Броненосцы типа "Бородино"
Шрифт:
Прошло несколько минут этой отчаянной, но бесполезной стрельбы со всей эскадры, прежде чем на "Орле" первыми решились нарушить приказ генерал-адъютанта. Оказалось, что во множестве падений снарядов, окруживших со всех сторон "Микасу", корректировка стрельбы нашими кораблями была совершенно невозможна: никто не мог отличить падения своих снарядов. Это была страшная катастрофа: то, что годилось для стрельбы одиночного корабля, было неприемлемо в условиях эскадренного боя. Этого плац-парадный "генерал-адъютант", показной стрельбой вызвавший когда-то восторг хитрого императора Вильгельма II и недалекого Николая II, предвидеть не мог.
Уже с третьего выстрела из своей, считавшейся пристрелочной, левой носовой башни ее командир лейтенант К. П. Славинский вынужден был отказаться от попыток провести пристрелку и начал стрелять по показаниям дальномеров. Но вскоре ушедший вперед "Микаса" оказался вне углов обстрела большинства орудий, и из боевой рубки приказали вести самостоятельный огонь по целям, доступным для
Участвуя в расстреле "Осляби", он с самого начала боя не подвергался обстрелу, и державший на нем флаг контр-адмирал Симамура не мог, наверное, не нарадоваться дисциплине на русской эскадре, корабли которой даже из-за спины "Орла" старательно, но безуспешно вели огонь по далеко ушедшему вперед "Микасе". "Орел" нарушил эту идиллию, подтвердив еще раз, что в одиночном бою наши корабли вполне отвечали всем правилам артиллерийского искусства.
Третьим пристрелочным выстрелом (падения снарядов около шедшего на "тихой воде" "Ивате" были хорошо видны) противник был накрыт с расстояния 32 каб. Данные о прицеле и поправке целика немедленно передали по еще действовавшей системе ПУАО в плутонги групп левого борта. Эффект был поразительный. Несмотря на считавшееся по тогдашним понятиям большое расстояние, "Ивате", увлеченный безнаказанным расстрелом уже сильно подбитого "Осляби", был накрыт сразу несколькими снарядами с "Орла". На корабле, как стало потом известно, были подбиты боевая рубка, носовая башня, сильно разрушен ряд надстроек. Спасаясь (удачно попавший 305-мм бронебойный снаряд мог бы решить участь крейсера), "Ивате" круто ушел влево, увеличив расстояние до 70 каб. Это было около 14 час. 30 мин.
Выход в 14 час. 20 мин. из строя "Осляби" и одновременно с ним "Бородино" привел их относительно японцев почти в створ с "Орлом", и те не замедлили реализовать эту благоприятную для них ситуацию. В этот период боя, несмотря на поддержку "Бородино" (его кормовая 305-мм башня безостановочно посылала свои снаряды над ютом "Орла"), корабль понес значительные потери и получил ощутимые повреждения. И хотя броня нигде не была пробита, все же исключительная интенсивность обрушившегося на корабль града снарядов приводила к неуклонно множившимся разрушениям небронированных участков борта, палуб и надстроек.
Так нелепо (уже во второй половине боя) погиб пользовавшийся особенным уважением команды и офицеров лейтенант А. В. Гире. Он командовал правой группой артиллерии, управляя огнем правой носовой 152-мм башни. Счастливо избежав гибели от пожара и взрыва патронов своей башни (раскаленный осколок снаряда, влетев в открытую горловину в крыше для выбрасывания гильз, воспламенил кранцы), он отправил на перевязку уцелевших из прислуги и сам сделал оба выстрела из заряженных перед этим орудий. По вызову управлявшего кораблем старшего офицера Гире отправился в боевую рубку для замены раненого старшего артиллерийского офицера лейтенанта Ф. П. Шамшева. И в момент, когда он поднимался по шторм-трапу на мостик, под ним от разорвавшегося снаряда вспыхнул хранившийся поблизости пластырь. Сигнальщики подхватили лейтенанта, руками сбили пламя, но полученные ожоги не оставляли надежды выжить.
С пожарами, благодаря заранее принятым мерам, удавалось справляться, хотя и на "Орле" горевшие обломки иногда попадали даже в шахты элеваторов, а вода через разбитые люки и комингсы проникала в погреба боеприпасов. Башенные установки (особенно 305-мм орудий) проявили высокую живучесть, выдерживая по несколько прямых попаданий 305-мм снарядов, но явная затесненность 152-мм башен среди корпусных конструкций и обращавшееся в ловушку при близком взрыве хитроумное устройство мамеринцев (их кольцевые швеллеры сминались, зажимая один другого) приводили к заклиниванию, с которым справиться не удавалось. Так к концу боя полностью или частично (с большим ограничением угла поворота) оказались заклиненными две правых и одна левая башня. Много бед принесли широкие амбразуры башен. К концу боя могла стрелять только правая носовая, но и она из-за безнадежно выгоревшей при пожаре электротехники могла действовать только вручную и требовала нового состава прислуги. Из остальных левая носовая была безнадежно перекошена и искорежена последовательными попаданиями 4 или 5 снарядов. Левая кормовая не могла больше стрелять из-за осколка, засевшего в канале одного орудия, и опасно глубокой выбоины на стволе другого. У трех других было частично или намертво заклинено горизонтальное наведение. Из них первая средняя (командир артиллерийский кондуктор Панцырев) выдержала пожар воспламенившихся патронов из-за осколка, попавшего в амбразуру. В ней убило 3 человека, многие получили сильные ожоги.
На одном из кораблей японского флота во время артиллерийских учений.
Общая схема маневрирования в Цусимском бою.
Проницаемы для осколков, несмотря на броню, оказались и башни 305-мм орудий. В кормовой во время расхождения на контр-курсах (около 14 час 40 мин.) с японской эскадрой, когда огонь с обеих сторон достиг наибольшей силы, снаряд 203-мм калибра ударил в вертикальную броню под кромкой левой амбразуры. Часть крыши, разорвавшись по стыку, опустилась двумя углами вниз, ограничив угол возвышения орудия (стрелять можно было не дальше 30 каб). Множество осколков проникло в башню (они попадали даже в отделение штурвалов ручного горизонтального наведения), убив одного комендора и ранив троих. Но несмотря на это, повреждено было только приспособление для стрельбы гальваническими трубками. Выдержала башня и попадание в крышу, от которого, потеряв глаз при взрыве у рубки, чудом остался жив командир башни О. А. Щербачев. Передав командование башней кондуктору Расторгуеву, мичман, невзирая на ранение в голову и потерю глаза, остался в башне. Башня продолжала стрелять, бесперебойно действовали и механизмы подачи боеприпасов, а прислуга в погребах, по словам мичмана Щербачева, "работала идеально", обеспечивая возможность выстрела через каждые две минуты. Такой скорости редко удавалось добиться на учениях. В результате интенсивной стрельбы этой башни в ее погребе к исходу боя оставалось по 2 фугасных и по два бронебойных снаряда. Также исправно действовала носовая башня, командир которой лейтенант С. Я. Павлинов отделался лишь контузией. У ее левого орудия отбило часть ствола, поэтому в погребе осталось 52 снаряда.
Бой показал целесообразность бронирования батареи 75-мм пушек. Их 76-мм броня выдерживала попадания даже 305-мм фугасных снарядов, которые иногда выплавляли в плите язвы глубиной до 25 мм, но не пробивали ее. К несчастью, преимущества броневой защиты сводились почти на нет уязвимостью открытых, по старинке открывавшихся настежь, орудийных портов, которые, как и башенные амбразуры и смотровые просветы рубок, беспрепятственно поражались осколками. Таков был парадокс эпохи, отвыкшей от серьезных артиллерийских сражений. При исключительной интенсивности огня японских кораблей все казематы 75-мм артиллерии новых русских броненосцев оказались в значительной мере выведенными из строя. Так взрывы двух 203-мм (или одного 305-мм) снарядов, попавших в левые порты носового каземата, уничтожили оба орудия, убили командира плутонга мичмана А. П. Шупинского и трех комендоров, ранив остальную прислугу. Осколками, проникшими через дверь в продольной броневой переборке, была взорвана часть патронов и выведено из действия правое орудие. Броня позволяла в течение боя вести огонь из центральной батареи 75-мм пушек, но и здесь потери из-за открытости амбразур были значительными. Командир левой батареи мичман князь Я. К. Туманов был тяжело ранен и командовать пришлось командиру правой батареи мичману Н. А. Сакеллари.
Кормовой, наиболее компактный каземат, занимавший часть офицерской гостиной, выдержал несколько попаданий тяжелых снарядов в броню, но был опустошен более легкими снарядами, пробивавшими легкие полупортики или влетавшими прямо в порты. Трое комендоров были убиты, остальные ранены. Тело командира батареи прапорщика Г. А. Андреева-Калмыкова, в азарте боя вышедшего управлять огнем батареи на адмиральский балкон, нигде найти не могли. Снесло ли его взрывом ударившего в броню снаряда, убило ли прямым попаданием или раненого смыло неожиданно вкатившимся водяным валом – неизвестно. И только после его гибели, когда из боевой рубки "Орла" заметили, как водяные валы накрывают балкон впереди идущего и также перегруженного "Бородино", последовал приказ задраить и забаррикадировать мешками с углем весь кормовой каземат.
Вслед за предшествовавшими кораблями повторилась на "Орле" и трагедия командного состава, для которого несостоятельная в своей конструкции боевая рубка в бою превращалась в гибельную ловушку. Наспех придуманные, непроверенные стрельбой на полигоне, уже в походных условиях установленные козырьки-ограничители визирных просветов "счистило", как говорили офицеры, взрывами первых же попавших в броню рубки снарядов, и люди в рубке оказались так же беззащитными, как был беззащитен почти полностью уничтоженный командный состав "Рюрика" в бою 1 августа 1904 г. и как был беззащитен командный состав кораблей в бою в Желтом море 28 июля того же года. С ужасающим однообразием попадания снарядов и осколков внутрь боевых рубок продолжали выводить из строя и корабли 2-й Тихоокеанской эскадры.
На "Орле" к концу боя почти все люди в рубке были серьезно (некоторые до трех раз) ранены, а большинство приборов и приводов управления разбито. Взрывом 203-мм снаряда в рубке были уничтожены дальномер, боевые указатели системы ПУАО и доска переговорных труб. Расстояние приходилось теперь передавать в центральный пост по чудом уцелевшей переговорной трубе.
Трудно было пользоваться и оптическими прицелами, которые заливались водой, вздымавшейся у бортов от взрывов, и быстро покрывались копотью от дыма. В батарейной палубе завеса угольной пыли, взбитой из-под бимсов, закрытых зашивкой (последствия использования батареи в качестве склада угля), и вовсе заставила перейти от телескопических к обычным прицелам. Имелись основания и к подозрениям о рассогласовании прицелов с орудиями вследствие недостаточно надежного способа их крепления.