БронеМашина времени
Шрифт:
Я устало добрел до перекрестка и получил очередной шок: по улице мимо меня катился немецкий открытый штабной вездеход серо-зеленого цвета. На правом крыле машины трепыхался красный флажок с серпом и молотом, а внутри сидела сюрреалистическая компания из двух советских летчиков в парадной форме довоенного образца. Голубые петлицы с «птичками», шпалы и кубари (один из летчиков — майор, второй — старший лейтенант), синие кителя и фуражки с крылышками и звездами. У майора на груди я рассмотрел орден Ленина и медаль «XX лет РККА», а у старлея — медаль «За отвагу»… Вел машину старшина (четыре треугольника на голубых петлицах) в синей пилотке и полевой зеленой гимнастерке… За вездеходом ехал грузовой «Опель» с кунгом вместо кузова, и у него за баранкой тоже сидел некто со звездой на пилотке… Если на дворе 1944-й, то где, черт возьми, погоны? Они же год как появились! Вот бред так бред! А если они воюют под красным флагом — то за кого? Это я вообще не понимаю, ведь нет же здесь Восточного фронта, нет — и все!
От тягостных мыслей меня оторвал разговор двух проходящих мимо немецких офицеров. «Синхронный переводчик» в голове опять заработал:
— Что это повадились и днем и ночью через город технику гонять?
— Говорят, готовятся к чему-то серьезному. По всему побережью облавы и боевая готовность.
— Выходит, десанта ждут?
— Ну, это как раз навряд ли…
И они прошли мимо, не обращая внимания, что в этих самых машинах через город катят явные русские. Выходит, это здесь банальное зрелище? Мимо проехал очередной мотоцикл с коляской, в очередной раз окатив меня грязью. Как же мне все это надоело! И устал чертовски — столько уже километров отмахал.
В этот момент в воздухе послышалось отдаленное, как принято выражаться в подобных случаях, басовитое гудение, постепенно переходящее в свист. Я заскочил в подворотню и уставился
Высоко в сумрачном небе над городом летели два… птеродактиля — вот, наверное, правильное определение… Точнее, пара самолетов типа «летающее крыло». Нечто подобное изобретал в те самые времена нацистский новатор от авиации Липпиш. Только эти самолеты были огромными, в размахе явно больше Ту-16, и за каждым тянулось штук по восемь следов дыма от выхлопов. На крыльях снизу четко различались кресты и какие-то цветные полосы. Буквально через пару минут неизвестные мне реактивные чудовища растаяли на горизонте, а я все стоял и смотрел им вслед. Далеко у них тут зашла арийская наука, ох далеко… Интересно, куда же они, такие большие, летают? На Нью-Йорк? В этот момент в подворотню заскочил запыхавшийся молодой унтер-офицер вермахта в какой-то странной форме — китель с множеством карманов и свободные брюки из желто-зелено-коричневой камуфляжной ткани плюс пробковый шлем с таким же чехлом. На груди у него была странная металлическая эмблема — змеюка обвивает свастику, а на рукаве — красно-черная ленточка с золотыми буквами готическим шрифтом «AMASONIAN KORPS». Судя по новенькой пистолетной кобуре на поясе и отсутствию иного снаряжения, зольдатик был в отпуску или в увольнении. Немец, сдвинув пробковый шлем на затылок, некоторое время шумно отдыхивался (бежал он от кого-то, что ли?), потом вытер вспотевший лоб и спросил:
— Закурить не найдется?
Вот теперь я действительно влип: из всех немецких словосочетаний отчетливо вспоминались только «дружба — фройндшафт», «хенде хох» и «Гитлер капут». Если даже отвечать односложно — нету, мол, то как это правильно сказать: «найн» или «нихт»? И как прикажете вести светскую беседу дальше? Но «синхронный переводчик» в голове не подвел, и губы сами собой выдали какую-то немецкую фразу. Она, видимо, не вполне удовлетворила собеседника, но что тут сделаешь — нету у меня махорки, не снабдили… Сам я стоял, совершенно обалдевший от неожиданно открывшихся лингвистических способностей. Мой нездешний потерянный вид, похоже, не остался незамеченным, и унтер истолковал это по-своему:
— Что, цирк приехал? Или ты, парень, неделю в канаве ночевал? Или, может, ты от кого-то бежишь, а, нютцигер юде?
Хамила эта сволочь фашистская, ох хамила…
— Сам ты нютцигер юде, — ответил я с достоинством. — А я скорее руссише швайне…
Ощущение было совершенно диким: я мысленно произносил слова по-русски, а изо рта тем временем сыпалась иностранщина. Челюсти, губы и язык шевелились совершенно независимо от моей воли. Спасибо, что хоть смысл вроде бы оставался прежним. Но что же дальше-то будет? Немец после моих слов издал угрожающе-хрюкающий горловой звук, но больше ничего не успел сказать — у меня рука от длительных упражнений с танковым железом тяжелая, тут мне и нож не нужен… От резкого удара моего кулака в подбородок фриц шарахнулся шлемом о кирпичную стену, в шее у него что-то хрустнуло, и он мягко сполз к моим ногам. Продолжая действовать практически в автоматическом режиме, мое тело подхватило его под руки и поволокло в ближайший подъезд. Там контроль над движениями вернулся ко мне, и я ошалело склонился над лежащим. Он был жив, но в глухом нокауте… Капут матка-сальо-курка-яйка… Дальнейшие действия представлялись очевидными: я начал стаскивать с него форму. В гражданке долго не проходишь, а сколько мне здесь еще торчать — одному Аллаху известно. К тому же меня перестало мутить, и в душе начал просыпаться азарт тайного агента, лезущего по канализационной трубе во вражеский штаб… Немец был один — значит, его не хватятся, по крайней мере, несколько часов, да и искать в городе, судя по всему, подвергаемом регулярным массированным бомбежкам, будут без особого энтузиазма. Обобрав бедолагу до нитки, я напялил мундир поверх моего трико, затянул ремень на последнюю дырку. Свою штормовку и свитер я засунул в рюкзак. Затем проверил пистолет в кобуре и сразу почувствовал себя человеком. А точнее, человеком вооруженным, что звучит гордо само по себе. Хотя, конечно, ничего особенного, нормальный «парабеллум» Борхарта и Люггера, только и всего. Я такие раньше в руках не держал, но как заряжать и куда нажимать для стрельбы, я в конце концов сообразил, а большего пока и не требовалось. Натянув пропахший потом пробковый шлем и утвердив рюкзак за спиной, я окончательно почувствовал себя крутым воякой и приступил к рассмотрению документов, извлеченных из карманов у немца-перца-колбасы. Удостоверение личности отбросил сразу — раздетый немец ничем меня не напоминал и при проверке фокус бы не прошел. А вот вложенное в солдатскую книжку командировочное предписание было куда интереснее. Из него явствовало, что старший унтер-офицер Ганс Дитрих Халлер после тяжелого ранения на Африканском фронте и благополучного излечения следует в распоряжение штаба 12-й легкой пехотной дивизии особого корпуса «А» (он же, надо полагать, и есть «Амазонский корпус»). Маршрут движения: Варшау — Берлин — Дьеп — Лондон — Плимут — Джорджтаун (ни фига себе — это уже Южная Америка!). Предписание было без фотографии, и я сунул его в наружный карман, сойдет для патрулей…
Я прислушался. Было тихо, хотя в небе вроде бы гудели еще какие-то самолеты. Ганс Дитрих Халлер все еще пребывал в бессознательном состоянии. Поправив на плечах рюкзачные ремни, я вышел из подворотни на улицу. В городе начиналось какое-то лихорадочное движение, с зениток снимали чехлы, куда-то ехали пожарные и санитарные машины, пропуская их через перекресток, застыла колонна грузовиков с какими-то то ли понтонами, то ли катерами в кузовах. Я поднял голову и понял, в чем дело. В сером небе, на невообразимой высоте, оставляя белый инверсионный след, блестел ослепительным серебром маленький крестик какого-то самолета. Судя по воцарившейся вокруг суете, самолет был вражеский… В стороне, возле черного автомобиля, курили двое в черных кожаных пальто и шляпах, при костюмах, галстуках и перчатках. Типичные агенты гестапо из кинобоевика. Сладкая парочка давала «ЦУ» патрулю — тройке парашютистов в характерных комбинезонах с обрезанными выше колен штанинами и касках без полей. До меня долетели обрывки разговора:
— …Какой?
— Ну, странно одетый, грязный, в синих штанах…
— Таких не видели, герр унтерштурмфюрер.
— Нам доложили, что видели в этом районе.
— Никак нет, не попадался!
— При появлении немедленно задержать и доложить!
— Яволь, герр унтерштурмфюрер!
Парашютисты, как и полагается бывалым воякам, ни в грош не ставили бредни штатских сыщиков, и те, весьма недовольные, побросали окурки и укатили. А ведь это про меня говорили! Выходит, обо мне уже знают?! Интересно, от кого? Опять проделки «666-го»? Похоже на то. Ведь, рассуждая логически, все дело в неизвестном агрегате у меня за спиной. Его явно надо куда-то отнести или кому-то передать. А вот кому именно? Стоп. Это явно знал тот тип в люфтваффовской форме, что еще недавно лежал позади меня в отключке, но его-то здесь и нет… Выходит, я вместо него? За себя и за того парня?! Так я это задание уже, считай, провалил — я же самого главного не знаю… И вопрос: обратно-то меня выдернут после такого «первого блина»? Кстати, патрульные меня давно уже замели бы, несмотря на все свое недоверие, если бы чуть дольше по улицам шлялся… Вовремя я масть сменил и оружие добыл. Патруль тем временем свернул за один угол, а я за другой. Мимо катили камуфлированные пятитонные «Бюссинги», крытые брезентом. Все прохожие явно направлялись к бомбоубежищам, находившимся почти в каждом подвале. При входе в них торчали какие-то полувоенные санинструкторы и пожилые солдаты. Предполагаемый мной большой авианалет, видимо, намечался-таки на ближайшее время. И точно, по улице прокатился фургон с матюгальником на крыше.
— Предупреждение о воздушном нападении, — орал голос из фургона. — Посты наблюдения доносят о приближении большой группы вражеской авиации с юго-запада. Над территорией островного генерал-губернаторства она появится в течение полутора часов. Всем рекомендуется укрыться в бомбоубежищах…
Для отсидки я выбрал себе большое здание с обширным подвалом, на котором, кроме таблички «Бомбоубежище», была еще и вывеска «SOLDATENKINO» и пониже мелкими буковками: «Солдатский клуб с кинозалом». Я вошел внутрь. Документов здесь ни у кого не спрашивали. Спустившись по узкой лестнице, я попал в длиннющий коридор; обещанный кинозал находился в его конце, но туда еще никого не пускали. Не меньше сотни проходимцев в мундирах всех мыслимых фасонов подпирали стены и курили… Многие были в шинелях, с рюкзаками и оружием. Кроме коренных немцев, здесь находились и всяческие союзники, включая двоих итальянцев с петушиными хвостами на шляпах и бородатого сикха в тюрбане. Но мой взор приковали не они, а две группы, бросавшие друг на друга злобные взгляды от противоположных стен; одну из них составляли трое типичных, по моим представлениям, «братьев-славян»: в стандартных немецких «фельдграу», но с бело-сине-красными флагами
и буквами «РНОА» на рукавах, в папахах с малиновым верхом и кавалерийских сапогах со шпорами. Зато другие четыре человека красовались в совсем уж опереточной форме — серо-голубых жупанах с пилообразным золотым шитьем на воротниках и расшитыми обшлагами рукавов и в фуражках-«мазепинках» с желто-синими трезубцами. У одного из них, с вислыми усами «а-ля Тарас Бульба», на груди имелся даже какой-то многолучевой орден с тем же трезубцем… Картина маслом, блин… «Запорожцы пишут здравицу Гитлеру»…Бункер строили, видимо, еще англичане, и кое-где из-под белил проглядывали полустертые английские слова. На одной из боковых дверей я увидел новую табличку «Читальный зал» и сразу же туда вошел. Читателей было немного: молодой фельдфебель люфтваффе с обгорелым лицом и трое рядовых. Они от нечего делать лениво перелистывали журналы с картинками. Помещение напоминало не столько библиотеку, сколько филиал пункта приема макулатуры. В углу сиротливо торчал книжный шкаф без стекол в дверцах, книг там было негусто: в основном «Майн кампф» партайгеноссе Адольфа и какие-то любовные романы в затертых обложках, с которых улыбались пухлозадые арийские красотки. На многочисленных разномастных столах в беспорядке громоздились подшивки старых газет, большинство верхних листов было оторвано — вероятно, для использования в сортире. Стены были облеплены плакатами самого разного содержания. В центре, напротив входной двери, девушка в белом платье обнимала солдата на вокзале («Солдат! Победа не за горами — исполни свой долг перед Фатерляндом»), по сторонам от нее, как добрые дядюшки, помещались Гитлер с поднятыми куда-то вверх глазами («Подписывайтесь на военный заем») и Геббельс с разинутым ртом («Германия будет владеть миром!»). Тот же Геббельс был представлен еще на четырех или пяти плакатах с разнообразными цитатами, рядом с одним из них непочтительно красовался «Болтун — находка для шпиона». Оставшееся место заполняли правила оказания первой помощи и таблицы с силуэтами вражеских бомбардировщиков («Защитим наше небо»). Среди этих силуэтов я, к удивлению своему, обнаружил не только привычные «Ланкастер», «Стирлинг», В-29, В-17 и В-24, но и совершенно неуместные здесь В-32 «Доминейтер», В-36 «Писмейкер» и похожее на «Ланкастер» шестимоторное чудище, именуемое «Монреаль»…
Я свалил со спины поклажу и взгромоздился на шаткий табурет за одним из столов. Большинство газет на столах оказались уже знакомыми мне «Фелькишер беобахтер», среди них попадались «Берлинер рундшау» и «Зольдатен цайтунг». Не обидели и союзников: несколько подшивок содержали французскую «Аксьен директ», итальянскую «Корьере ди Рома» и какую-то ободранную до неузнаваемости финскую газету. Впрочем, все это меня не очень интересовало, лихорадочно роясь в пыльных грудах, я надеялся отыскать что-нибудь на русском. И наконец нашел. Целую нетолстую пачку — «Правда» и «Страж Балтики», отдельные номера, за разные года. Первой лежала «Правда» от 17 июня 1942 года. Все как положено: над названием лозунг «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!», а на первой странице сверху редакционная статья «Стокгольмская конференция» и большое фото, невольно заставившее меня содрогнуться. Это была не «Большая тройка», а «Большая четверка» — в легких креслах на фоне какого-то особняка сидели и улыбались в камеру Муссолини, Гитлер, Сталин (в своем обычном полувоенном кителе без погон) и какой-то японец. Я не уверен, но, по-моему, это был их премьер Тодзио. За спинами «Четверки» стояли и довольно улыбались еще несколько персонажей, из которых я уверенно опознал Маннергейма, Франко, Хорти, Павелича и Молотова. Оказывается, в Стокгольме в тот день был подписан окончательный вариант сепаратного мирного договора СССР со странами «Оси» — Советский Союз отныне обретал статус «дружественно нейтральной» страны по отношению к гитлеровскому блоку. Был решен вопрос о «спорных территориях» — СССР оставлял немцам Прибалтику и территории, присоединенные в 1939-м, румынам — Молдавию и Одессу, финнам возвращал Карельский перешеек и все, что было захвачено в «Зимнюю войну». Японцам при этом доставалась Монголия, а СССР получал Иран, причем целиком… Плюс был подписан целый пакет документов, касающихся различных аспектов дальнейшего сотрудничества. Так, СССР обязывался снабжать Германию сырьем и всем необходимым для боевых действий, а немцы, в свою очередь, были готовы оказывать СССР содействие в восстановлении и модернизации промышленности, разрушенной в ходе «советско-германского инцидента 1941 года», и в военной области… От всего этого шла кругом голова. Я просмотрел остальные номера, и мозаика начала складываться. Черт возьми, так не бывает! Каким-то образом уже после нападения Германии на СССР Сталин и Гитлер вдруг ПРОСЕКЛИ возможные дальнейшие последствия. Было неясно, кто сделал первый шаг, но в конце сентября 1941-го в Кремль через болгарского посла Стайменова был передан некий документ. 7 октября через фронт отправился неизвестный «специальный представитель тов. Сталина». 9 октября было достигнуто соглашение о прекращении огня на всем протяжении советско-германского фронта, а 11 октября в Москву прилетела немецкая делегация во главе с Риббентропом, через сутки подписавшая двухстороннее соглашение о перемирии и разводе войск… Но был и нюанс. Все иностранные посольства к моменту подписания перемирия были эвакуированы из Москвы в Пермь (а точнее, тогда — Молотов), там же находилась и часть советского правительства во главе с Калининым. И англичане, для которых перемирие на Восточном фронте было смерти подобно, каким-то образом (каким именно — из газет было непонятно) сумели склонить часть военной и политической верхушки, из числа тех, кто находился в Перми, к фактически мятежу. Им и американцам любой ценой надо было удержать СССР на своей стороне, поэтому они обещали золотые горы и военную помощь, вплоть до ввода войск. Клюнули на эти посылы Маленков, Хрущев, Шкирятов, Жуков (почему-то оказавшийся в этот момент в Перми) и еще ряд «товарищей». «Старая гвардия» с Калининым во главе мятеж не поддержала. Дальше придурок Хрущев, явно под диктовку англичан, накатал доклад «О культе личности Сталина» (ровно на 14 лет раньше срока!) и попытался сей документ довести до сведения масс через печать и радио… Только ничего не вышло — пермским заговорщикам никто не поверил, выхода на всесоюзные средства массовой информации у них не было, верных боеспособных войск тоже. А НКВД подчинялся Сталину. Тем более Иосиф Виссарионович уже 14 октября опубликовал в «Правде» и прочитал по радио обширный документ, где простыми словами разъяснил советскому народу пользу перемирия с Германией и обвинил англичан и американцев во всех смертных грехах, припомнив все их «художества» времен Гражданской войны и интервенции… В общем, 16 октября заговорщики пытались бежать из Перми, но долетели только до Новосибирска, где их и повязали. Бывший душой заговора посланник Рузвельта Гарри Гопкинс тоже пытался бежать. Но его самолет сбили в 86 километрах юго-восточнее Архангельска, все, кто был на борту, погибли… А персонал британского посольства в Перми разъяренная толпа пыталась линчевать, здание посольства сгорело — с большим трудом прибывшие разбираться с заговорщиками Берия и Абакумов сумели утихомирить «стихийный гнев народных масс»… Американцы стали грозить военными мерами, но… 7 декабря 1941 года японцы атаковали Перл-Харбор (четыре волны их палубных самолетов уничтожили не только линкоры и авиацию, но также два авианосца, доки и склады ГСМ), а через пару дней последовали Филиппины, Малайзия и Сингапур. И всем стало не до России… Ну а заговорщиков судили, долго и показательно, а в феврале 1942-го подвели-таки под шлепку. На судебном процессе они, как водится, вывернулись наизнанку, признав себя «последышами заговоров Якира-Тухачевского и Штерна-Смушкевича». Понятно, что организаторами всех этих заговоров были «проклятые британские империалисты»… По поводу этого заговора и сопутствующего судебного процесса мне попалась на глаза, в частности, большая статья заместителя начальника Главного Политуправления РККА армейского комиссара Первухина с красноречивым названием «Кровавые преступления наймитов всемирного капитала». В ней заговорщики именовались не иначе как «грязные наймиты мирового империализма и сионизма», «подлые предатели русского народа», а также «преступная клика Маленкова — Жукова — Хрущева и примкнувшего к ним Шкирятова», чьи преступления «щедро оплачены их англо-американскими хозяевами», и «безмерно обнаглевшие клевреты международного сионизма, собиравшиеся убить товарища И. В. Сталина и других руководителей партии и правительства»… Заканчивалась статья словами: «До чего же докатились эти подлые мерзавцы, не помнящие родства, продающие и предающие свою страну за грязное золото, выкачанное американскими и английскими трестами из мирового пролетариата! Но пусть не думают пособники интервентов, пытающихся взять реванш за сокрушительное поражение, нанесенное им советским народом и Красной Армией в годы Гражданской войны, что их злодеяния останутся безнаказанными! Могучее советское правосудие нанесет последний сокрушительный удар по наймитам империализма и сионизма, загнав последний осиновый кол в зловонную могилу всех угнетателей мирового пролетариата и их приспешников! Кровь за кровь, смерть за смерть!».
Попался на глаза номер «Правды» за 1 мая 1942 года. В Москве прошел обычный для этого дня военный парад и демонстрация. По Красной площади шли Т-34 и KB, а на трибунах, помимо прочих, присутствовала немецкая правительственная делегация с А. Шпеером во главе… А в это время Роммель уже полгода как взял Каир и Александрию и занимал Сирию, был захвачен Гибралтар, шли последние бои на Британских островах (в аккурат 27 апреля 1942 года английская королевская чета отбыла в Канаду…), японцы были в Рангуне, на Алеутах и в Анкоридже…