Бремя Власти
Шрифт:
Полковники кивнули, но в глаза генералу смотреть не стали. Незачем. Уверенности в собственных силах у опытных офицеров хоть ложкой кушай, а вот в своих солдатах — не очень. Правда ослушаться приказа они не могли. Трибунал — при желании командира дело быстрое, а уж когда на носу сражение, вовсе мгновенное.
Через пятнадцать минут полки построились. Под барабанный бой они двинулись к опушке леса…
Генерал-майор Паскевич, поступивший на службу незадолго до смерти царя Петра, давно хотел прославиться на ниве баталий. С юности даровитый мальчик грезил военными свершениями, видел себя гордо входящим верхом на коне в побежденный город, под гордые звуки труб и грозный бой барабанов.
Вот только став генералом жизнь Стефана Паскевича
И вот уже более двух лет сидит генерал-майор в Смоленской губернии, воспитывает по новым артикулам пополнение, обстреливает молодежь в потешных баталиях и нехотя выполняет указы государя, получая за службу немалые деньги. Которых с лихвой хватает на разгульную жизнь, двухэтажный терем с прислугой и маленькими излишествами о коих никто кроме Петра, личного слуги шляхтича, даже не догадывался.
Сколько бы подобная жизнь корпуса продолжалась никто не знает. Но развязавшие войну против России смахнули с этого казалось бы сонного царства скуку, взбодрив генерал-майора и дав ему возможность в кой то веки проявить себя в баталии. Тем более, что от генштаба пришел рескрипт: 'связать силы противника боем, вымотать основные силы и по возможности выбивать отряды фуражиров…'. Правда про окончание Паскевич решил не думать, ну подумаешь сказано не вступать в полноценное сражение. Да и как такое возможно генералу было непонятно — воевать так воевать. И нечего воду в ступе толочь, врага бить надо, а не па перед ним выписывать, не менуэты ведь танцуют!
Так что стоило авангарду противника пересечь границу как корпус узнал об этом. Однако вводить полки в город генерал-майор посчитал не нужным — артиллерию при таком раскладе придется уводить, а без нее воевать будет ой как тяжело. Хоть полевые пушки русской армии выглядели маленькими и неопасными, особенно если сравнивать их с циклопическими орудиями Османской империи, но это только казалось и в противостоянии батарей еще неизвестно способны ли в Европе им что-либо достойное противопоставить. Гений русских оружейников шляхтич со скрипом, но признал. А иначе просто не смог бы командовать корпусом, ведь сдавая аттестацию, приходилось не только на бумаге описывать разные ситуации, но и 'воевать', используя все имеющиеся под рукой силы.
В итоге после долгих дум Паскевич решил действовать самостоятельно, наплевав на рескрипт генштаба. И в течение почти трех недель ничем не выдавал своего присутствия. И вот когда город вот-вот должен был пасть (а уж разведчиков генерал выставить не забыл) он решил дать противнику бой.
Благо, что в корпусе шесть полков, с полевой артиллерией и гусарскими эскадронами. А это как никак девять тысяч воинов. Мало? Возможно, но план, по которому Паскевич хотел действовать предполагал атаку на пересеченной местности и большие силы для него не годились. К тому же два батальона из Смоленского и Тверского полков перекинули в город до осады. На усиление.
Загодя прорубили дорогу для полевых пушек, подпилили деревца рядом с краем леса, того откуда сейчас выходили и рыли сотни волчьих ям, изредка отвлекаясь на то, чтобы спрятаться от редких патрулей войска Савойского. Заботиться о деревенских жителях, в изобилии расселившихся на благодатной смоленской земле генералу не пришлось — те заблаговременно оповещенные собрали пожитки, выгнали скот и
отправились в дремучие чащобы, пережидать бурю, обрушившуюся на их край. Да многие печалились, особенно по тому что скоро пахать да сеять надо, а времечко уходит, не будет русский человек под ярмом захватчика работать, знает, что добра от врага не дождется…Правда остались некоторые семьи, надеялись, что минует их судьба, солдаты не злобливые попадутся, да и просто ленивые. Им то первым и подпустили красного петуха, потому как в окрестностях шастали не простые воины, от сохи, а псы войны — наемники, готовые за лишнюю медяшку брата с отцом удавить, да еще на их могилке сплясать!
И все же именно благодаря превентивным мерам провизии фуражиры собрали сущие крохи, а кормов для скота вовсе не нашли, разве что черные проплешины на земле — те что еще недавно стогами были…
— Ваше сиятельство! Полки готовы.
К генерал-майору подошел майор Пронин, штабной офицер, ведающий делами корпуса едва ли не больше самого командующего, однако соблюдающего должный пиетет и блюдущий чинопочитание. Увы, но именно таковы люди самые приспособленные к работе среди высших чинов и не важно армия это, министерство или вовсе какая-нибудь новомодная компания, коих за последние пяток лет развелось тьма-тьмущая.
Сам генерал восседал на гнедом невысоком жеребце с роскошной гривой и злобным характером. Каштар достался Паскевичу как дар одного из вождей калмыков, еще в ту пору когда их тысячи беспокоили прибалтийские земли и финский край. С виду жеребец был неказист, но норовом обладал бойцовским. Это генерал понял сразу как сел в седло. Эти двое нашли друг друга, признавая право одного командовать и второго творить все что ему заблагорассудится в остальное время. Каштара боялись. Но в бою конь отрывался на полную! Копыта, зубы и ломовая мощь творили нечто невообразимое со строем противника, нередко число убитых конем переваливало такое же число большинства кирасир или гусар, лихо рубящихся на передовой в самых жарких местах.
— Что ж, думаю можно начинать, полюбовались на нас и будет. Труби: 'Артиллерии бой!'.
Стоящий рядом горнист выдал три коротких и один длинный звук. Следом за ним вторили еще двое: на правом и левом флангах. Пока из леса вышли только четыре полка, еще два в это время обходили по флангам и уже вот-вот должны были оказаться едва ли не в тылу противника. По крайней мере на это был расчет штаба корпуса и огромная надежда самого генерала. В противном случае, если замысел не удастся им придется отступать и не факт, что удачно — потерю орудий оправдать не получится.
Однако как бы не мало казалось число воинов, построившись в двух шереножный строй с прогалами в виде полевой артиллерии на стыках батальонов, фронт удалось растянуть как на полноценных шесть полков. Тем более что фланги прикрывали по восемь эскадронов гусар, а инженерные роты суетились возле шести фунтовых орудий, спешно ставили рогатки и натягивали колючку.
Большая часть солдат прошла горнило не одного сражения, но были и новички, нюхавшие порох только во время учебных стрельб, да в потешных баталиях. Им то сейчас приходилось хуже всех, поэтому ветераны, из тех кто поязыкастей травили байки и прибаутки, внимательно наблюдая за однополчанами, не дай Бог, в решающей момент дрогнет у новичка рука или вовсе ноги сами собой понесут прочь от врага. Таких нужно отсеивать задолго до битвы, но увы во время учебы оные проявляют себя неохотно, а вот в сражении сразу вскрываются — такие за Родину и товарища не умрут, просто даже если захотят: не смогут. Такова их натура трусливая и винить в этом не стоит, из них хорошие снабженцы и хозяйственники получаются, но не воины…
Против русского корпуса противник вывел семь полков: по одному на центр и фланги — в первой волне и столько же во второй и еще один — конный стоял в резерве. Забили барабаны и враг двинулся к кромке леса, перед которой спокойно ждали неприятеля солдаты в темно-зеленых мундирах. По мере сближения барабанщики противника ускоряли темп…
Бабах! Солдаты вздрогнули, но взрывов ядер поблизости не было. Кое-кто из новичков счастливо улыбнулся: 'Уф, пронесло', - наверняка подумали они и крепче схватили приклад фузеи.