Брилонская вишня

Вот ночь кромешная уже за окном. Мамка с папкой все играют, а нас спать гонят. И иду я, на свой сундук взбираюсь, подушку взбиваю и укладываюсь. Баба рядом на печке храпит. Я раньше все под ее храп уснуть не могла, а сейчас как под колыбельную… Свет еще сквозь занавески из папки с мамкой комнаты просачивается, керосинка тускло сияет. Чуть ли не до рассвета играют. Шепотом смеются, мамка все обижается, все ворчит…

В тот день я встаю рано.

Братка в комнату заглядывает и дергает меня за сорочку.

Я едва ли не сваливаюсь с сундука, на ходу протирая глаза и сонно разглядывая комнату.

– Чего, очумел?! – кричу. – Куда так рано, лето на дворе!

А он хитро улыбается, подмигивает и говорит:

– Вставай, к тебе этот… друг твой пришел.

А я еще не могу понять, что к чему. Какой друг? У меня разве друзья есть? Он шутит, что ли? С папки пример берет?

– Какой еще друг?

– Ну я чего, твоих друзей, что ли, всех знаю? Этот самый, у которого мамка в магазине работает. Как же его… Хмельницкий!

В груди все замирает. Тело обдает мурашками. Я не дышу, ведь если вдохну – развею все своим дыханием, как морок. Даже пальцы на руках, кажется, перестают чувствоваться.

– Да неужто Сережка? – хрипло выдыхаю я – и даже не узнаю собственного голоса, настолько он сделался тонкий и жалкий.

– Слушай, Вера, ну как будто я разбираюсь в твоих Сережках да Антошках! Выйди, глянь. Я знать не знаю, зачем приперся. Вышел коней забирать, а он на забор облокотился и стоит, смотрит. Я ему: «Пацан, тебе чего?». А он так тихо, знаешь: «А Веру можно?». Я: «Так она еще спит поди». А он: «Ну, если не спит, крикните». Что, шестнадцать стукнуло, и уже женихи появились?

Я взвизгиваю, взлетаю с сундука и кидаюсь к комоду. Кричу на ходу:

– Ой, Паш, ты только выйди, скажи ему, что я сейчас! Сейчас, только причешусь и платье найду… А ты скажи! Скажи, а то вдруг уйдет! Ой, только б не ушел… Иди быстрее, ну! Уйдет же!

Расческа запутывается и тонет в шевелюре. Я злюсь, раздираю ею волосы, закидываю их назад и спешно влезаю в сарафан. Прямо босиком выбегаю во двор. И чего ему не спится в такую рань? Туман еще не сошел, холодно, трава мокрая, и деревня вся молчит, спит. Вот только Евдокия Игнатьевна корову на пастбище гонит, но она всегда раньше всех просыпается, чтоб корова – прости господи, кости одни – самой сочной травы наесться успела.

А Сережка стоит. Стоит, смотрит на меня, улыбается. Глаза иногда опустит, потом снова поднимет. И мне тут же вдруг становится важно: а как я выгляжу? А на ту ли сторону я в спешке надела сарафан? А хорошо ли расчесаны волосы?

– Привет, Вер, – он все еще улыбается, но на меня не смотрит, лишь скребет ногтем по калитке и играется с крючком.

Я прочищаю горло, выдавливаю улыбку и киваю:

– Привет. А ты чего так рано? И чего ко мне? Раньше ж не заходил.

– Да я все дома обхожу. У нас кошка пропала. Раньше все весной исчезала, потом возвращалась, а тут летом. Уж сколько я ее ждал, сколько звал – а ее нету. Вот, хожу, ищу. Может, видела? Желтая такая?

– К нам точно не забегала. Это все понятно, ну а так рано-то чего? Все люди спят, а ты их будишь.

– А мы ее отдать решили. Мамка в город через час уезжает, и кошку подруге увезет. Нужно успеть срочно найти, пока не уехала.

Я переплетаю свои пальцы. Думаю. Несмело протягиваю:

– Может, я тебе помогу искать?

– О, будет здорово! – казалось, он только этого и ждет. – Вместе мы быстро управимся! Ты, кстати, почему на танцы не ходишь?

– На какие танцы?

– Так это… Каждую субботу в клубе проводят. Все наши там всегда, только тебя одной нет. А на той неделе вообще, говорят, певица из Пскова приезжает! Выступать у нас будет!

– Известная?

– Да черт ее знает, вроде известная. Я же в певицах не особо… Вер, а ты что, босиком пойдешь?

Я опускаю взгляд на свои босые ступни. Машу рукой:

– Ай, да зачем лишний раз в избу бежать? Дверь скрипнет, мамку с папкой разбужу, а если Никитка встанет, никому покою не даст.

– Там камни острые, ноги изрежешь. Лучше обуйся, я подожду.

Я вздыхаю и разворачиваюсь.

Шлепаю босыми пятками по гальке. Легко поднимаюсь на крыльцо, вытираю ноги о полосатый половик и осторожно открываю дверь. Просовываю руку, нащупываю танкетки, вытягиваю, обуваю их и легкой походкой бегу к Сереже.

А он все улыбается. Я не могу смотреть на его улыбку, потому что всегда начинаю краснеть, глупо хихикать и сгорать от стыда. Поэтому тоже опускаю глаза, открываю скрипящую калитку и выхожу к нему.

– В последний раз когда виделись? – бормочу я и тереблю подол сарафана. – В школе?

– Ну, ты уже выдумала! Каждый раз к ручью за водой мимо твоего дома иду, а ты в огороде колупаешься.

– Так я же тебя не вижу!

– А разве я виноват?

Я замолкаю. Нет, он не обижается, он просто растерян. Вот и замолкаю, чтобы точно не обиделся.

Идем с ним по сухим камням, которые хрустят и шаркают под ногами. Травой мокрой пахнет да листвой с леса прет. Мой дом – последний на улице, а дальше лишь ручей, холм и плотный лес. Сергей сообщает, что все избы уже обошел, и теперь ему остается только искать кошку в лесу.

– Где ж ты ее в лесу найдешь? – я всплескиваю руками. – Одну маленькую кошку – да в огромном лесу?

Сергей вдруг останавливается. Так резко, что я чуть-чуть в него не врезаюсь. Оборачивается и тихо так, не поднимая глаз, бормочет:

– Да… Как бы тебе сказать… Не сбегала у меня никакая кошка.

Я сначала думаю, что он шутит. Потом смотрю на его серьезные глаза. На лицо, которое уже не украшено робкой улыбкой.

– Ты что, поднял меня в такую рань, чтобы просто найти предлог вывести на прогулку? – едва слышно шепчу я.

Сердце замирает. Я вздыхаю – и понимаю, что не могу выдохнуть. Ничего не могу поделать и с губами, которые растягиваются в улыбке, поэтому дрожащими ладонями прикрываю рот.

Сколько раз в школе я смотрела на его светлые кудри и боролась с желанием подлететь к нему и запустить руку в мягкие вьющиеся волосы? Сколько раз я, проходя мимо его избы, мельком заглядывала в окна, надеясь увидеть Сережу? Сколько раз мы с Машей думали, как завоевать его внимание? Сколько раз я чувствовала дрожь в животе, когда встречалась с его серыми глазами и нежной полуулыбкой?

И, оказывается, я тоже ему симпатична?!

– Ну, да. Рано, – он вздыхает, обнимает себя и идет дальше. Только вот куда – мне уже непонятно, поэтому я просто поспеваю за ним. – Я думал, ты с Павлом лошадей уйдешь забирать, а потом тебе некогда будет, ты ж все в своем огороде торчишь. Я каждую субботу тебя в клубе ищу, а найти не могу. Да, надо было догадаться… Ты ж не такая, как все. Все девчонки вон, компаниями, шушукаются все, а у тебя одна Машка. Другие на речку бегают, а ты дома сидишь, с лошадьми возишься.