Брокен-Харбор

– Будет, сынок. Еще как будет.

* * *

Я не жалею никого, с кем пересекаюсь по работе. Жалость – это прекрасно, она дает почувствовать себя охренительно чудесным парнем, но тем, кого жалеешь, от нее ни холодно ни жарко. Причитая над их страданиями, ты теряешь концентрацию, слабеешь – и в одно прекрасное утро не сможешь встать с постели и пойти на работу. Пользы от этого никому не будет. Я трачу время и силы на то, чтобы найти ответы; объятия и горячий шоколад не по моей части.

Но если кого и стоит пожалеть, так это родственников жертв. Как я и говорил Ричи, девяноста девяти процентам жертв жаловаться не на что: они получили именно то, на что нарывались, – зато члены семьи примерно с той же вероятностью очутились в этом аду совершенно незаслуженно. Я не разделяю мнение о том, что во всем виновата мамочка, если малыш Джимми стал торчком и торговцем героином и по тупости решил кинуть собственного поставщика. Может, она и не помогла ему самореализоваться, но у меня тоже было небезоблачное детство, и что – я получил две пули в затылок от разъяренного наркобарона? Нет, пару лет ходил к психоаналитику, чтобы эти проблемы меня не тормозили, а тем временем жил обычной жизнью, потому что я взрослый человек и сам управляю своей жизнью. Если однажды утром мне отстрелят башку, значит, поделом, но по касательной это зацепит и мою ни в чем не повинную семью.

* * *

Беседуя с родней жертв, я особенно внимательно слежу за собой. Ничто так не сбивает с верного курса, как сострадание.

Утром, когда Фиона Рафферти вышла из дома, ее, скорее всего, можно было назвать привлекательной. Мне нравятся более высокие и ухоженные, но у нее красивые ноги и копна роскошных волос, хотя Фиона и не потрудилась привести их в порядок, хотя бы перекрасить из невзрачного мышино-бурого в более эффектный цвет. Однако сейчас она выглядела ужасно: опухшее красное лицо в потеках соплей и туши, заплаканные глаза стали маленькими, как у поросенка. Она утирала лицо рукавами красного пальто – что ж, по крайней мере, перестала выть.

Полицейский тоже казался изрядно вымотавшимся.

– Нам нужно поговорить с мисс Рафферти, – сказал я. – Может, вернетесь в участок и попросите прислать кого-нибудь, чтобы ее отвезли в больницу, когда мы закончим?

Он кивнул и попятился. Я услышал вздох облегчения.

Ричи опустился на одно колено рядом с машиной.

– Мисс Рафферти? – мягко, словно врач, позвал он.

Возможно, Ричи даже перестарался с учтивостью: коленом он угодил прямиком в грязную колею. Теперь все будут думать, будто он путается в собственных ногах, однако сам он, похоже, ничего не заметил.

Фиона Рафферти медленно и неуверенно подняла голову. Со стороны она была похожа на слепую.

– Я вам очень соболезную.

Через секунду ее подбородок немного наклонился – она еле заметно кивнула.

– Принести вам что-нибудь? Воды?

– Мне нужно позвонить маме. Как я… О боже, дети! Я не могу сказать ей…

– Вас отвезут в больницу, – сказал я. – Кто-нибудь предупредит вашу мать, чтобы она встретила вас там, и поможет поговорить с ней.

Она меня не слышала – ее мысли уже унеслись прочь и срикошетили куда-то еще.

– С Дженни все в порядке? С ней все будет в порядке, да?

– Мы на это надеемся. Как только что-нибудь узнаем, сразу же вам сообщим.

– Мне не разрешили поехать с ней на “скорой”… Мне нужно быть с ней. Что, если она… Мне нужно…

– Понимаю, – сказал Ричи. – Но врачи за ней присмотрят. Эти ребята знают, что делают. Вы бы только путались у них под ногами. Вы ведь этого не хотите?

Ее голова качнулась из стороны в сторону: нет.

– Нет. В любом случае мы очень надеемся на вашу помощь. Нам нужно задать вам несколько вопросов. Как думаете, вы сможете сейчас на них ответить?

Она открыла рот и судорожно вдохнула.

– Нет. Господи, вопросы… Я не могу… Я хочу домой. Я хочу к маме. О боже, я хочу…

Она снова была на грани истерики. Ричи отстранился, успокаивающе вскинул ладони.

– Мисс Рафферти, если хотите ненадолго заехать домой, а с нами побеседовать позже, мы не станем вас удерживать, – ловко вставил я, пока Ричи ее не отпустил. – Выбор за вами. Но с каждой минутой шансы найти того, кто это сделал, падают. Улики уничтожаются, воспоминания свидетелей тускнеют, а убийца, возможно, уходит все дальше. Думаю, вам стоит иметь это в виду, прежде чем вы примете решение.

Взгляд Фионы прояснился.

– Если я… Вы можете его упустить? Если я свяжусь с вами позже, он скроется?

Я крепко взял Ричи за плечо, отодвинул его из ее поля зрения и прислонился к дверце машины.

– Верно. Как я и сказал, выбор за вами, но лично я не хотел бы жить с таким грузом.

Ее лицо исказилось, и на секунду мне показалось, что мы ее потеряли, но она сильно прикусила щеку и собралась.

– Ладно, ладно, я могу… Ладно. Я просто… Дадите мне пару минут? Я покурю, а потом отвечу на все ваши вопросы.

– Думаю, вы приняли правильное решение, мисс Рафферти. Не торопитесь, мы подождем.

Она вылезла из машины – неуклюже, словно после операции – и, пошатываясь, побрела по дороге мимо скелетообразных домов. Я проводил ее взглядом. Она села на недостроенную стену спиной к нам и закурила.

Я показал Ларри большие пальцы. Он радостно помахал и заковылял к дому, натягивая перчатки. Остальные криминалисты последовали за ним.

Дешевая куртчонка Ричи не рассчитана на сельские холода, он прыгал на месте, сунув ладони под мышки, и пытался делать вид, что не замерз.

– Собирался отправить ее домой? – вполголоса спросил я.

Ричи дернул головой от неожиданности.

– Ну да, – настороженно ответил он. – Я подумал…

– Не думай. Только не об этом. Отпускать свидетеля или нет, решаю я, а не ты, понял?

– Мне показалось, что она вот-вот сорвется.

– И что? Это не значит, что можно ее отпускать, детектив Курран. Это значит, что она должна собраться. Ты чуть не запорол допрос важного свидетеля.

– Как раз этого я и старался избежать. Лучше подождать несколько часов, чем расстроить ее настолько, что она не станет говорить с нами до завтра.

– Нет, так не пойдет. Если нужно, чтобы свидетельница заговорила, найди способ ее разговорить, и точка. Нельзя отправлять ее домой, чтобы она попила чаю с печеньем и вернулась когда ей будет угодно.

– Я посчитал, что должен дать ей выбор. Она только что потеряла…

– А я что, наручники на нее надел? Дай девушке выбор, ради бога, но сделай так, чтобы она выбрала то, что нужно тебе. Правило номер три, четыре, пять и еще десяток: на этой работе нельзя плыть по течению – его нужно направлять. Я ясно выразился?