Бригадир
Шрифт:
И все-таки Спартак был рад ее визиту. И встреча с друзьями-соратниками приподняла настроение. Но, как ни крути, он был еще слаб для того, чтобы выдержать шумную компанию. Утомил его разговор, потому и в сон вдруг потянуло.
Бригадир уже засыпал, когда в палату зашла медсестра. Тяжелая темная и блестящая волна волос под стильной шапочкой, короткий халатик с расстегнутыми верхними пуговицами, стройные длинные ноги, соблазняющая походка от бедра. Выразительные глаза, правильные черты лица, обаятельно-игривая улыбка на пухлых, четко очерченных губах.
Глядя на это чудо, Спартак решил вдруг, что это Мартын прикололся. Заказал
– Погоди.
Спартак нажал на кнопку лежащей под рукой рации, и в палату заглянул крепко накачанный Биток.
– Кто такая? – Кивком головы Спартак показал на сестру.
– Алла. Работает здесь.
– Уверен?
– Я проверял, отвечаю…
– Как ты проверял?
– Ну-у… – замялся парень. – С врачом говорил. С Аркадием Алексеевичем.
– Свободен.
Охранник вышел из палаты быстро и совершенно бесшумно. Уметь надо.
– А как он должен был меня проверить? – шаловливо, хотя и с легким упреком спросила девушка.
– Каком кверху.
Она была хороша собой, но Спартак не чувствовал в себе желания заигрывать с ней. Настроение не то. И спать она ему помешала, что раздражало его так же, как и ее вычурная пикантность. Ненатурально все, не по-настоящему. Будь он простым смертным, Алла бы не заигрывала с ним. А так он чуть ли не первый человек в городе.
– Ну вот, шутите, и то хорошо… Мне бы как раз вас «каком кверху» повернуть, но нельзя. Поэтому «каком книзу», если вы не против…
Алла приподняла одеяло, обнажила мягкую боковину, куда и воткнула иголку. При этом она согнулась в поясе, и ее ничем не удерживаемая грудь вывалилась из разреза халата и разнуздано глянула на него коричневым глазком. Но Спартаку не понравилось и это.
Когда Алла ушла, он вызвал Битка и велел привести врача. Ему и сказал, чтобы эта медсестра к нему больше не подходила.
Спартак должен был об этом пожалеть. И девушку обидел, и сам без романтики остался. Состояние скоро улучшится, настроение поднимется, а с Аллой можно не только флиртовать – возможно, она не прочь отведать чего-нибудь покрепче и погорячей. Только сожаления почему-то не было.
Более того, Спартак снова почувствовал раздражение, когда в палату снова зашла медсестра. Он засыпал, сознание туманилось, а тут опять двадцать пять.
– Что такое? – недовольно спросил он.
И только тогда понял, что это вовсе не Алла.
– Ты?!
Как будто вулкан в нем пробудился, кровь забурлила, жизненная энергия заполнила тело, как раскаленная лава – кратер с истонченными стенами. Взбудоражился он, завибрировал.
– Здравствуй, Спартак, – мило улыбнулась Юля.
Да, она говорила, что училась в медучилище, почти год отработала в больнице. Об этом он мог догадаться и без всяких объяснений, когда она выхаживала его.
– Э-э, ну, здравствуй…
Шапочка у нее обычная, без всяких замысловатостей, даже большего размера, чем полагалось, и уши закрыты, и даже челка не выбивается из-под нее. Халат без единого пятнышка, накрахмаленный, наглаженный, но фигуру не обтягивает, как это было у Аллы, и длинный, ниже колен. Юля верна себе, косметики на лице меньше минимума, брови слегка подведены, губы едва накрашены. Но и в своем обычном репертуаре она необычно хороша. Может, и не красавица, но энергетика ее
обаяния так же осязаема, как нежные ласковые руки. Ее руки…– Меня к тебе назначили, – сказала она без недовольства и отчуждения, но так, как будто все произошло против ее воли. Дескать, не хотела она к нему, но с врачом не поспоришь.
– Только ко мне?
– Нет, у меня есть и другие палаты…
Спартак потянулся к радиостанции, чтобы вызвать охранника, но передумал. Юля не из тех женщин, перед которыми нужно выкаблучиваться, показывая, какой ты крутой. Она любила Спартака, когда он был никем. И ее скорее обидит его повелительный тон, которым он будет говорить с врачом, требуя, чтобы медсестру Дьякову прикрепили к нему, освободив от всех других обязанностей. Это Жанна зашлась бы от восторга на ее месте. Или та же Аллочка, эталон благопристойности, блин…
– Я хочу, чтобы ты заботилась только обо мне.
– А мне сказали, что ты терпеть не можешь людей, – мягко улыбнулась она.
– Кто сказал? Алла?
– Ну…
– Значит, она… Скажи, чтобы она здесь больше не появлялась.
– Она тебе не нравится?
– Нравится. Но раздражает.
– А я?
– Ты меня не раздражаешь.
– Но не нравлюсь, – грустно заключила она.
– Я этого не говорил.
– Ты все уже сказал.
Спартак расстроенно посмотрел на нее. Действительно, своим поведением он давно уже все сказал.
– Э-э, понимаешь…
А сейчас он должен был сказать, что ему неловко перед ней, что нравится она ему. Но не знал, с чего начать. Да и говорить не хотелось. Закрыть бы глаза и лежать, зная, что Юля где-то рядом. Чувствовать ее присутствие, наслаждаться ее запахом…
– Я хотела спросить, может, тебе что-то нужно… Может, «утку»?
– «Утку»? – с мрачным весельем усмехнулся Спартак. – Лучше журавль в небе, чем «утка» под кроватью…
Когда-то журавлем в небе для него была Жанна, а Юля – синицей в руке. Она и сейчас маленькая нежная синичка, и ему будет очень уютно с ней. Но ведь Жанна так и осталась журавлем, пусть и прикормленным, прирученным. И само небо его манило. Небо, где много раздолья и других журавлей. А с Юлей как в клетке… Это сейчас ему хочется в эту клетку, потому что мило там, тепло и душевно. А что будет потом?..
– Что, заработал?
– По-твоему, я пулю заработал?
– А разве нет?
– Ну, знаешь!..
– Я знаю, что должна заботиться о тебе. Потому что ты пациент…
– Я прежде всего мужчина.
– Да, но чужой…
В ее голосе звучали черствые, осуждающие нотки. Непривычное для нее явление… Ну да, он привык считать ее белой пушистой овечкой без права на собственное мнение. С тех пор, как они расстались, прошло немало времени – осень, зима, весна вот заканчивается. Пережив разлуку, она осталась такой же нежной и милой, но все-таки что-то загрубело в ней. Обида в ней говорит, и ее можно понять…
– А у тебя есть свой мужчина?
– Не твое дело.
Да, изменилась она. Хоть и немного, но все-таки. И тем не менее ей понадобилось усилие над собой, чтобы ответить ему столь дерзко. Усилие, которое могло вызвать безобидную улыбку, если бы речь не шла о другом мужчине.
Спартак вдруг ощутил укол ревности.
– Я же, кажется, говорил, чтобы никаких мужчин! – сказал он, хотя и понимал, что это звучит глупо.
– Да, но я не работаю на тебя, – удивленно и без возмущения посмотрела на него Юля.