Бриллиант

— Может, мы присядем? И вы расскажете мне немного больше об этой коллекции. Как она к вам попала?

Тон был достаточно сухой, а манеры и того суше. Он выглядел напыщенным ослом, и тут была моя вина: не успела коротко просветить его.

Оуэн предостерегающе глянул на меня.

— С удовольствием. Я великий князь Дмитрий, правнучатый племянник царя Николая II и представитель царской семьи. Когда моя прапрабабка вдовствующая императрица Мария Федоровна уезжала из России, царь Николай попросил ее взять с собой большую часть фамильных драгоценностей.

— Но мне всегда казалось, что они не ладили. Странно, что он обратился к ней с подобной просьбой.

— Видите ли, не всем слухам можно верить, — любезно пояснил мистер Раш. — Иногда исторические факты каким-то образом искажаются, и потом ничего уже не поправить. Достоверно известно, что они всегда были близки. А вот царица и Мария Федоровна недолюбливали друг друга, и это чистая правда. Поверьте, сэр, я привез с собой все доказательства как подлинности, так и права собственности на эти драгоценности, вплоть до последнего камешка.

— Вам, вне всякого сомнения, известно, что многие из драгоценностей британской короны российского происхождения. Проданы той, которая, как вы заявляете, была вашей прапрапрабабкой, — высокомерно сообщил Эндрю. — И вы хотите, чтобы мы поверили не только в то, будто, кроме тех драгоценностей, были и другие, но и в то, что вы — номинальный наследник российского трона?

— Видите ли, Эндрю… — начала я.

Дмитрий Раш порывисто встал. Собаки мгновенно насторожились, и, о Господи, у меня не осталось ни малейшего сомнения в том, что этот человек принадлежал к императорской фамилии. Осанка, манера держать себя, властный вид! Я никогда не слышала более пренебрежительного тона.

— Прошу прощения, мисс Кесуик, мистер Брейс. Меня ввели в заблуждение, позволив поверить, что я могу рассчитывать на ваше содействие.

— Эй, постойте! — вскочил Оуэн, поднимая руки. — Вы можете рассчитывать на любое содействие! Даю вам свое слово.

— Мистер Раш, — торопливо объяснила я, — дело в том, что мистер Гарднер ничего не знал о давнишнем договоре «Баллантайн» с вашим семейством и сейчас настроен скептически, что, согласитесь, вполне понятно. Эндрю, а вы послушайте меня. Мы очень-очень долго надеялись, что этот день придет. Лично я ждала больше тридцати лет, а компания — и все восемьдесят. Уверяю, все вполне законно.

Я снова повернулась к гостю:

— Мистер Раш, ваш приезд — большая честь для нас, и клянусь, что обещание, данное вашей прапрапрабабушке, вдовствующей императрице… — Тут я бросила на Эндрю красноречивый взгляд, яснее всяких слов говоривший: «Еще одно слово, сукин ты сын, и я сама тебя пришибу». — …сэром Крамнером, по-прежнему сохраняет силу. Пожалуйста, давайте продолжим.

Ярко-красные пятна расцвели на щеках мистера Раша. Очевидно, мои просьбы его не убедили. А Оуэн, казалось, сейчас задохнется.

— Почему вы не сказали мне с самого начала? — осведомился Эндрю тоном государственного обвинителя. Глазки, холодные и бесстрастные, как у змеи, словно гипнотизировали меня.

— Времени не было.

— Мне очень неловко.

Он пересек комнату и протянул руку мистеру Рашу.

— Надеюсь, вы поймете. Мне и в голову не приходило. Видите ли, к нам часто приходят индивидуумы с крадеными вещами и неправдоподобными историями о потерянных доказательствах. Мой долг обеспечить «Баллантайн» и клиентов документами, результатами экспертизы и остальными бумагами на право владения, и иногда именно мне приходится возвращать зарвавшихся авантюристов к суровой действительности. Пожалуйста, примите мои самые искренние извинения.

Но лицо мистера Раша по-прежнему омрачали грозовые тучи. Он взглянул сначала на Оуэна, потом на меня. Я ответила прямым взглядом.

— Пожалуйста, мистер Раш. Даю вам слово чести. Считайте, что такое же вы получили от сэра Крамнера.

Он неохотно протянул руку Эндрю.

— Принято.

Они обменялись рукопожатием. Прошло несколько неловких минут, прежде чем напряжение стало вытекать из комнаты, как отхлынувшая от берега волна. Я глубоко вздохнула.

— Итак, — начал Эндрю, и я изумленно вытаращилась на него: подумать только, его шея немного порозовела, значит, в нем все-таки текло нечто вроде крови, — скажите, сэр, документы с вами?

— Здесь.

Мистер Раш отпер шестой ящик, вынул прямоугольный мешок на «молнии», из тех, в которых хранятся одеяла. Мешок был битком набит красными кожаными папками с золотым двуглавым орлом на обложках. В каждой папке содержались десятки бумаг: некоторые с большими восковыми печатями и лентами, другие совсем обыкновенные, с гербовыми печатями. Были там и свитки, перевязанные тесьмой. На самом верху лежал скоросшиватель с пачкой печатных листов, который он протянул мне, словно говоря: «Верю, что вы выполните обещание. Я доверяю вам будущее семьи Романовых».

Потрясающе.

— Так вам будет легче разобраться в документах. Как видите, некоторые написаны кириллицей. Есть и составленные на арабском, немецком, английском, французском, персидском, хинди и даже монгольском.

Я передала скоросшиватель Эндрю, понимая, что, хотя мне следовало думать только о грандиозной сделке, в голове было одно: как бы поскорее сорвать с Оуэна одежду.

Глава 41

Конечно, ни о какой одежде не было и речи. С таким же успехом я могла украсть те драгоценности, что сейчас лежали передо мной. Но я посмотрела на Оуэна и судорожно сглотнула. Меня обдало жаром. Я не знала, чего хочу больше: драгоценности или Оуэна.

— Сейчас прикажу привезти сейфы, и начнем опись, — объяснил Эндрю мистеру Рашу. — На то, чтобы определить подлинность и составить каталог, уйдет несколько недель, но с помощью вашего списка опись будет готова через два-три часа. Потом я выдам вам квитанцию и запру драгоценности в главном сейфе.

Оуэн поднялся и протянул руку Дмитрию.

— Дадите знать мне или мисс Кесуик, если вдруг что-то понадобится. Мой кабинет напротив приемной.

Мы еще не успели уйти, как они взялись за работу. Эндрю зачитывал пункт из списка, мистер Раш подносил требуемый предмет, который после осмотра откладывался в сторону. Понаблюдав немного, я распрощалась, но, по-моему, они даже не услышали.

Внизу я столкнулась с покупателем, прибывшим на сегодняшнюю распродажу произведений античного искусства, выставленных на аукцион, который Бертрам открыл четверть часа назад. Это было настоящее свидетельство его таланта и неотразимого обаяния. Только он мог с таким успехом распродать не слишком ходовой в наше время товар: греческие урны, вазы и тому подобный хлам четвертого, пятого и шестого веков до Рождества Христова. Но если аукцион вел Бертрам, люди приходили и покупали. Сегодняшние запоздавшие посетители, сжимая в руках каталоги и тихо перешептываясь, проскользнули в зал.