Броненосец
Шрифт:
Он вставил «Ангцирти» в проигрыватель, а примерно через девяносто секунд нажал на «стоп» и извлек диск. У Дэвида Уоттса оказался пронзительный монотонный, хотя и мелодичный голос без особого характера, а тексты песен отталкивали своей пошлой претенциозностью. Совершенно гладкое, будто отполированное звучание — заслуга самых дорогих в мире студий звукозаписи — лишало эту музыку всякой подлинности. Лоример понимал — подобная реакция оставляла его в мизерном меньшинстве, свидетельствовала о чуть ли не извращенном отклонении с его стороны, но он ничего не мог с этим поделать: похоже, он лишился одного из основных чувств, вроде обоняния, осязания или слуха, — но он органически
Раздался звонок в дверь. Он снял трубку домофона, внезапно ощутив тревогу: а вдруг это Ринтаул?
— Кто там?
— Слава богу, ты дома! Это Торквил.
Поставив чемодан на пол, Торквил с искренним восхищением оглядывал квартиру Лоримера.
— Классное жилье, — сказал он. — Все так опрятно, так солидно — ну, ты понимаешь. А он настоящий?
— Древнегреческий, — ответил Лоример, осторожно вынимая шлем из больших рук Торквила. — Ему около трех тысяч лет.
— У тебя есть бухло какое-нибудь? — спросил Торквил. — Позарез выпить надо. Чертовки херовый день сегодня. А ты хоть представляешь, сколько стоит такси от Монкен-Хадли досюда? Сорок семь фунтов. Чудовищно. Виски, если можно.
Лоример щедро плеснул Торквилу шотландского виски, а себе — чуть скромнее — водки. Когда он вернулся с кухни, неся стаканы, Торквил уже закурил и развалился на Лоримеровом диване, задрав ногу на ногу, так что повыше носка показалась полоска голой плоти.
— Черт побери, а что это за дрянь ты слушаешь?
Лоример выключил музыку.
— Я слышал о том, что сегодня случилось, — начал он утешающим тоном. — Вот не повезло, так не повезло.
Чванливая развязность на миг покинула Торквила, теперь он казался обескураженным и подавленным. Он потер лицо ладонью и надолго припал к стакану.
— Одно могу сказать: все произошло как-то жутко и гадко. Этот Хогг — просто злобный подонок. Он и ключи от машины у меня отобрал — сразу же. А когда я добрался домой после обеда, машину уже изъяли. Черт знает что такое. — Он шумно выдохнул. — Вот так вот, вышвырнули — и все тут. Я пытался Саймону позвонить, но ничего не вышло. — Он жалостно взглянул на Лоримера. — Может, хоть ты понимаешь, в чем дело?
— Мне кажется, — начал Лоример, раздумывая, будет ли благоразумно доверяться Торквилу, — мне кажется, это как-то связано с делом «Федора-Палас».
— А я думал, ты там все утряс.
— Утряс-то утряс. Но там что-то еще происходит. Не пойму только, что именно.
Торквил казался совсем убитым.
— Ну да, я там напортачил — не спорю, — и меня по справедливости выперли из «Форта Надежного». А теперь меня и из «Джи-Джи-Эйч» выперли. Это уже нечестно. Должен же быть какой-нибудь срок давности! Ладно, допустил я промах в расчетах, ну так что теперь — всю жизнь меня за это казнить?
— Думаю, здесь все гораздо сложнее. Просто мне не удается из кусочков собрать целое. Но вот Хогга это почему-то тревожит. Кстати, что он тебе сказал?
— Он пришел и заявил: «Ты уволен, а теперь выметайся».
Я спросил почему, а он ответил: «Я тебе не доверяю», — вот и все. Ну, еще мы друг друга пообзывали разными хорошими именами. — Торквил нахмурился и поморщился, как будто сам акт припоминания причинял ему физическую боль. — Мерзавец, — подытожил он и рассеянно уронил пепел на ковер. Лоример принес ему пепельницу и новую порцию выпивки.— А как там все дальше было, — спросил Лоример невинно, но с неподдельным любопытством, — после субботней ночи? — И тут же ощутил смутную тревогу: вот они тут вдвоем, он и Торквил, болтают о неурядицах на работе, о домашних неурядицах, точно двое старых друзей, многое переживших вместе.
Торквил угрюмо запрокинул голову и мрачно уставился в потолок.
— Да все очень плохо, — ответил он. — Просто кошмар. После того как Бинни успокоилась, она сделалась тихоней, вела себя как ледышка — совсем на нее не похоже. Точно в себя с головой ушла. Я, конечно, извинялся, но она даже говорить со мной не пожелала. — Он умолк. — А сегодня утром она отправилась к адвокату — как раз когда меня увольняли. А потом она меня выгнала. Сказала: ступай на все четыре стороны и живи с Ириной. Она требует развода.
— А, вот почему чемодан.
— Там мои пожитки. Но это еще не все. Мне пришлось поговорить с этим адвокатом. Он сказал, что я теперь должен регулярно выдавать Бинни деньги — что-то вроде содержания, — пока развод не оформят. Я говорю этому парню, что меня только что вышвырнули с работы, так что им ничего не светит. Видимо, они с Бинни прошлись по всем банковским отчетам, кредитным карточкам, книжкам жилищного кооператива, — в общем, по всем бумагам. И вышло, что у меня долгов на пятьдесят четыре тысячи фунтов. Слава богу, у меня нет закладных.
— Как там сказано: «Повадятся печали, так идут не врозь, а валом».
— Что-что?
— Это Шекспир [18] .
— A-а. Ладно. Так вот, Лоример, как выяснилось, ты — мой единственный друг.
— Я? А как же Оливер Ролло?
— Терпеть его не могу. Безмозглый идиот.
— А как же твоя родня?
— Они все на стороне Бинни — говорят, что я позор семьи. По правде сказать, я теперь пария. Со всех сторон обложили.
18
«When sorrows come they come not single spies / But in battalions» — Гамлет.Акт IV. Сцена V (перевод Б. Пастернака).
— Гм, да я тоже на стороне Бинни.
— Да-a, но, понимаешь, ты тоже был замешан.
— Замешан? О чем это ты? Это ведь ты забрался в постель к Ирине — не я же.
— Но ты же знал Ирину. И она считалась твоей девушкой.
— «Считалась» — вот тут главное слово. Я с ней и разговаривал-то минуты две от силы.
— Я не думаю, Лоример. Это моя главная беда в жизни — я никогда не думаю наперед.
Лоример уже понял, к чему все идет, и почувствовал на душе тоскливую тяжесть.
— Я тут подумал, — проговорил Торквил, вяло улыбаясь, — а нельзя мне у тебя пару ночей перекантоваться, пока буря не уляжется?
— Не уляжется? Что ты хочешь этим сказать?
— Бинни меня обратно возьмет, когда совсем утихомирится.
— Ты уверен?
— Конечно. Она у меня отходчивая, старушка Бинни.
— Ну ладно, но только пару ночей, — разрешил Лоример, слабо надеясь, что Торквил знает свою жену лучше его. — Сейчас я принесу тебе пуховое одеяло.