Бремя чисел
Шрифт:
— Подождите-ка, — остановил я поток Сэмова красноречия. — Про чей дом вы только что сказали?
— Не понял?
Я не смог сдержать своего раздражения.
— Козы и зеркальце. В чьем доме они их забрали?
Сэм удивленно моргнул.
— В доме Елены Млокоте. Неужели вы ее знаете?
— Мне показалось, вы назвали другое имя, — небрежно отмахнулся я. — Значит, завтра вечером? А что нужно принести? Что надеть?
Лишь услышав ответы на эти вопросы, я выставил его за дверь.
На следующий день я одолжил у Нафири велосипед и через поля маниоки
По местным стандартам это был настоящий особняк: кирпичное строение, вокруг которого посажены деревья кешью и манго, мощенная камнем дорожка. Дом стоял одиноко и оказался гораздо дальше от города, чем я предполагал. Поблизости, в тени жакаранд, находилось еще несколько домов — правда, почти все с заколоченными дверьми и окнами. Соседи Елены давно покинули эти места, опасаясь набегов боевиков РЕНАМО. По словам Нафири, те, кто не послушался голоса рассудка, теперь спят вечным сном на кладбище Голиаты.
— Ну а вы?
Елена пожала плечами.
Мы сидели у нее на кухне. Деревянные стены и металлическая крыша. Цементная лохань для стирки белья.
— Правда, стирать белье я до сих пор хожу к бассейну. Там хоть есть с кем побеседовать.
Она разговаривает со мной на языке чичева, и монотонный ритм фраз на какое-то мгновение скрыл тот факт, что она не ответила на мой вопрос.
Внешне Елена не очень похожа на отца. Лишь после того как она заговорила, я убедился, что это дочь Жоржи Каталайо. Она даже по-своему привлекательна. Елене сорок с небольшим, но последствия ужасной засухи оставили отпечаток на ее внешности.
Она никому не позволит выбросить ее из этого дома.
— Они унесли мой радиоприемник, — призналась Елена. — У меня было три козы. Эти подонки забрали всех.
— Неужели?
— Все равно они ушли, — пожала плечами моя собеседница.
— Они вернутся.
— Сэм Каланге держит с ними связь. У них сейчас находятся несколько курандейрос, они лечат их раненых. Там, в саванне, все сильно оголодали.
— Что вы говорите?
Елена делала единственное, что в ее силах. Она пыталась примириться с действительностью.
— Послушайте, — сказал я. — В моем доме найдется комната для вас. Вы могли бы пожить у меня.
На неуклюжее предложение белого человека она ответила самым естественным образом: отрицательно покачала головой и улыбнулась. Был день стирки, и мы с Еленой пошли к ручью, который когда-то питал муниципальный бассейн Голиаты.
Пока Елена отбивала о камни скрученную в жгут капулану, ее сын Матеу, не обращая внимания на нас обоих, лежал на своей тростниковой циновке и размахивал руками, как будто дирижировал какой-то сложной современной симфонией. Я сидел, болтая ногами, на краю старого бассейна и размышлял о том, что же привело меня сюда. Что подарило мне эту встречу.
Бассейн уже давно пуст. Труба, по которой в него поступала вода из ручья, разбита вдребезги, а украшавшая когда-то дно голубая декоративная плитка — рыбки, раковины, водоросли, кораблики, мельницы — превращена в груду цветных осколков. Бандиты раскурочили даже кабинки для переодевания, некогда оберегавшие целомудрие плантатора и его детей,
парикмахера и его семьи, инструктора по вождению и его жены — малочисленной белой элиты старой Голиаты.Из кухни Елены открывается прекрасный вид на подножие холма, на останки кабинок, на Голиату и бурую ленту взлетно-посадочной полосы. Еще дальше, ближе к линии горизонта, воздух так прозрачен и чист, что видна даже малавийская граница.
Елена завернула сына в постиранную капулану — та уже успела высохнуть под жгучим утренним солнцем. Я смотрел, как она привязывает малыша к себе, и мне бросилось в глаза, что у нее дрожат пальцы.
От меня также не ускользнуло, что она посмотрела на Матеу с какой-то безнадежной тоской.
— Что случилось?
Елена пожала плечами:
— Просто вспомнила одну свою подругу.
Я молчал, ожидая дальнейших пояснений.
— Пойдемте, — сказала она. — Сходим на ее могилу. Хочу поговорить с ней.
Мы спустились с холма вниз, к кладбищу. В дневное время тут было нечего опасаться. В одной части кладбища я увидел памятники жертвам взрывов, тем, чьи останки невозможно было нормально похоронить. А вот какой памятник Елена установила на могиле мужа.
ДЖОЗЕФ АЛЕКСАНДР МЛОКОТЕ
1951–1983
Даты жизни опечалили меня.
— Он был так молод.
Должно быть, женился на Елене еще подростком.
— Муж погиб, ведя грузовик по проходу между минными полями, — сказала она.
За памятником ее мужу расположен участок крошечных могил. Я подумал, что здесь похоронены младенцы, умершие при родах или в результате выкидыша. Но Елена сказала:
— Здесь покоятся оторванные конечности.
В этих могилках лежали ноги. Обрубки ног. Кости, суставы и сухожилия. Подобных могил было так много, что я задался вопросом, а где же обитают калеки? На улицах мне они не встречались.
— Они обрабатывают свои поля, — пояснила Елена. — Где же им еще быть?
— А как же мины?
— А что мины?
Мне вдруг стало интересно, навещают ли калеки свои собственные могилы.
Елена отвела меня к тому месту, где покоилась ее подруга.
— Кеси, — сказала она, обращаясь к могильному холмику. — Это — Саул. Он был другом моего отца.
Я посмотрел на Елену. Та ответила мне улыбкой.
— Не знаю, зачем он пришел к нам, но догадываюсь.
— Ваша подруга, — произнес я, стараясь скрыть свои истинные чувства. — Кто она такая?
— Она была медсестрой, — ответила Елена. — Обычным гражданским лицом. По словам ее мужа, она была на шестом месяце беременности, когда на больницу напали матсангас.
Только без нервов. Я уже стал понемногу привыкать к подобным историям.
— Они вырвали у нее из живота еще не родившегося младенца и швырнули его в огонь.
Елена взяла меня за руку. Матеу, привязанный к ней складками капуланы, заморгал, глядя на белого человека.
— Я ведь получила вашу открытку, — сказала Елена, — и знаю, что привело вас сюда. Вы думаете, что это сделала я.
Она вывела меня с кладбища, мы вновь поднялись по склону и вернулись к ней в дом.