошло, когда Рун закрепился у власти в Данктонском Лесу. Под его тяжким гнетом в пределах системы и вправду начали вершиться темные дела, о которых всегда со страхом подозревали луговые кроты: она стала местом, окутанным туманом злых чар, творимых теми, чье сознание блуждает во мраке, чья улыбка, подобно шуму крыльев выискивающей добычу совы, сулит недоброе.
Изначально Руну удалось прийти к власти, опираясь на поддержку боевиков, приверженностью которых он сумел заручиться при Мандрейке. Теперь они с готовностью выполняли каждое его поручение, он мог призвать их в любой момент и приказать им что угодно.
Но он прекрасно понимал, что те же самые боевики, благодаря
Но методы Руна оказались более изощренными и, пожалуй, более эффективными. Выбрав наугад одного из боевиков, он предъявлял ему обвинение в том, что раньше вовсе не считалось преступлением и уже на следующий день могло снова рассматриваться как вполне правомерное действие. Например, кто-то из боевиков погорячился и убил соперника в борьбе за самку — вообще-то, во время правления Руна такие поступки не вызывали осуждения: чем больше убийств, тем лучше! И вдруг, как гром среди ясного неба, обвинение: мол, он напал на друга и соплеменника, стремясь подорвать устои и мощь Данктона. Дальнейшую его судьбу Рун предоставлял решать боевикам, которые вечно терлись вокруг него, всячески стараясь снискать благосклонность, и на которых он вполне мог положиться. А те приходили в восторг при мысли, что жертвой оказался кто-то другой, и всячески изощрялись, стараясь выбрать наиболее мучительное наказание. Искалечить его и бросить в лесу, чтобы его прикончили совы? Разбить ему голову — и пусть себе медленно умирает на глазах у всех жителей Бэрроу-Вэйла? Вне зависимости от принятого ими решения Рун всякий раз с удовольствием наблюдал за ходом казни, а когда он наконец удалялся прочь, все видели, что его когти измазаны в крови, и слышали его мерзкий хохот, заглушавший смех остальных палачей.
Наряду с этим он приучил боевиков шпионить друг за другом и за другими кротами и доносить ему обо всех их проступках. Тех, кого удавалось уличить в какой-либо провинности, ожидало зверское наказание, и этот период в истории Данктона стал одним из самых прискорбных. Жестокости и садистской изощренности боевиков не было предела, и список имен тех, кто подвергся пыткам изуверов, был ослеплен, чудовищно изувечен или съеден своими же сородичами, бесконечно долог.
К началу марта Рун уже полностью подчинил себе всех боевиков и всю систему за исключением Болотного Края. Он решил до поры до времени не соваться туда, опасаясь, как бы разразившаяся среди его жителей эпидемия, слухи о которой упорно распространял Меккинс, стремившийся любыми способами воспрепятствовать вторжению Руна в Болотный Край, не перекинулась на основную часть системы. Но если кому-то из болотных кротов случалось ненароком заблудиться и угодить в лапы боевиков, Рун позволял им вдоволь поизмываться над бедолагой, прежде чем наконец добить его.
С наступлением марта и началом брачного сезона разгул насилия слегка приутих. По всей системе разгуливали шайки задиристых дюжих вестсайдцев, из числа которых в основном и вышли в свое время боевики. Заслышав их шаги, самки замирали в страхе, а самцы из Истсайда и Бэрроу-Вэйла поспешно прятались, не желая вступать в борьбу, исход которой предрешен заранее.
Однако боевикам не всегда удавалось добиться своего. Одной из кротих, живших неподалеку от Болотного Края (ее звали Окслип — Примула), которой вовсе не понравился заявившийся на ее территорию боевик, удалось в силу врожденного хитроумия убить его, а также в пылу праведного негодования ранить другого боевика, бродившего неподалеку.
Когда раненый боевик доложил Руну о происшедшем, тот заявил, что подобное малодушие — позор для всех боевиков, и приказал убить его, а затем послал за самкой. Но боевики вернулись ни с чем, поскольку Окслип убежала на север, в Болотный Край, и Меккинс, оценивший по достоинству отвагу самки, сумевшей отбиться и ускользнуть
от боевиков, принял ее как свою.Но подобно тому, как в сырые сентябрьские дни невесть откуда повсюду появляются пауки, во времена правления коварных негодяев вроде Руна силы зла активизируются. Странные, зловещие создания, уродливые внутренне и внешне, которые таились доселе в глубинах мрака, начали выползать из щелей и собираться среди теней, сосредоточившихся вокруг Руна. Так однажды в Бэрроу-Вэйл явилась старая самка из Истсайда. От изможденного, сморщенного тела кротихи исходило столь мощное ощущение угрозы, что встретившийся ей боевик сразу поджал хвост и поскорее отвел ее к Руну.
О происхождении кротихи имелись хоть какие-то неясные сведения — по ее словам, она родилась в области, примыкавшей к Истсайду, — но ее имени не знал никто. Боевики прозвали ее Найтшейд — Ночная Мгла — и она осталась при Руне, он даже разрешил этой уродливой твари поселиться в собственной системе. Рун заметил, что ее присутствие дает пищу страхам и суевериям, и воспользовался этим. Вскоре поползли слухи о том, что ей известны тайны зловещих ритуалов, некогда бытовавших в Данктоне, проведению которых положили конец кроты из Древней Системы, тайны, которые передавались по наследству из поколения в поколение кротами, дожидавшимися наступления подходящего момента. Так или иначе, ни один из боевиков не осмеливался потревожить ее в предрассветные часы, когда она выбиралась на поверхность земли и бродила по округе, что-то бормоча, ругаясь и творя заклинания, от которых в воздухе распространялось зловоние.
Проявления зла были многообразны. Раньше с приходом весны в Данктоне повсюду появлялось множество цветов, но в этом году они начинали увядать, едва успев расцвести: белые лепестки диких анемонов покрывались темными пятнами и безвольно поникали, болтаясь на чахлых стебельках, и даже пролески с их стрельчатыми листочками, чье цветение всегда проходило пышно и буйно, еле-еле пробились сквозь слой слежавшейся прошлогодней листвы, чтобы затем загнить на корню. Солнце, обычно радовавшее всех в конце марта теплом и ярким светом, оставалось бледным и пряталось за облаками, а его лучи заливали все вокруг холодным светом, никого не грея и не радуя.
Листва на деревьях не спешила распускаться, и в середине апреля лишь на боярышнике и конском каштане начали проклевываться почки — едва заметные зеленые крапинки среди черных стволов и голых ветвей. Казалось, зима не хочет уходить из леса.
Обитатели системы старались по возможности отсиживаться где-нибудь в пределах своей территории, а если кто-то из задиристых боевиков претендовал на их участок, они тут же уступали его без боя. Некоторые из кротов, стремясь войти в доверие или свести давнишние счеты, доносили боевикам на своих ни в чем не повинных соседей. А другие, дрожа от страха, затаились в норах и выбирались оттуда лишь в поисках пищи. Неделя проходила за неделей, а обстановка становилась все более гнетущей.
Страх и подавленность сказались на жизни всей системы: в тот год забеременело куда меньше самок, чем обычно, вдобавок у многих произошли выкидыши, и они остались без потомства. Такие самки с особой остротой ощущали собственную уязвимость, и к тому же Рун явственно дал понять, что недоволен ими. К самкам, которые все же принесли потомство, он относился благосклонно — не потому, что появление кротят всегда радость, а потому, что в будущем, на которое распространялись черные замыслы Руна, эти малыши смогут пополнить ряды боевиков.
Наступил апрель, и Рун постепенно перестал с тревогой думать о возвращении Мандрейка. В последний раз его видели в Гроте Темных Созвучий, когда он обрушил гору камней, чтобы преградить путь преследовавшим его боевикам, и с тех пор вестей о нем не поступало. Рун разместил несколько боевиков вокруг Древней Системы — на территории, где некогда обитал Халвер, на территории Брекена, простиравшейся между лугами и прогалиной, где стоял Камень, а также в других местах, где начинались туннели. Но никто ни разу не видел Мандрейка, ничего о нем не слышал, и Рун начал склоняться к мысли, что все закончилось само собой и Мандрейк сошел с ума и умер где-то посреди заброшенных туннелей или же навеки покинул систему, отправившись на поиски другой, которую надеялся подчинить себе так же, как подчинил когда-то Данктон. Но где бы он теперь ни находился, боевики ни за что не пустят его обратно.