Бриллиантовый пепел, или В моем конце мое начало

— Всегда, — согласился молодой человек. И добавил:

— Кстати, простите, что не представился. Арсен.

— Вы чеченец? — сорвалось с Валькиных губ испуганное восклицание, и она начала медленно пятиться по лестнице вниз.

— Ну что вы! Все не настолько плохо, — начал успокаивать ее собеседник. И после небольшой паузы: «успокоил» окончательно:

— Я — цыган.

Цыган в своей жизни Валька представляла в трех ипостасях, Во-первых, по репортажам криминальной хроники, где говорилось о национальном наркотическом бизнесе. Во-вторых, визуально, базируясь на опыте личного общения с разбитными цыганками в районе Киевского вокзала. Цыганки хватали Вальку за рукав, называли «счастливой» и «красавицей» и проверяли на крепость ремень сумки, перекинутой через плечо. Это был фактор негативный.

Что касается фактора позитивного, то Валька, конечно, знала о существовании цыганского театра «Роман», испытывала осторожную симпатию к Николаю Сличенко и догадывалась о богатом культурном цыганском наследии в области вокала и хореографии.

На этом опыт общения с национальными меньшинствами у Вальки исчерпывался. Поэтому она с некоторым опасением поглядывала на молодого человека, сидевшего напротив.

Симпатичный, признавала Валька, почти против воли. Но это, на ее взгляд, все же не оправдывало его нежелательного происхождения.

Отвертеться от приглашения у нее не получилось. Валька была девушкой интеллигентной, поэтому не считала постыдным иметь расовые предрассудки. Она считала постыдным их проявлять. Отсюда и вынужденная лояльность в отношении симпатичного чернявого представителя цыганского племени.

— Вы не любите мясо? — спросил Арсен после того, как они сделали заказ.

— Нет, отчего, люблю, когда это мясо, — немного высокомерно ответила девушка, разглядывая бесформенный плоский кусок на тарелке своего визави.

— А! — коротко ответил тот и прекратил выяснения.

Валька вяло ковыряла креветочный салат, не испытывая никаких желаний, кроме одного: поскорее уйти. Наблюдая за цыганом, она невольно отметила ловкость, с которой тот управлялся со столовыми приборами.

— Удивлены? — коротко спросил Арсен, не поднимая взгляда от неопределенного продукта, выдававшегося здесь за отбивную.

Валька приподняла брови.

— Чем?

— Тем, что я умею с ножом обращаться?

Валька слегка поперхнулась минералкой и откашлялась в бумажную салфетку.

— Да нет, почему это я должна удивляться…

— Я еще и рыбным ножом умею пользоваться, — похвастал новый знакомый, окинув ее насмешливым взглядом хрестоматийных черных глаз.

— Серьезно?

Цыган пожал плечами, аккуратно отложил в сторону приборы и поискал взглядом официантку.

— Девушка!

Он приподнял руку, как школьник на уроке, и Валька в панике перехватила его призывный жест.

— Вы с ума сошли! Верю я, верю!

— Ну, как знаете, — не стал настаивать новый знакомый. — А то могу продемонстрировать…

Секунду Валька молчала, испытывая пренеприятное ощущение школьной отличницы, выяснившей, что в ее класс поступил ученик поспособней. Симпатичный цыганский парень, сидевший напротив, обладал странной способностью выставлять ее дурой в своих собственных глазах, и это ощущение было новым и прежде не испытанным. Не сказать, чтоб очень приятным.

— Мне хотелось произвести на вас хорошее впечатление, — признался Арсен, и Валька испытующе уставилась на него. Снова подножка?

— Чем обязана? — спросила она надменно, напоминая собеседнику о мифической дистанции, существующей между ними.

Минуту цыган передвигал по столу солонку, потом мягко ответил:

— Нужно говорить, не «чем обязана», а «чему обязана». То есть какой именно приятной причине. Понимаете?

— Слушайте! — вскипела девушка и демонстративно отставила в сторону свою тарелку, — прекратите меня учить! Я в эта не нуждаюсь!

— Жаль, — коротко ответил тот и снова поднял руку, призывая официантку.

— Счет, пожалуйста, — все так же коротко попросил он, не глядя на спутницу.

Валька запаниковала. Дело было даже не в том, что она чувствовала себя немного виноватой. Гораздо обидней, что она ощущала некоторый моральный перевес собеседника, хотя, в чем именно он ее победил, Валька объяснить себе не могла.

— А кофе? — спросила она капризно.

— Кофе девушке принесите, пожалуйста, — распорядился Арсен, принимая папку с вложенным в нее счетом. Достал из заднего кармана джинсов пачку крупных купюр, отделил несколько и вложил в папку. Захлопнул и протянул официантке:

— Без сдачи.

— Спасибо, — расцвела та.

— И вам, — вежливо ответил цыган. Приподнялся с места и вполголоса проинформировал спутницу:

— Жду в машине.

— Как это? — запаниковала девушка. — Почему в машине?

— Чтобы аппетит вам не портить, — вежливо ответил Арсен, скользнув по Вальке колючим взглядом.

И вышел наружу прежде, чем Валька нашлась, что ответить.

Оставшись одна, Валька поставила локти на стол и, наплевав на приличия, опустила лицо в ладони. Почему-то совесть грызла ее так отчаянно, словно она и в самом деле совершила нечто недостойное. А что она такого сделала, в конце концов?

Валька не сводила свои антипатии к инородцам к короткому московскому словечку «понаехали!». Более того. В своем снисходительном демократизме она даже допускала мысль, что этнический цыган (армянин, грузин, молдаванин, украинец и т. д.), вполне может быть коренным москвичом. Просто она, как и большинство ее знакомых, не ощущала национальные меньшинства равными себе.

Тем более каких-то цыган.

Валька с досадой выдохнула воздух сквозь сложенные лодочкой ладони. В конце концов, ничего оскорбительного для национальных чувств этого молодого человека она не сказала. И не сделала. Ну да… Возможно, она смотрела на него немного снисходительно. И что? Это повод для обид?

— Ваш кофе!

Официантка осторожно ставила рядом с ее локтем маленькую белую чашечку, над которой струился резкий и упоительный запах. Валька убрала со стола руки и потянулась к сумке.

— Сколько я должна?

Официантка с удивлением воззрилась на нее.

— А молодой человек за все заплатил, — сказала она после минутного замешательства. Валька отложила сумку.

Пить кофе ей не хотелось. Она надеялась потянуть время и немного загладить неровности и шероховатости, начавшиеся сразу после того, как новый знакомый признался в своей национальности. Хотя, надо сказать откровенно, сделать это она собиралась совсем не для него, а для себя: почему-то на душе осело премерзкое ощущение нечистоты, причину которого Валька объяснить себе не могла, но от которого очень хотелось избавиться.