Бригада: Металл и воля
Шрифт:
Работаем, Герман Моисеевич, изучаем обстановку.
— Трудись, милый, я в долгу не останусь… Какая помощь требуется?
Виктор Петрович выразительно помолчал.
Понял. Сколько?
Снова — скромное молчание. Верстовский, без подсказок и намёков, должен понимать, что такие дела чистыми руками не делаются, а для того, чтобы эти чистые руки превратить в грязные требуется не один миллион баксов, даже не десяток — намного больше. Захочет заграбастать комбинат — раскошелится.
Олигарх не просто хотел — мечтал! По сравнению с гигантом отечественной индустрии все афёры, которые он проворачивал и продолжает проворачивать — мелочь,
Сегодня же переведу в Красносибирское отделение банка Менатеп. Работай, Витенька, старайся! В долгу не останусь…
Отключив мобильник, Зорин задумался. Прежде всего, необходимо задействовать Тучу. Пусть он покопается в прошлом и в настоящем председателя совета директоров комбината, владельца контрольного пакета акций… Как его дразнят?… Минут десять, не меньше, Виктор Петрович перебирал в памяти, будто в картотеке, имена приятелей, союзников, врагов. Почему-то постоянно выскакивал жирный Кабан.
Наконец, вспомнил: Рыков, Алексей Анатольевич Рыков. Как ныне сбирается вещий Олег… Куда сбирается: на тот свет или в кресло премьера? Какая-то дичь лезет в башку. Рыкова звать вовсе не Олегом — Алексеем. Новоявленный Алёша Попович, богатырь земли русской, блин!
Снова, заносит? Заболевает он, что ли? Или извилина зацепилась за извилину?
Стараясь успокоиться, Зорин прогулялся по шикарному трёхкомнатному номеру гостиницу, почему то названному пяти-звёздным отелем «Сибирский самородок». Будто не гостиница — армянский коньяк.
Размышлять на ходу — дано не каждому, обычно размышлениями занимаются либо сидя за письменным столом, либо лёжа на диване. А вот у Виктора Петровича думалось только в движении.
Итак, круг деятельности одного помощника очерчен. Сначала он займётся разработкой Рыкова, потом будет нацелен либо на его ликвидацию, либо на захват акций. В зависимости от обстановки.
А кто займётся нищенствующим рабочим классом? Без народного гнева, направленного против эксплуататоров, шумных митингов, ехидных лозунгов и плакатов, пикетирования здания администрации и прочих акций протеста не обойтись. Обстановку в комбинате нужно накалить до предела. Потом использовать её для достижения своих целей. Для этого необходим ловкий человек.
Придётся вызвать из Свободного проштрафившегося Литвиненко. Пусть замаливает грехи. В ловкости ему не откажешь, в умении использовать любую возможность для нагнетании обстановки — тем более. Не зря его уважали и побаивались во время службы в ФСБ.
А ему придётся встретиться с «Алёшей Поповичем». Так сказать, пойти в разведку.
Виктор Петрович достал из кожаной папки фотографию Рыкова. Ничего особенного, на него смотрел сухощавый мужчина средних лет, с залысинами, в золотых очках, за которыми прячутся умные глаза. Именно такими и должны быть хозяева новой жизни: серьёзными, по спортивному собранными.
Где его слабое место, по которому лучше ударить? Излишнее самолюбие или, наоборот, сознание собственной ущербности? Приверженность к реформированию всего и вся? Тяга к женщинам или к мальчикам?
Не стоит гадать и прикидывать. Бесполезно. Лучше сейчас же, не откладывая, поехать в управление комбината, встретиться с Рыковым и провентилировать все его достоинства и недостатки.
Приняв решение, Зорин осмотрел себя в настенное зеркало, поправил галстук, смахнул с плеч воображаемые соринки и вызвал секретаря-любовницу.
Недавняя «сдобная булочка» осунулась, её пышные прелести
зачерствели. Если при первом постельном знакомстве она азартно вертелась под хозяином, будто её спину жалили осы, то уже при втором испытании потеряла все эти качества. Не прыгала, призывно не стонала, не старалась ещё больше разгорячить и без того горячего любовника.А вчера просто подставилась, отдала своё тело в краткосрочную аренду. Даже отвернулась, шлюха, не шелохнулась, не реагировала на самые интимные ласки — лежала бревном. Сменил шило на мыло! Прежняя любовница, кобыла с грудями-сопками и тяжёлым задом, хотя бы старалась изображать страсть, всхлипывала и шевелилась.
— Ты не заболела, Верочка? Вид очень уж нехороший: синяки под глазами, нездоровый румянец. Может быть, покажешься местным светилам?
Спасибо, Виктор Петрович, я здорова…
Зорин ласково погладил девушку по покатому плечику, плотоядно заглянул в декольте, где спокойно лежали два упругих мячика. Мужское желание сразу отреагировало — подняло голову. Разве приказать давалке раздеться и в очередной раз «полечить» её? Жаль, нельзя сейчас расслабляться или, наоборот, возбуждаться, лучше отложить лечение на вечер.
Все же прими какое-нибудь жаропонижающее средство. К вечеру постарайся выздороветь. Сейчас я ненадолго отлучусь, приеду — проверю. Если мне будут звонить, узнай, кто и по какой нужде, попроси перезвонить часа через два.
Тёлка ответила ехидной улыбкой. Дескать, я всегда готова к употреблению. Только прикажите, мигом разденусь и предстану прародительницей Евой… Что касается телефонных звонков, отвечу, как нужно, можете не беспокоиться. Повернулась и покинула номер.
Зорин полюбовался округлыми бёдрышками и аппетитным задком, огорчённо вздохнул. До чего же трудная жизнь у чиновников, даже у высокопоставленных! Одна работа на уме, никакого тебе отдыха…
Через четверть часа помощник представителя Президента медленно ехал по направлению к комбинату. Он расположился на заднем сидении «рено» и бездумно смотрел на оживлённые городские улицы, любовался старинными зданиями и возрождёнными соборами и церквями. Рядом с водителем, он же — охранник, сидел парень с бычьей шеей — второй телохранитель.
Возле помпезного здания городской администрации — пикет. Худые, измождённые мужчины, плачущие женщины, играющие дети. Зорин приказал остановиться, внимательно прочитал самодельные плакаты. «Отдайте наши деньги!». Хорошо, даже отлично! Надо бы добавить несколько матерщинных словечек, но и без них пройдёт… «Алексей, пожалей детей!» Тоже неплохо. «Не отдадите заработанного — пожалеете!» Замечательный призыв пустить в ход дубины! Похоже, Андрею не придётся трудиться, и без его участия обстановка в городе накалена до предела. Тронешь — обожжешься.
Возле комбината — еще один пикет. Здесь не слышно ни плача, ни просьб, ни угроз. Угрюмые мужчины и женщины подставляют фотокинокамерам развёрнутые листы ватмана с написанными тушью либо фломастером лозунгами. Такими же, как у здания городской администрации. Отдать заработанные деньги! Перестать издеваться над народом! Не доводить его до крайней точки кипения! Куда смотрит Президент и его представители! Долой угнетателей и эксплуататоров!
Во время он приехал в Красносибирск! Плеснуть в костёр бензин, подложить охапку-другую сухого хвороста — взметнется пламя, пожирающее и городские власти, и правителей комбината. Тогда неизбежно подадут в отставку и те и другие…