Бродяги. Путь Скорпиона

– Тихо ты! – прошипел Ахти и скользнул в стойло. Прижав к плечу морду скакуна, он потёр ему нос. Затем насыпал полную кормушку зерна. – Ешь.

Вряд ли незваные гости слышали ржание. Слишком много звуков издавал их немалый отряд. Да если и слышали – что тут такого? Чего так испугался Тойво?

Гул у трактира смолк и зазвучал всего один голос – надтреснутый, громкий…

6

– Есть места, хозяин?

Тойво вышел на крыльцо, словно собирался помочиться, а не встречать отряд вооружённых головорезов, неторопливо почесал живот.

– Места-то есть, браток. Да вот с лошадьми проблемка. Хворают. Мы их держим в конюшне подальше от прочих. Так что вашим придётся ночевать под открытым небом.

Трактирщик снова почесался – шею, локоть, зад. И добавил:

– Мы тоже не сказать чтоб здоровы, но посетителям всегда рады. Милости просим!

Всадник, человек уже не молодой, с багровым лицом и бельмом на глазу, тоже нервно почесался, оглядел свой отряд.

– Скверно, хозяин. Волков у вас здесь полно. Только и ждут ночи, чтобы полакомиться мясцом. Негоже наших лошадок оставлять на улице.

– Выставим дозор, командир, – вмешался один из всадников, высокий мечник с каменным плоским лицом.

– Обожди, Фабиус, – поднял руку краснолицый. – Сначала узнаем последние новости. Вольно! Спешиться!

Отряд зашевелился, загудел. Кто-то подвёл коня к поилке, кто-то полез в дорожную сумку за припасами. Несколько человек уселись под ёлками в прохладной тени. Осеннее солнышко всё ещё пригревало.

– Звать меня Луукас, – сказал командир, ставя тяжёлый пыльный сапог со шпорой на ступень крыльца. – Отряд моих ребят зовут Гончими. Слыхал о нас?

– Слыхивал, – ответил Тойво. – Старый Микку к вам, кажись, вербовался.

– Да, он из ваших мест, – кивнул командир. – Хороший следопыт, но глаза его уже подводят.

Он свистнул:

– Эй, Фабиус! Позови-ка ветерана.

Между всадниками замаячила седая обросшая голова.

– А, Микку! – поднял руку Тойво. – Что-то ты, отец, бродишь по кругу. Вроде как уезжал на службу, а уже снова в «Мамочкином приюте». Неужто соскучился по моей настойке?

– Экх! – издал непонятный звук Микку, махнув рукой. – Я далеко и не уезжал. Здешние места никто лучше меня не знает. Вот и приказ был следить день и ночь: кто у нас тут шастает, какие такие нелюди, кто и что нашёптывает…

Из трактира на широкое крыльцо вышла Лемпи, томно обмахиваясь веером. У ёлок кто-то из наёмников присвистнул. Лемпи оперлась на перила, демонстрируя всем глубокий вырез на платье, и подмигнула свистуну.

– Мы делаем важное дело, – продолжал между тем Луукас, покосившись на жрицу любви. – Ведём зачистки вдоль границы. Ловим клопов и гладышей. Вешаем их и рубим головы. Ни колов, ни дыбы. Всё быстро и по справедливости, всё для защиты державы.

– Какой державы? – не понял Тойво.

Луукас сверкнул единственным глазом, поправил воротник, натиравший шею:

– Несмотря на великую трагедию, в мире остались союзники, готовые поддержать падший Таурус.

– Когда у меня бывало на дню по пятнадцать клиентов, – вмешалась в разговор Лемпи, – некоторые из них тоже пытались поддержать меня. Особенно под вечер. Но я предпочитала лежать на спине и позёвывать, пока союзнички сами не догадывались, что пора уходить.

У ёлок расхохотались. Командир Гончих ухмыльнулся, но в его здоровом глазе веселья было столько же, сколько воды в высохшем колодце.

– Вижу, язык у тебя натренированный. За острое словцо я плачу дорого. Смотри не продешеви, лёгкая кавалерия.

Лемпи вздохнула:

– Разницы между нами немного, командир. Все мы подставляем зад большим дядькам. Вопрос только в том – за сколько?

Луукас побагровел ещё больше, его рука сжалась на плётке. Но то ли небрежная манера, с которой говорила Лемпи, то ли нетерпение заставили его отвести взгляд от обитательницы «Мамочкиного приюта».

– Так вот что узнал у местных старый следопыт, – продолжил он разговор с Тойво. – Примерно три дня назад тут должны были проезжать двое. Один – весь в татуировках, глаза раскосые, верхом на породистом коне. Второй – нелюдь по кличке Скорпион. Узнать его ещё проще: вместо левой руки у него клешня. Ну, что скажешь, хозяин, видел?

Тойво хлопнул глазами:

– Ты, верно, командир, шутишь? Какая, к факелу, клешня? Такое только в сказках, деток малых пугать…

Луукас схватил трактирщика за ворот так, что ткань на рубашке затрещала. За спиной командира мгновенно вырос Фабиус Мечехвост, уставился на Тойво пустыми глазами, захрустел пальцами.

– Давайте я, командир.

– Не надо. Лучше принеси мешок.

Мечник тут же подошёл к лошади, снял с седла какой-то тюк с тёмными пятнами на грубой ткани.

– Что это? – спросил Тойво, сглотнув.

Фабиус быстро подошёл и вытряхнул содержимое мешка на траву перед крыльцом.

Трактирщик увидел отрубленную руку не то с тёмными пальцами, не то с лапками паука, большое прозрачное крыло, как у стрекозы, с куском человеческой плоти, ошмётки расколотого полосатого панциря, вырванные с корнем мозаичные глаза, то ли хоботок, то ли чей-то язык. Последним из мешка вывалилась голова мальчика. Волосы слиплись от крови, кожа посинела, изо лба торчали сегментированные усики.

Тойво согнулся, и его вырвало. Всадники у ёлок снова расхохотались. Лемпи отвернулась, с неё тут же слетел апломб женщины-соблазнительницы.

– Кто скрывает гладышей, – проревел Луукас Краснолицый, – тот сам и есть клоп, навозник и уродец!

Тойво распрямился, вытер дрожащей рукой рот:

– Убери эту мерзость с моего двора.

– Уберу, как только получу ответ на свой вопрос. Твой трактир – пристанище для беглецов и разбойников со всего Глухолесья. Если кто и проходит мимо, обязательно заходит в «Мамочкин приют». Верно я говорю, следопыт?

– Верно, – угрюмо промычал Микку, не поднимая головы.

– Потому я повторяю вопрос: были ли здесь вышеупомянутые преступники или нет?

– Были, – подала голос Лемпи.

Трактирщик вздрогнул, но не посмотрел на неё.

– Здесь, командир, много разного народа, кто в серьгах, кто в татуировках, – продолжила она, помахивая веером, – один с раскрашенным лицом тоже проезжал.

– Микку говорит, трактир в последнее время пустовал, – процедил Луукас. – Так что насчёт «много» ты преувеличиваешь, птичка.

– Клиенты любят, чтобы я преувеличивала, дорогой. Им это льстит.

– Давай к делу. Если заезжал один, то с ним был и другой.