Бродяги. Путь Скорпиона

Охотники в траве замерли, переглянулись. Возничий повернул голову, лошадка тревожно оглянулась, зашевелила ушами, заскребла землю копытом. Странник набрал полную грудь воздуха и завыл ещё пронзительнее и выше. Лошадь заржала, встала на дыбы. Ахти зажал рот ладонью, чтобы не вскрикнуть от удивления. Телега дёрнулась, сдвинулась с места, возничий, удобно расположившийся у борта, потерял равновесие и едва успел зацепиться за край доски. Разом с него слетела небрежная уверенность, он засуетился, рванул к поводьям, а лошадь тем временем начала разворачивать телегу и, косясь трусливо на одинокую фигуру посреди дороги, бессмысленно завертелась на месте.

Хотя на таком расстоянии Ахти плохо различал выражение лица странника, ему показалось, что он скалится как череп.

«Он сумасшедший, – подумал мальчик, – точно сумасшедший».

И вдруг Ахти как кипятком ошпарило: это он! Неужели? Но как он вернулся?

Гаспар Таурусский, которого звали то Чемпионом, то Скорпионом, – исхудавший как смерть, бледный как смерть и, наверное, обозлённый как смерть – стоял посреди тракта и ухмылялся. Грязный, в разодранном плаще – и живой, в отличие от смерти.

И тут Ахти вспомнил про коня Верзилу и подумал, что лучше бы на дороге стояла сама Смерть.

Гаспар повернулся в сторону охотников, притаившихся в траве, и что-то им крикнул. Что именно – было не разобрать из-за ругани возничего и ржания лошади. Охотники снова переглянулись, явно сбитые с толку тем, что их заметили, распрямились и пошли навстречу противнику.

Один из них – тот, что носил капюшон, извлёк из-за пояса короткий кинжал и незаметным движением спрятал его в рукаве. Другой, как был – с дубинкой в левой и топориком в правой руке, – пошёл навстречу Гаспару.

Подойдя к Чемпиону, они о чём-то заспорили. Говорил в основном охотник с дубинкой, он активно жестикулировал и указывал на большой свёрток, который лежал у дороги. Тот из них, что прятал кинжал, как будто решил прогуляться, пялясь на носки своих сапог, а сам обходил Гаспара сбоку.

Тут, на самом интересном месте, когда эти двое обступили Гаспара с явно недружелюбными намерениями, у Ахти снова прихватило живот – и в следующую минуту его волновало лишь то, как удержать равновесие в кустах и как бы весь лес не сбежался на звуки, которые он издавал.

Когда же ураган стих и мальчик испуганно выглянул из-за кустов – ситуация на большом тракте полностью переменилась.

Ахти ожидал увидеть господина Гаспара со связанными руками или лежащего с проломленной головой на земле, а увидел ровно противоположное.

Тот, кого звали Скорпионом, стоял у телеги и утешал взволнованную лошадь. В нескольких метрах от телеги лежало скрюченное тело возничего – в спине у него торчало древко копья, ноги ещё конвульсивно подёргивались, а правая рука вяло сжималась и разжималась.

Дорога, ведущая к мосту, была утыкана такими же короткими копьями. Одно воткнулось в дерево, другое застряло в корнях, третье лежало плашмя – то ли надломленное, то ли перерубленное. Такое ощущение, что нападающий метил в быстро движущуюся цель, да так и не попал.

Недалеко от места, где Гаспар оставил свёрток, лежали ещё два тела. Ахти узнал давешних охотников только по сапогам. В отличие от возничего эти двое не двигались.

Гаспар привязал кобылу к дереву, вернулся к мосту и уже не без труда поднял тяжёлый свёрток, на руках отнёс к телеге и взвалил на подстилку из сена.

Копьеносец, лежащий на дороге, перестал дёргаться, затих. Под ним растеклась и заблестела тёмная лужа.

Только тут до Ахти дошло, куда странник, явившийся с той стороны реки, направится дальше – в трактир «Мамочкин приют».

Эта мысль вызвала новую бурю в животе, но парня спасло то, что ходить в кусты ему уже было нечем.

Он рванул вниз по тропинке, на развилке заметался в поисках направления, по которому можно срезать путь. Наконец ломанулся в чащу, чуть не вывихнул ногу, споткнувшись о корень сосны, и съехал вниз по склону, вспахав задом черничник.

Опасный и короткий путь того стоил – мальчик оказался у трактира раньше гостя. Ахти вломился в двери, весь в паутине, рыжей хвое, и замахал руками: говорить он ещё не мог – задыхался.

– Леший тебя под зад пнул? – выругался Тойво. – Говори, зачем вернулся?!

– С-с-компион, – выдавил мальчик, так и не определившись, как лучше назвать Гаспара.

– Что? – скривился хозяин, выставив указательный палец. – Если ты опять сотворил в конюшне какаю-то пакость, лучше тебе сразу…

Трактирщик осёкся и замолчал.

Ахти не обернулся, но увидел, как в светлом пятне, тянущемся от двери, пролегла длинная тень. Ещё миг – и проём закрыла высокая фигура.

– Гаспар… – Тойво побледнел, как свиное сало, его руки, которые всегда были заняты каким-нибудь делом, когда он дежурил за стойкой, соскользнули вниз – на пол порхнуло полотенце.

– Эгрхг… – издал гость невнятный звук, и Ахти испугался, что он окончательно спятил. Но Гаспар Вернувшийся, Гаспар Выживший просто прочистил горло. Молча он вошёл в трактир, держа на руках завёрнутое в одеяло тело (теперь Ахти точно мог сказать, что это тело). Человек, которого он положил на стол, оказался невысоким, почти карликом, так как легко поместился на столешнице.

– Воды, – прохрипел Чемпион.

Тойво засуетился, своротил бочонок, уронил метлу и совок – в его заведении воду просили редко.

Пока он метался, а мальчик стоял с открытым ртом, возле стола появилась Кукушка. Старуха, которая вроде бы только что спала, уже протягивала черпак со свежей водой.

– Вот, милок. Но давай понемногу.

Гаспар отпил сам, затем откинул край одеяла и принялся поить того, кто лежал в свёртке. За широкой спиной Чемпиона Ахти не увидел лица того, кто находился под одеялом. Да что там! Ещё минуту назад мальчик думал, что в свёртке мертвец.

– Значится, это и есть то сокровище, за которым вы ходили в самый ад? – прошамкала старуха, высовываясь из-за плеча.

Гаспар устало кивнул. Ахти выглянул из-за его спины, но край одеяла уже вернулся на место, превращая того, кто в нём спал или находился в обмороке, в безликий кокон.

– Что с Цубасой? – подал голос Тойво.

Чемпион скрежетнул зубами, грузно опустился на лавку:

– Дай пива. И еды. Быстро.

Трактирщик снова засуетился, а под сводами обеденного зала будто бы повисло грозовое облако – вот-вот шарахнет.