Бремя прошлого
Шрифт:
– Так расскажет ли нам все-таки мисс Моди о том, что тогда происходило? Или просто будет дразнить нас отдельными подробностями, чтобы навсегда заточить в Арднаварнхе?
Шэннон рассмеялась:
– Что до меня, то я была бы счастлива стать пленницей в Арднаварнхе. Могу понять, почему Лилли не хотела уезжать отсюда. Это райский уголок!
Она встала, собираясь попрощаться с Эдди.
– Как-то странно: мы говорили весь вечер о Лилли, но ни словом не обмолвились о том, что было в ее душе.
– Душа Лилли… – задумчиво произнес Эд, шевельнув щипцами полено, из-под которого вырвался
Они вместе поднялись по лестнице. У самой комнаты Шэннон Эдвард взял ее руку, поднес к губам и поцеловал. Они улыбнулись, явно довольные друг другом.
– Спокойной ночи, Ромео, – прошептала Шэннон, открывая дверь в свою комнату.
– Шэннон, – громким шепотом окликнул он ее.
Она обернулась, и взгляды их встретились.
– Я насчет вашего отца… Вы можете рассчитывать на мою помощь.
Она благодарно кивнула. Она была готова воспользоваться любой помощью, и теперь на ее стороне были и Моди, и Бриджид, и Эдди. Шэннон больше не чувствовала себя такой одинокой, как раньше. Уснула она мгновенно, едва коснувшись подушки с пропитанной запахом лаванды льняной наволочкой. Она ни на секунду не задумалась о том, кто мог быть наследником Лилли; ее мысли были заняты Нэдом Шериданом, А может быть, Эдди Шериданом?
Я проснулась рано, возбужденная ворвавшимися через открытое окно моей комнаты лучами солнца. Легкий ветерок доносил из сада аромат роз. Из кухни вкусно пахло беконом и свежеподжаренным хлебом. Я немного полежала с закрытыми глазами, нежась на прохладных льняных простынях, и блаженно потянулась, совсем как в девятнадцать лет. О своем возрасте догадываешься только тогда, когда начинают хрустеть суставы.
Было уже почти одиннадцать часов. За окнами по гальке цокали лошадиные подковы. Я соскочила с кровати, подбежала к окну и выглянула, перегнувшись через подоконник.
Помощник конюха Колам вывел мою гнедую кобылу, и она со счастливым видом уже щипала маргаритки на краю лужайки, не обращая внимания на бегавших рядом далматинов. Я быстро оделась и поспешила вниз, горя желанием совершить прогулку верхом таким великолепным утром.
– Доброе утро, Моди! – приветствовала меня Шэннон, когда я уже шла по двору. Она с широкой улыбкой смотрела на меня, выглянув из своего окна.
– Я чувствую, что мне следовало бы сказать вам «доброе утро», но я этого не скажу, – усмехнулась я, – а просто спрошу, не желаете ли вы присоединиться ко мне для верховой прогулки?
И спросила на всякий случай, поскольку этих американцев, в особенности горожан, никогда не поймешь:
– Вы, разумеется, умеете ездить верхом?
– Умею. Но вы уже готовы, а я еще не одета.
– Так одевайтесь же, девочка, – сказала я, – и спускайтесь ко мне. Мы выпьем с вами по чашечке кофе и поедем, пока не испортилась погода.
Шэннон сбежала по лестнице пятью минутами позднее, в полотняной рубашке, джинсах и ковбойских башмаках. Волосы были собраны сзади в виде конского хвоста, и выглядела она лет на пятнадцать.
Я налила кофе в две большие кружки и подвинула к ней большой желтый кувшин с молоком. На серебряном блюде лежали поджаренный до хруста бекон,
свежий хлеб из пресного теста, сливочное масло и малиновый джем моего собственного изготовления.– Вам надо есть побольше, уж больно мало мяса у вас на костях, – критически заметила я. – Разве ваша мачеха не говорила вам, что мужчинам не нравятся тощие женщины? Им нужно, чтобы в постели было за что взяться.
– Кстати, о мужчинах, – мимоходом заметила она, – а где же Эдди?
Я искоса взглянула на девушку.
– Вы, видно, беспокоитесь о нем, – отвечала я. – Он уезжает в Голвей.
Я не могла удержаться от улыбки, увидев, как она сразу поникла. Глаза девушки не могли скрыть ее чувств.
– Он сказал, что, разумеется, к вечеру вернется, – лукаво добавила я. – Не знаю, кто теперь влечет его больше – то ли вы, то ли Лилли.
– Ни одна из нас, – возразила она, допивая кофе. – Его влечете вы, Моди. Он говорил мне, что находит вас неотразимой.
– Полно вам, девочка, – не без удовольствия заметила я, так как всегда любила комплименты. Я надела шляпу и заторопила Шэннон: – Так едемте же!
Мы не спеша пробирались через заросли папоротника к развалинам Большого Дома. Я хотела показать девушке место, где протекала жизнь Лилли. Отперев висячий замок, я толкнула тяжелую входную дверь. Она со скрипом открылась.
– Я прожила здесь до двенадцати лет, – говорила я Шэннон. – Каким чудесным было мое детство! Но надо признаться, что после пожара, когда мы вернулись сюда и поселились в Арднаварнхе, здесь стало еще лучше.
Мы вышли из дома и прошли через обнесенный стеной сад, зеленевший шпалерами грушевых и персиковых деревьев, теперь совершенно высохших из-за отсутствия ухода.
Вечером, после ужина, я продолжала свой рассказ перед горевшим в гостиной камином. На мне было зеленое, цвета нефрита, платье от «Шанель» по моде тысяча девятьсот тридцать четвертого года, бриллиантовые серьги и браслеты. Этот молодой льстец Эдвард сказал мне, что я выглядела великолепно, и преподнес букет алых роз и громадную коробку шоколада, купленного в Голвее.
Я смотрела, как Эдди уселся на диване рядом с Шэннон и с какой приветливой улыбкой она подвинулась, чтобы ему было достаточно места. «Вот будет интересно, если он влюбятся друг в друга!» – подумала я. Но по своей всегдашней привычке я люблю опережать события.
– Напомните мне, дорогие, на чем мы вчера остановились?
– Лилли отправилась на рассвете на прогулку верхом с Финном О'Киффи, – нетерпеливо подсказала Шэннон.
– Ах да, Финн! Ну что ж, продолжим наш рассказ!
13
У Пэдрейга О'Киффи были волосы цвета порыжевшей соломы и нездоровое лицо, усыпанное веснушками и бородавками. Нижняя челюсть слегка отвисала, выставляя на всеобщее обозрение несколько уцелевших пожелтевших зубов. Грудь была впалой, короткие ноги – кривыми, а руки длинными, как у гориллы. Все считали Пэдди О'Киффи уродом, каких свет ни видывал.
Но как случилось, что у такого урода было два таких красавца-сына?
– Да, это моя порода, – хвастался он после нескольких кружек.