Британия в новое время (XVI-XVII вв.)

Соратник Кромвеля Джордж Монк, командующий английскими войсками в Шотландии, обладал не меньшей известностью, чем Ламберт, хотя являлся человеком совсем иного склада. Монк, девонширский джентльмен, получивший в молодости хорошую военную подготовку во время англо-голландской войны, вернулся на родину в начале революции, вооруженный редким опытом и знаниями. Это был солдат удачи, более интересующийся своим ремеслом, чем тем, из-за каких ставок идет борьба. Он сражался на стороне Карла I в Англии, Ирландии и Шотландии. После того, как «круглоголовые» захватили его в плен, Монк перешел к ним на службу и вскоре был назначен на высокий пост в армии. Монк воевал в Ирландии, затем опять сражался на море с голландцами. В бурные 1640— 1650-е гг. генерал умело лавировал, поддерживая в нужный момент сначала парламент, затем республику, потом протектора. При Кромвеле он сумел привести к полному подчинению Шотландию, не вызвав при этом враждебности к себе. Монку удалось получить средства на содержание своей армии, не задев чувств и кошельков шотландцев. С самого начала он дистанцировался от насильственных действий армии в Лондоне. Генерал, действуя осторожно и последовательно, провел чистку офицерского состава, избавившись от всех тех, кому не доверял. Используя лозунги восстановления власти парламента и законности, Монк завоевал не только симпатии английских республиканцев, но и полное доверие шотландцев, чьи интересы он пообещал защищать. Ламберт, в ноябре 1659 г. двинувшийся из Лондона на север во главе сильной армии, обнаружил, что ему противостоит Монк. Его влиянию он не смог ничего противопоставить: многим казалось, что Ламберт со своей армией вновь начнёт действовать диктаторскими методами. Для содержания войск ему пришлось прибегнуть к принудительным контрибуциям, что вызывало крайнее неудовольствие местных жителей.

Монк являлся одним из тех англичан, кто в совершенстве умел использовать время и обстоятельства. Англичане склонны восхищаться людьми, которые не пытаются влиять на события или поворачивать ход судьбы, которые ждут, исполняя свой долг и не загадывая о будущем, и которые, когда ситуация прояснится, с величайшим достоинством и полным самопожертвованием твердо, медленно и осторожно движутся к очевидной для всей нации цели. Людей подобного типа много в нашей стране, и именно таким и был генерал Монк. Штаб-квартира его организованной семитысячной армии находилась на Твиде. Осенью 1659 г. Монк стал объектом страстных призывов, раздающихся со всех сторон. Генералу говорили, что в его руках будущее Англии, все взывали к его доброй воле. Монк принимал эмиссаров различных групп и партий. Он терпеливо всех выслушивал, как и подобает каждому великому англичанину и с той простодушной честностью, которую мы со скромной гордостью приписываем себе как черту национального характера, долгое время оставлял их в неведении относительно своих намерений.

Наконец, когда терпение у всех истощилось, Монк приступил к действиям. Получив известие о событиях в Лондоне, он в холодный новогодний день 1660 г. пересек Твид, вступив в пределы Англии. Несмотря на все принятые меры предосторожности, его беспокойство в отношении своих войск было обоснованным. День за днем он держал их в состоянии неопределенности. Ветеран «круглоголовых» Томас Ферфакс, прибывший в Йорк, собрал немало сторонников, призывая выбрать «свободный парламент». Монк пообещал ему быть там через десять дней или погибнуть. Он сдержал свое слово. В Йорке Монк получил то, на что давно надеялся, — приглашение отчаявшейся палаты общин, «Охвостья», явиться в Лондон. Он шел на юг и во всех городах и графствах слышал одно требование — «Свободный парламент!». Третьего февраля войско Монка и Ферфакса достигло Лондона. Вскоре Монк высказал недовольство безапелляционными распоряжениями, отдаваемыми «Охвостьем», особенно одним из них, содержавшим требование снести ворота Сити, чтобы запугать его жителей. Дело в том, что Сити уже перешел на сторону роялистов, и там собирали деньги для Карла II. В отличие от Кромвеля и Ламберта, Монк решил привести к повиновению парламент, не разгоняя его, а включив в его состав лояльных к себе лиц. В феврале 1660 г. он созвал тех его членов, которые были исключены во время «прайдовой чистки» в декабре 1648 г. В основном это были пресвитериане, ставшие в душе роялистами. Восстановление монархии приближалось. В ночь возвращения изгнанных депутатов лондонский Сити, по словам Сэмюэля Пеписа, «светился огнями, повсюду звучали колокола». Один генерал изгнал депутатов, другой — вернул их на место. Первым же своим актом восстановленная палата общин объявила недействительными все законы и постановления, принятые после «прайдовой чистки» в 1648 г. Таким образом, все события, произошедшие в этот двенадцатилетний промежуток, признавались не имевшими под собой законной юридической базы. Монка провозгласили главнокомандующим всеми вооруженными силами. Шестнадцатого марта 1660 г. «Охвостье» Долгого парламента самораспустилось. Последним его решением стало назначение новых выборов в парламент, который, как предполагал Монк, наверняка призовет Карла II. После марша из Шотландии через всю страну он убедился в том, что массы английского народа устали от конституционных экспериментов и желают возвращения монархии.

Но прежде предстояло урегулировать еще множество вопросов. В первую очередь, нельзя было допускать мести нового короля в отношении солдат. Армия, активно боровшаяся против Карла I, теперь восстанавливала на престоле его сына. Тем самым она ставила себя в неловкое положение, выйти из которого ей необходимо было достойно, сохранив лицо. Теперь все возвращалось на круги своя — если не по сути, то хотя бы внешне. Монк обратился с письмом к Карлу II, советуя ему предложить стране полную амнистию, сделав исключение лишь для нескольких лиц, список которых одобрит парламент, пообещать полное возвращение долгов солдатам и подтвердить законность сделок по купле-продаже земли. Ситуация в Англии изменилась: значительная часть земли, главного источника богатства и знатности, перешла в другие руки, и вернуть ее прежним владельцам было уже невозможно. Все считали, что король может снова вступить в свои права — в отличие от потерявших свои поместья «кавалеров». Следовательно, Карл должен будет безоговорочно признать тот факт, что новые собственники сохранят за собой свои приобретения. Никаких репрессий! Все начинается заново.

Помимо вопроса о земельной собственности, существовала не менее важная проблема — ведь священная кровь Божьего помазанника все же была пролита. Виновных в казни Карла I было не так уж много, и они являлись людьми, хорошо известными всей стране. Если те, кто воевал на стороне парламента, смогут обрести уверенность, что их самих не станут преследовать, то не будут возражать против справедливого воздаяния цареубийцам. Деяние 1649 г. противоречило закону и привело в ужас всю нацию. Пусть те, кто послал законного государя на эшафот, ответят за свои действия. Как бы там ни было, это несколько приземленное решение вполне соответствовало стремлению к компромиссу, всегда игравшему неоценимую роль в британской истории.

Совет Монка был передан верному канцлеру Карла II Эдуарду Хайду, разделявшему со своим господином все невзгоды. (Впоследствии король вознаградит его, даровав титул графа Кларендона.) Хайд составил проект манифеста Карла, получившего название Бредской декларации. В этом документе король пообещал оставить решение всех спорных вопросов на усмотрение будущих парламентов [121] . Именно благодаря заботам Хайда, Реставрация принесла возрождение старинных государственных институтов, в том числе парламента и прецедентного права, чуть было не утраченных в ходе кромвелевских экспериментов.

121

Бредская декларация была обнародована 4 апреля 1660 г. В этом воззвании к англичанам Карл II гарантировал прощение всем, воевавшим против короны, за исключением тех лиц, которые были непосредственно причастны к казни его отца. Земли, приобретенные новыми собственниками, оставались за ними, но окончательно этот вопрос должен был быть решен парламентом. Кроме того. Карл предполагал, что отныне парламент возьмет на себя часть королевских забот — в частности, изыскание средств на содержание армии. — Прим. ред.

В то время как переговоры с Карлом II близились к концу, в Англии состоялись выборы в новый парламент [122] . Номинально всем тем, кто воевал против республики, запрещалось в них участвовать, но влияние роялистов оказалось столь сильным, что этот запрет не имел никакого эффекта. Значительное большинство получили пресвитериане и роялисты, а республиканцы и анабаптисты уступили им почти во всех графствах. Тщетно пытались они поднять оружие, тщетно пытались взывать к Ричарду Кромвелю, который уже собрался было искать убежище во Франции. Ричард напомнил им, что они же сами и лишили его власти. Ламберт, сбежавший из Тауэра, куда его заключили, готовился продолжить спор на поле боя, но сторонники покинули его, а вскоре и сам он был схвачен без всякого кровопролития. Поражение Ламберта предопределило успех Реставрации. Монк, основная часть его армии, милиция Сити, роялисты, подавляющее большинство новых членов палаты общин, пэры, вновь собравшиеся как ни в чем не бывало, — все сплотились и не сомневались в своей силе.

122

Он был созван 29 декабря 1660 г. и получил название Согласительного. — Прим. ред.

Были восстановлены обе палаты парламента. Оставалось только призвать короля.

Парламент поспешил послать изгнанному Карлу крупную сумму денег на личные расходы и вскоре озаботился подготовкой для него государственной кареты, обитой изнутри алым бархатом. Флот, некогда столь враждебный Стюартам, отправился за море, чтобы доставить Карла к родным берегам. В Дувре короля уже ждали бесчисленные толпы. Двадцать пятого мая 1660 г. его, только что прибывшего в Англию, с глубоким почтением встретил генерал Монк. Путешествие в Лондон походило на триумфальное шествие. Люди самых разных слоев приветствовали короля, вступающего в свои законные права. Одни веселились, другие плакали от радости, не сдерживая чувств. Казалось, что все словно очнулись после кошмара и снова наступил Золотой век. Карл, канцлер Кларендон, испытанный годами лишений секретарь Николе и горстка скитальцев, разделивших с королем его несчастья, с удивлением смотрели на все происходящее. Та ли это страна, откуда им едва удалось спастись всего несколько лет назад? Еще больше, должно быть, изумился Карл, увидев в Блэкхите темные колонны «железнобоких», торжественно и послушно ожидавшие его. Лишь восемь лет назад он прятался от них в ветвях боскобелского дуба. Лишь несколько месяцев назад эти воины обратили в бегство его приверженцев у Уиннингтон-Бридж. Вступление Карла в Лондон [123] походило на праздник Благодарения. Мэр и советники шли во главе ликующей депутации горожан. Пресвитерианские богословы воспрепятствовали продвижению торжественной процессии короля только для того, чтобы преподнести ему Библию, сопровождая это горячими уверениями в покорности. Обе палаты парламента выразили свою преданность монарху. Все вместе — «кавалеры» и «круглоголовые», богатые и бедные, пресвитериане и индепенденты — стали участниками небывалой в истории сцены примирения и ликования. Для Англии это был день наивысшей радости.

123

Это событие: состоялось 29 мая 1660 г., в день тридцатилетия Карла II. — Прим. ред.

Колесо истории, однако, еще не совершило полный оборот. Реставрировалась не только монархия, но и парламент. Фактически наступил величайший час в истории парламента.

Палата общин во время гражданской войны разбила корону на поле боя, а затем справилась и с армией, созданной ею для этой цели. Новый парламент, очищенный от республиканских и экстремистских элементов, стал главным политическим институтом страны, что никем не оспаривалось и не подвергалось сомнению. Все конституционные права и свободы, за которые боролась парламентская оппозиция при Карле I, пустили такие глубокие корни, что об их отмене даже не приходилось говорить. Все законы Долгого парламента, принятые после того, как Карл I покинул Лондон в начале 1642 г., все статуты республики или Протектората были отменены. Но сохранились значительные ограничения королевских прерогатив, на которые согласился Карл I. Те законодательные акты, которые он скрепил своей печатью, имели полную силу. Самой важной переменой было то, что люди теперь считали само собой разумеющимся, что корона — это инструмент парламента, а король — слуга народа.

Если доктрина божественного права королей возродилась, то доктрина абсолютной власти оказалась забытой. Времена, когда Тайный совет, Звездная палата и суд Высокой комиссии имели чрезвычайную юрисдикцию, ушли в прошлое. Даже сама мысль о том, что корона может вводить налоги без согласия представительного органа или с помощью каких-либо сомнительных уловок, казалась неприемлемой. Отныне вся законодательная деятельность осуществлялась законно избранным парламентом, где решения принимались большинством голосов, и никакой королевский указ не мог отменить это правило или что-либо противопоставить ему. Реставрация привела к тому, к чему стремились Пим и Гемпден, и отвергла крайности, порожденные гражданской войной и диктатурой индепендентов. Победа палаты общин имела важные последствия для всего исторического развития Англии.

В 1660 г. родилась новая концепция верховной власти. В своих ранних конфликтах с Карлом I и его отцом парламентарии не стремились к полному уничтожению королевских прерогатив.

Тогда главный удар наносили юристы палаты общин, и принципы, которыми они руководствовались, в основном совпадали с принципами общего права. Они сражались зато, чтобы поставить закон выше короля. Этот закон, как представляли многие, выражала Великая Хартия вольностей — закон, традиционно защищавший англичан от произвольного ареста и суда, закон, на протяжении многих веков охранявшийся судами общего права. Парламент не стремился к тому, чтобы стать всемогущим, он не покушался на традиционные привилегии короны, но он стремился контролировать применение Великой Хартии вольностей с тем, чтобы обеспечить конституционные свободы, которыми должен обладать не только представительный орган, но и каждый человек. Известный юрист Кок утверждал, что единственно правомочными интерпретаторами закона являются судьи. В годы республики и Протектората возникла идея о том, что высшей законной силой обладает акт парламента. Эта доктрина была новой, юристы не отстаивали ее — тогда власть уже захватила армия. Так вожди армии оставили свой след в конституции. Идея Кока о том, что традиции и обычаи королевства являются фундаментом любого закона, выше которого не может быть ни воля короля, ни постановление парламента, ни их совместное решение, его мечта о том, что судьи Верховного суда общего права будут определять, что законно, а что нет, в Англии так никогда и не осуществилась. Эта идея возродилась за океаном, в Новой Англии, ожив в ходе американской революции, направленной против парламента и короны.