Бронепоезд. Огненный рейд

— Да, конечно, Леонид Степанович.

Ассистентке научного консультанта, в отличие от Егора, в лабораторию входить было можно…

— Егор, а вы пока посидите за пультом наблюдения.

И — щелк. Конец связи.

Что ж, посидеть на пульте — не проблема. Егор спустился вниз и занял удобное и теплое еще после Марины кресло. Однако расслабиться на новом месте ему не дали.

Два раза коротко рявкнула сирена. «Слушать всем!»

Неужели опять нападение?! Егор бросил взгляд на мониторы. Нет, возле железки вроде все чисто. Впрочем, и одиночного сигнала «Внимание, к бою!» тоже ведь пока не было. Пока предлагалось просто послушать. Ладно, послушаем.

Снова заработала «межвагонка». Из динамика раздался голос комброна:

— Дежурным по вагонам доложить о расходе боеприпасов.

Зазвучали беглые отчеты…

— Первый вагон. Полный расход оперативно-тактического запаса.

— Второй вагон. Полный расход.

— Третий вагон. Восемьдесят пять процентов.

— Четвертый вагон. Полный расход.

«Да уж, неутешительная статистика», — подумал Егор, прислушиваясь к докладам.

— Пятый вагон. Полный…

— Шестой… Девяноста три процента…

— Седьмой… Семьдесят девять…

— Восьмой… Полный…

Вскоре отчитались все вагоны. Кроме одного, не находившегося в прямом подчинении Когана.

— Исследовательский вагон, почему молчим? — спросил Коган. Даже фоновый шум и потрескивание динамика не могли скрыть сочившейся из голоса полковника неприязни. — У вас что, полно патронов?

Егор, пожав плечами, вдавил кнопку межвагонной связи.

— Исследовательский. Полный расход оперативно-тактического запаса, — доложил он.

— Экипажам вагонов пополнить запасы на базе, — распорядился Коган. — Исследовательский, вас это касается тоже. И впредь, по возможности, никому не допускать перерасхода боеприпасов.

«Вот именно, по возможности! — мысленно усмехнулся Егор. — Немаловажное уточнение. А если такой возможности не будет? Если опять встанем на разбитых рельсах и со всех сторон снова попрут интродукты?»

— Напоминаю, — продолжал комброн. — Наша задача — не вести с партизанами и тварями бои на уничтожение, а прорываться через заслоны.

Последовала непродолжительная пауза. Слабое потрескивание в динамике свидетельствовало о том, что Коган еще не отключился от межвагонной связи, а значит — не закончил. И точно…

— Значит так, боеприпасы экономить, но не расслабляться, — снова заговорил он. — Вряд ли партизаны жили в лесу. Где-то поблизости должна находиться их база. Возможно, мы будем проезжать мимо нее.

Через некоторое время из лаборатории вышла Марина. Задумчивая и молчаливая — видимо, под впечатлением от проведенной на пару с доком вивисекции. На этот раз выбрасывать из вагона останки интродуктов не пришлось. Видимо, все без помех ушло в лабораторные сливы.

— Ну и как твари? — поинтересовался Егор, уступая место у пульта.

— Как всегда, — скупо ответила девушка. — Удивляют.

Ну да, конечно. Чего перед ним разглагольствовать-то: он не док, он не оценит.

Егор пожал плечами. Раз говорить с тобой не желают столь явно, навязываться глупо. Он молча занял место башенного стрелка.

Вскоре выяснилось: Коган как в воду глядел, когда говорил о партизанской базе. В сплошной зеленой стене леса начали попадаться дачные домики с разбитыми окнами. Потом промелькнула заброшенная деревенька из нескольких десятков дворов. И наконец показалась безлюдная станция.

Ржавые пути. Заросшие сорняком платформы. Обветшалое здание небольшого провинциального вокзальчика со сбитой вывеской. Что за станция — не понять. Из-за разросшихся кустов и деревьев оказалось трудно даже определить, насколько большим был поселок.

Безымянный населенный пункт встретил бронепоезд беспорядочной всполошной стрельбой из пустых оконных глазниц.

Похоже, именно здесь и базировались партизаны. И видимо, появления бронепоезда здесь никто не ждал.

— Локомотивная, полный вперед! — велел комброн.

Пули и картечь звякали по броне. Дважды взорвались гранаты подствольников, осыпав вагоны густыми, но безобидными осколками. Прочертил в воздухе дымную дугу реактивный снаряд РПГ, но стрелок оказался никудышным: кумулятивная противотанковая граната пролетела над составом и развалила какую-то деревянную хибару на противоположной стороне железки.

Коган не отдавал приказа открывать огонь, и бронепоезд пронесся мимо станции, так и не сделав ни единого выстрела. Что ж, невидимый противник все равно не высовывался из укрытий, вражеские пули и осколки не причиняли вреда броневагонам, а лимит расхода боеприпасов на несколько дней вперед экипаж исчерпал в прошлой стычке.

Через полтора-два километра стрельба стихла сама собой: партизанская база осталась позади.

Дальше ехали без приключений. Не очень долго, впрочем…

Глава 27

Яркая белая вспышка полыхнула где-то далеко впереди, правее железнодорожного полотна. Диковинное серебристое свечение поднялось выше деревьев, зависло над кронами и раскрасило слепящими бликами воздух, как воду в летний полдень.

Егор прилип к перископу. Что такое? Опять партизаны? Взрыв?

Но чем можно было ТАК шарахнуть? И почему в стороне от железки?

Вспышка тускнела, но не гасла совсем, столб ослепительного света рассеивался, мешался с воздухом, однако не опадал и не исчезал. Наоборот, странное сияние стремительно росло вверх и вширь. Превращалось в волну расширяющейся мерцающей дымки.

Да что за хрень такая, в самом-то деле?! Егор проверил оптику. Нет, перископ вроде в порядке. Но как тогда это объяснить? И чем объяснить?

Дымка быстро надвигалась на них. Впрочем, не только на них. Будто мириады частиц серебряной пыли разносило во все стороны мощной, но совершенно беззвучной взрывной волной. Будто взбухала на горизонте полусфера ядерного гриба, только не зловеще-темная, а белая, блестящая. И без пресловутой грибной ножки.

Загадочные блестки уже достигли железнодорожной насыпи и пересекли ее. Воздух впереди играл и переливался расплавленным и разбрызганным серебром. Сияние искажало очертания окружающего мира. Лес расплывался. Подрагивали и плясали, словно в мареве раскаленного воздуха, железнодорожные пути.

Мерцание шло сплошной, изогнутой в дугу и выросшей уже до самых облаков стеной. Кусок неба, попадавший в странное марево, был как лист скомканной синей бумаги, который все еще мнут и мнут невидимые руки.