Бремя чисел

— Привет, Джефф! — проворковал ее помощник, откидываясь на спинку заднего сиденья. Поскольку я решил стать лучшим другом Стейси, то Джером, похоже, вознамерился быть постоянно с ней рядом.

Нет, он был не настолько мелочен и не запрещал мне вносить мой вклад в ведение домашнего хозяйства. Я отвечал за кофеварку и травяные чаи. Делал уборку в доме, подметал полы и вытирал пыль. Выбрасывал газеты до того, как до них успевал добраться Джером. Именно так я узнал про еще одно ключевое событие моего года, случайно наткнувшись на номер «Гардиан», где на развороте красовалась потасканная морда Джона Гридли. Впрочем, эту новость было трудно пропустить даже при всем желании.

Гридли, сенатор от штата Иллинойс, известен своей непредсказуемостью. Будучи примерным республиканцем, он в то же время не скрывал, что намерен заставить администрацию Буша решительно взяться за неблагодарное дело оказания помощи странам третьего мира. Задолго до того как в международной повестке дня замаячила тема списания долгов, Гридли выступил решительным сторонником одностороннего списания долга стран Африки. Сентябрьский теракт 2001 года лишь усилил его давнюю веру в необходимость завоевания симпатий иностранных граждан, дабы весь остальной мир наконец-то уверовал, что Америка не собирается никого грабить и обижать. Год назад, будучи серьезно больным, сенатор заявил в интервью журналисту «Нью-Йорк пост», что положит все силы, а если потребуется, то и жизнь, на то, чтобы данный принцип — эта, как он выразился, «основа основ национальной безопасности» — занял достойное место в американской политике.

Прошел год, и напыщенное заявление в «Нью-Йорк пост» превратилось в бессмыслицу. Во-первых, здоровье сенатора удивительным образом улучшилось; во-вторых, появилась реальная возможность подписания международного соглашения по списанию долгов стран третьего мира.

Реакция Гридли?

На прошлой неделе он заявил о своем намерении не принимать участия в очередных выборах в Сенат.

Я настолько разволновался, увидев снимок Гридли в «Гардиан», что не смог сразу заставить себя взяться за чтение статьи. Для начала я пробежал ее глазами в поисках таких слов, как «клиника» и «почка».

Гридли был из числа тех немногих, кто по своему опыту знал, что такое зияющая пропасть между бедными и богатыми странами. В настоящее время его единственная нормально функционирующая почка — это почка бывшего лейтенанта РЕНАМО Феликса Мутанги. Факт, что, даже будучи безнадежно скомпрометированным, Гридли рискнул продолжить политическую карьеру, достоин восхищения, подумал я. По сравнению с этим лицемерие, которое он проявил, купив почку у африканского бедняка (и таким образом спас собственную жизнь), — сущий пустяк.

Автор статьи в «Гардиан» после множества прощальных вздохов оправдал отставку сенатора простым парафразом его же собственных слов. Мне оставалось лишь надеяться, что эта слащавая история заинтересует других, гораздо более любознательных журналистов.

Я бросил газету в мусорную корзину и забыл о ней. Вытряхнул окурки из пепельниц. Приготовил салат. Попытался навести порядок в квартире.

Одна из комнат была полностью отдана под наряды Стейси. Вдоль стены от пола и до потолка высились полки, забитые коробками с обувью. То, что хранилось в аптечном шкафчике ванной комнаты, в количественном отношении не шло ни в какое сравнение с грудами коробочек пудры, теней для глаз, туши для ресниц, флаконов с лосьонами, которыми были завалены ее туалетные столики. Таких столиков было два — один в спальне, второй в комнате для переодевания.

Видел ли я ее дважды в одном и том же наряде? Вряд ли.

Хотя квартира хорошо проветривалась, я не мог подолгу находиться в ней. Мне было трудно общаться с разными портновскими и парфюмерными ипостасями Стейси Чавес: Стейси висела на дверях, Стейси высыпалась из шкафов, валялась разбросанная по кроватям и стульям, торчала из коробок, бутылок, банок. Существовало очень много женщин, и Стейси могла принять облик любой из них. Сейчас, став никем, она могла сделаться кем угодно, если бы пожелала. Она превратила себя в ходячие мощи. Заморила голодом собственную жизнь — так же, как и собственное тело. Джеромов список звонков по утрам. Верины секторные диаграммы днем. В постели — мужчина, который в два раза старше ее. Что это за жизнь?

Должно быть, подобные мысли приходили в голову и самой Стейси, потому что, когда наступил октябрь, она стала выбирать себе партнеров из числа студентов, которым читала лекции в качестве приглашенного преподавателя в парочке местных университетов. Обычно это были девушки. Роман продолжался, как правило, несколько дней, но никогда не дольше двух недель. По идее, мне они должны были быть до лампочки. Хотя я и Стейси иногда спали вместе, трахались мы крайне редко. Наступала ночь, и каждый отправлялся в свою комнату. Тем не менее меня по-прежнему раздражало, что я, как мне думалось, оказался в дурацкой роли доброго дядюшки. Того, кто потом уберет оставленный вами бардак. В общем, мой второй опыт совместной жизни с женщиной оказался столь же бесполым, как и первый.

Как же ей реагировать на мое разочарование? С жалостью? Или со смехом?

— Иногда я чувствую себя слишком хрупкой для твоего члена, — как-то раз заявила Стейси, собираясь на очередное свидание. И погладила меня по щеке. Она пыталась приятно возбудить меня, сделать соучастником своих авантюр. Кем-то вроде молчаливого партнера.

Даже когда я ударил ее, ничего практически не изменилось. На следующее утро, когда я, терзаясь угрызениями совести, вошел в кухню, то застал там Джерома — он фотографировал ее синяк под глазом. Я так и не понял, зачем это понадобилось — в интересах искусства или для получения страховки.

5

Ее турне. Представьте себе. СЧЖК-5.

Стенки ванны поднимаются над ней, высокие, серовато-белые, с грязными потеками. Рассол, удерживающий тело Стейси на плаву, очень густой. На стенках на уровне поверхности воды осаждается соль, кристаллизуясь там, где эмалевая поверхность чернеет отвратительным налетом.

Турне начинается в конце этого года в Милане, в галерее «Инга-Пин». На следующей неделе Стейси поедет в Венецию принимать участие в церемонии закрытия Биеналле. В наступающем году ее ждет Берлин, выставочный зал Национальной галереи современного искусства.

СЧЖК-5. Обнаженная Стейси — голая, сморщенная, она снова больше не ест — слизывает соль с губ. Соленая вода, в которой она плавает, потихоньку испаряется от жара расставленных вокруг ванны галогенных ламп.

В галерее «Инга-Пин» царит деловая атмосфера. Франко Содзани, редактор итальянской версии «Вог», прибывает за несколько минут до окончания технического прогона. (Состоятся лишь два перфоманса СЧЖК-5, один публичный, другой — для записи на DVD.)

Содзани договорился с Хельмутом Ньютоном, что вечером тот сфотографирует Стейси для журнала. Он хочет лично сопровождать Стейси на эту встречу, чтобы затем подробно описать ее для читательниц.

Стейси, дрожа от холода, согласно кивает. Она неодета. Три воздушных обогревателя включены на полную мощь. Они расставлены по углам воображаемого треугольника на приличном расстоянии от ванны. Стейси стоит как раз посредине, внутри столба горячего воздуха, держа полотенце на вытянутых руках.

— Студия расположена в получасе езды на автомобиле, — объясняет Содзани. Стейси апатично смотрит на него широко открытыми глазами, и он отчаянно барахтается в этом вакууме, пытаясь быть полезным. Его панику можно ощутить кожей. — Мы поедем в северном направлении.