Бремя страстей
Шрифт:
***
В нашем перевернутом мире есть перевернутый вид искусства — перфоманс. Зрители и исполнители в таких действах не разделены, как в привычном театре. Они условно едины и часто действуют сообща. Какие- то элементы перфоманса, например, есть в эстраде. Это когда певец зазывно машет руками и просит зал ему подпевать, или юморист зовет одного из зрителей на сцену, вовлекая в миниатюру.
У любого жанра есть мэтры и есть рядовые ремесленники. Есть свои мэтры и у жанра перфоманса. Одна из них — Марина Абрамович. В 1974 году эта в высшей степени экстравагантная и необычная дама устроила один из самых известных своих перфомансов под названием «Ритм О». Суть была в следующем. На столе в аудитории лежало 72 предмета разного
«В чем смысл?» — спросите вы. В том, что неподвижный теплокровный объект, не оказывающий сопротивления, рано или поздно становится объектом насилия. Так почему-то получается. Люди вначале ведут себя вполне прилично: осторожно и настороженно. Просто смотрят. Потом они робко приближаются к живому объекту и прикасаются к нему. (Марина Абрамович сидит, не мигая, изображая статую.) Люди прикасаются вначале кончиками пальцев. Потом берут веер и машут им на подопытную. Берут гребешок и причесывают ее. Посмеиваются. Так продолжается сколько-то времени. И вот наступает момент, когда участники перфоманса вдруг начинают покалывать сидящего человека булавками.
Дальше — больше. Пытаются нанести порез, сильнее уколоть, пырнуть, потянуть за волосы. Беззащитность объекта, статус немой жертвы распаляет участников. Свою роль играет и чувство коллективизма. Все же в толпе ты «вроде» ни в чем лично не виновен: все кололи — и я колол. Коллективный человек в вопросах насилия почти бессознателен. Наконец один из участников взял пистолет и навел его на испытуемую... На этом перфоманс закончился. Марина встала и пошла по направлению к публике. Люди стали разбегаться — то ли от эффекта ожившей статуи, то ли от реальности сопротивления.
Сама Абрамович позже говорила, что ждать решения от публики означает дать себя убить. По сути, цель перфоманса — опытно показать человеку, что внутри у него спит, свернувшись до времени в клубочек, дикое животное. Пару часов назад кто-то шел по улице и разглядывал витрины — и вот он уже потенциальный убийца. Каково? Исходя из пользы произведенного опыта, у меня даже пропадает желание насмехаться или критиковать подобные непривычные виды искусства. Ведь вывод стоит того, и игра стоит свеч.
Мы же читаем в прессе, что какой-то педагог оказался педофилом, какой-то полицейский — садистом, какой-то сенатор нюхает героин на гей-вечеринке. Мы возмущаемся: как так? Культурные же люди! А дело все в том, что культура ничего не лечит, но лишь временно одевает папуасов в модные пиджаки и плащи. Потом плащи с пиджаками сбрасываются...
Вот он идет по улице под ручку с женой — культурный представитель самой культурной цивилизации. Он идет на перфоманс. Там он будет первые полчаса культурно сидеть, как в театре, а потом постепенно увлечется атмосферой зрелища, развяжет галстук, вспотеет от увлечения и подойдет к испытуемой, держа в руке шило... Или он революционный борец за счастье собственной страны. Его голова полна светлых идей. Уму непостижимо, как всего через два-три месяца он превратится в палача и насильника, а пыточный подвал с беззащитной жертвой полюбит больше всех демократических благ на свете.
По сути, цель перфоманса - опытно показать человеку, что внутри у него спит, свернувшись до времени в клубочек, дикое животное.
Цивилизация смывается легко. Стоит человеку в модной шляпе свернуть с центральной улицы в некий переулок и сделать десять шагов по лестнице вниз (или по лестнице вверх), стоит очутиться где-то там, где вместе со шляпой снимают стыд, — и перед нами уже человек без макияжа культуры и цивилизации. Нет такого греха, который бы не совершил «цивилизованный» человек, свернув с центральной улицы в некий переулок. Поэтому не стоит удивляться и делать круглые глаза, слыша о каннибализме, изнасилованиях, пытках и многом ином, совершаемом «культурными людьми», когда «солнце сядет и карта ляжет».
Когда Церковь говорит людям об их недугах, на нее привычно шикают, давая
волю все тем же врожденным недугам. Но вот вам свидетельство от внешних. Марина Абрамович ничего не имеет общего с клерикализмом и фундаментализмом, консерватизмом и морализмом. Она эпатажная хулиганка, если хотите знать. Она революционерка в области искусства. И она просто делает нечто необычное в публичной плоскости, заставляя проснуться зверя, задремавшего внутри человека. О том же самом и пьеса Дюрренматта «Визит дамы».Хорошие люди в милом городке, где все друг друга знают, конечно, не согласятся на богатство и комфорт, если для этого требуется убить одного из горожан. Конечно, они не согласятся! Хотя... Он один, а нас — целый город. К тому же он не безгрешен. К тому же то, к тому же се. И вот вчерашние мещане очень скоро становятся коллективными соучастниками убийства одного из своих соседей, кого знают много-много лет.
О том же самом фильм Триера «Догвилль». Милый городок, затерянный в горах и населенный всего двадцатью скромными жителями, приютил беженку. Люди в городке простые и чистые, казалось бы. Они скромно живут и искренне переживают за свой моральный облик. У них есть принципы и идеи. Почему принятая ими девушка вскоре превратилась в сексуальную рабыню, носящую кандалы и изнуренную тяжелым трудом, всякий без труда узнает, посмотрев фильм. И это даже не Дюрренматт, которого при желании можно заподозрить в клерикальной ангажированности, поскольку его отец был хоть и лютеранский, но все же пастырь. Это Ларе фон Триер, выносящий свой собственный, выраженный кинематографическим языком, приговор «культурному человечеству с высокими идеалами гуманизма».
Итак, правда о человеке, о том, «кто в теремочке живет», должна быть выражена и услышана. И в свете этой некрасивой правды становится очевидным, почему необходимо покаяние, внимание к себе, молитва, примирение, милостыня и прочие духовные труды, без которых надутое прекраснодушие разбивается в пыль о стену кошмарных реалий. Ведь говорим же мы светским языком: «Если информирован — значит, вооружен». Действительно, информация о приближении стихийного бедствия, о подлоге, об отравленной пище, неисправном транспорте, подмене товара и т.д. спасает людей. Мы не спорим с этим. Точно так же и знания об общечеловеческой порче должны быть восприняты серьезно. То, что я знаю о себе, это не весь я. И то, что ты знаешь о себе, это не весь ты. Все гораздо печальнее, страшнее и гораздо интереснее. И там, где люди не слушают священника, о том же самом им говорят писатели и режиссеры. Даже постановщики перфомансов, и те говорят...
Терпеть и прощать ближнего
История из жизни преподобною Макария Великого
Гордость проявляется и в нетерпении обид. В повседневной жизни это проявляется повсюду: и в транспорте люди остановку спокойно проехать не могут, и в очереди к банкомату найдут возможность поссориться. Хочется вспомнить одну историю, связанную с именем преподобного Макария Великого. Этого человека называли еще при жизни «земным богом».
Оговорюсь. То, что преподобного называли «земным богом», не противоречит библейскому взгляду на вещи. Сам Господь говорил Моисею, что он будет богом своему брату, когда послал его к фараону. Моисей имел дефект речи, он должен был все нужные слова говорить своему брату Аарону, а Аарон уже возвещал эти слова людям, в частности фараону. Господь говорил Моисею, что он будет ему богом: то есть Господь был Богом для Моисея, а Моисей был богом для своего брата Аарона, возвещая людям важные истины, значение которых и по сей день непреложно.
Древнее монашество зачастую заключалось в следующем. Люди уходили из жилищ, семей, из сел, городов и поселялись на небольшом расстоянии от них. Они сохраняли дружеские отношения с некоторыми людьми, живущими в мирских селениях, и регулярно получали от них какие-то подношения в виде пищи, одежды, воды, могли сами продавать что-то из своего рукоделия, и так питались. Это уже позже монастыри стали образовываться дальше от селений, когда возникали общины.
А изначально это все имело очень простой вид — обычная хижина. Преподобный Макарий поселился недалеко от одного селения. Некая девица, жившая там, потеряла свое девство и забеременела. Имени отца ребенка она никому не называла, и через какое-то время открылось, что она беременна. Свой позор она приписала Макарию.