Бреслау Forever
Шрифт:
— И как? — спросил Васяк. — Пришил гада? Потому что я слышал выстрелы.
— Нет. Нам нужно выйти во двор.
Судя по мине, милиционер предпочел бы этого не слышать.
— Обоим вместе?
— Холера одна знает, как будет лучше. — Борович горячечно размышлял вслух: — Быть может, так: я выскочу, а ты будешь меня прикрывать.
— Хорошо. — Васяк присел на одно колено у фрамуги, с той стороны, где ложилась длинная тень. На долю секунды отрывая взгляд от крыш, он проверил положение затвора в автомате. — Чисто, — шепнул он.
Борович тут же выскочил, пробежал несколько шагов и припал к земле за самым крупным, идеально постриженным кустом.
— Духов нет!
Потом бросился бежать. В двери дернул Васяка за воротник и рявкнул:
— Сваливаем! Там что-то есть!
— Господи Иисусе, что?
Они бежали по коридору к выходу из здания.
— Не знаю. Сваливаем, как можно подальше.
— В управление?
— Нет.
— Куда же тогда?
— В Америку!
Альтбузерштрассе была небольшой, но довольно длинной улицей. Офицер крипо (криминальной полиции) шел по ней и трясся. А может, следовало бы вызвать гестапо? Попросить прислать дополнительные силы? Как? Ближайший телефон был, кажется, в аптеке на Рынке. Альберт Грюневальд трясущимися от страха руками расстегнул плащ, вынул люгер и перезарядил. Он знал, что это ему мало в чем поможет. Тем не менее, он обязан был решить это дело.
Город уже был в осаде. С Ноймарктплатц [67] раздавался оглушительный грохот орудий. Но сама эта улочка пока что оставалась целой. Грюневальд шел, словно был не в себе. Слегка отрезвил его легенький ветерок. Он инстинктивно глянул в сторону. Ветер открыл ворота подворотни, где два солдата сбрасывали мундиры и переодевались в гражданское.
Грюневальд побежал к ним с криком:
— Стоять! Это крипо!
Ему не повезло. Он попал на парашютистов Геринга. Один из них выхватил пистолет и выстрелил быстрее, чем Грюневальд успел нажать на курок. Они ведь уже пару лет принимали участие в настоящей войне, а он — нет. И вообще, никогда еще он не стрелял в человека.
67
Площадь Новый Рынок.
Парашютист подошел к лежащему и добил его следующим выстрелом.
— Эй! Не дури, — сказал второй солдат. А точнее: наполовину солдат и наполовину гражданский, если судить по конгломерату элементов всей той одежды, что была на нем.
— А что?
— А вдруг кто-то услышал?
У убийцы не было никаких сомнений.
— В этом грохоте орудий? Да и кто? Ведь всех эвакуировали.
— Факт. Если кто и остался, сидит теперь, трясется в подвале.
Они быстро закончили переодеваться. Хуже всего было с обувью. Пришлось обыскать несколько квартир, чтобы найти подходящую.
— Те инвалидские бумаги с тобой?
— Со мной, donnerwetter. Я обыскал трупы во всем морге, делая вид, будто бы разыскиваю тело брата. — Дезертир развернул два листка. — Один после кровоизлияния в мозг, а второй — слепой. Ты кем хочешь быть?
— Слепым быть не хочу, — решительно заявил его дружок.
— А знаешь, что такое кровоизлияние?
— Нет, — прозвучал, вне всяких
сомнений, откровенный ответ.— А я знаю, потому что расспрашивал врача из другого госпиталя. У меня будет половина тела без движения, и я буду бормотать, указывая тебе дорогу. Ты меня будешь чуть ли не нести, но, время от времени, тебе нужно будет столкнуться с каким-нибудь столбом, ага, и никогда никому не гляди в глаза.
— Погоди. У слепого ведь должна быть палка.
— Вон, у того, что лежит, есть палка. Явно когда-то схлопотал.
— Так это же не такая…
— Что б ты сдох. Сейчас обдеру краску ножом.
— Ладно. Тогда — в атаку. — произнес парашютист по-польски. Он неоднократно слышал этот клич с вражеских линий во время боев под Монте Кассино. — Пока русские не замкнули кольцо.
Слепец и наполовину паралитик умело перескочили неподвижно лежащее тело. Умело, по-спринтерски они перебегали из подворотни в подворотню в зоне обстрела, где не было патрулей. Потом предполагали уже не спешить.
Альберт Грюневальд так никогда не добрался до скрывавшего тайну монастыря.
Сташевский с Мариолой застряли вместе с другими машинами точно в том самом месте, где Кугер много лет назад получил осколком в ногу. Славек вышел, разминая кости, но еще и затем, чтобы глянуть, что происходит впереди.
— О, раны [68] , по-моему, какая-то авария.
— Что?
— Говорю же тебе: авария. Придется постоять на этой сковороде.
68
Имеются в виду «раны Христовы», уже несколько устаревшее выражение. Гораздо чаще можно слышать «курдле», а то и прямо: «курва» — Прим. перевод.
Мариола тоже вышла, вытерла пот со лба.
— Я расплавлюсь.
— Так сними жилет.
— Нет. Я же знаю, что что-то случится. Как с Мищуком, Грюневальдом и другими офицерами.
— Но ведь Грюневальда застрелили. И… — Сташевский резко прервал рассуждения. Он указал на припаркованный у обочины красный мерседес. — То ли меня глаза обманывают, то ли они его как раз крадут?
Заинтересовавшись, он подошел поближе. Пара амбалов, уже сидя в средине, пыталось завести машину без ключа, вырвав провода. На заднем сидении дрожал перепуганный старичок.
— Проше пана! — крикнул он. — Помогите мне!
Обескураженный наглостью грабителей, Сташевский глядел на них чуть ли не с восхищением. Эти двое угоняли тачку среди бела дня, на глазах прохожих, рядом с машинами, стоящими в пробке. Ни о чем подобном Славек никогда не слыхал, даже от коллег по управлению.
— Помогите мне, — умолял старичок. — Внук остановил тут и пошел по своим делам. А меня попросил присмотреть за машиной. Только что я могу сделать против этих двух здоровяков?
— Да я бы тоже один с ними не справился.
— Тогда хоть полицию вызовите!
— Ну… ну… — Славек потряс головой. — Наверное, вы правы.
Он вынул из кармана сотовый телефон и быстро сделал пару снимков высокого разрешения. Об этом факте бандиты не знали, но вот телефон заметили.
— Эй, ты, — рявкнул тот, что сидел с пассажирской стороны. — Спрячь свой сотовый, а не то заберу, а тобой лобовое стекло протру. Видишь, грязное.
Сташевский послушно спрятал аппарат. Ему хотелось смеяться. Тем временем, второй скинхед соединил провода, и двигатель завелся.