Бронзовое облако

– Да плевать на глаза этой Ларисы! Что дальше? Ты так и не встретился с Женькой?

– Нет. Мне позвонили, и я срочно вылетел в Лондон, это была самая опасная поездка в моей жизни. Я сильно рисковал, но провез товар и передал его кому нужно… Мне необходимы были деньги, чтобы вызволить тебя… К тому же твой плен должен был выглядеть совершенно иначе… Тебя ранил лев, и ты долгое время находился в хижине одного парня, который помогал тебе при съемках… Ты помнишь, как его звали?

– Нджабуло. Помню. Он неплохо знал английский… И он действительно однажды помог мне во время съемок… Но что с Женей?

– Я вернулся на полмесяца раньше тебя, ты же лежал в госпитале… Помнишь?

– Нет.

– Какая ручная у тебя память, послушная… Бережет тебя от негативных воспоминаний… Я вернулся в Москву, хотел встретиться с Женькой, но мне никто не открыл. Тогда я позвонил этой вашей соседке, Ларисе. Она пригласила меня войти, спросила, как меня звать, даже попросила предъявить документы и только потом рассказала мне, что случилось… Сказала, что наблюдала за жизнью своей подруги все те месяцы, что она была одна, помогала ей чем могла, но все равно ей не удалось ее спасти… Слишком много несчастий выпало на ее долю… Предательство окружавших ее людей, воспользовавшихся ее угнетенным состоянием и беременностью, потеря ребенка, средств к существованию… Она якобы подписала генеральную доверенность, которую ей подсунули люди, которым она могла бы доверять, как если бы она продавала машину, но ее обманули… Сняли с ее счетов все деньги, вот только квартиру оставили, может, не успели ничего сделать или просто побоялись… Еще один тип попросил у нее взаймы крупную сумму и не вернул… Она хотела на те деньги, что хранились в квартире, в вашем сейфе, купить недвижимость, и ей подсунули квартиру, трижды уже проданную, а ты говоришь, за что можно убить риелтора… Ее чуть не изнасиловали…

– Замолчи! У меня такое чувство, будто бы ты пересказываешь мне книгу Закревской… Но это же всего лишь книга!

– Она писала о Женьке.

– Другими словами, она видела, как прямо на ее глазах разваливается жизнь соседки, и ничего не предприняла, чтобы спасти ее?

– А что она могла сделать, когда Женька совершала все самостоятельно, ни с кем не советуясь, и ставила Ларису, по ее словам, уже перед фактом…

– И чем же заканчивается книга?

– «Лучше бы меня разорвали львы…»

– Не понял…

– Ты хотел узнать, чем заканчивается книга, вот я тебе и отвечаю – этой фразой…

– А что с Женькой?

– Лариса пишет, что нашла ее мертвой в спальне, она приняла большую дозу снотворного. И оставила предсмертную записку: «Лучше бы меня разорвали львы…»

– А кто ее похоронил? Где ее могила? – Герман вновь оказался в одном из своих кошмарных снов. О смерти Женьки в реальности не могла идти речь, это же понятно! В реальной жизни она была жива и здорова.

– Знаешь, я хотел ее об этом спросить, но в это время кто-то позвонил, и Лариса, извинившись, как-то растерянно бросив уже на ходу, что это очень важный для нее звонок, буквально вытолкала меня за дверь, сказав, что ей надо переодеться и что за ней заедут. Я даже схватил ее за руки, мол, подождите, ведь речь идет о смерти Жени, что это не менее серьезно, и тут она смерила меня таким взглядом, что мне стало не по себе… Она словно обвиняла меня, стыдила, призывала к моей совести, словно это я был виноват в том, что жизнь Женьки так нелепо и трагически оборвалась, и что она, Лариса, свое дело сделала, написала книгу о ней, и что никто не имеет права с ней так разговаривать и тем более требовать отчета, что Женька умерла – и точка.

– И что же, ты ушел?

– Нет, я понимал, что раз за ней заедут, значит, она через некоторое время должна выйти из квартиры, поэтому я остался на лестнице… Я стоял, прислонившись спиной к стене, и смотрел на дверь твоей, Герман, квартиры, представляя себе Женю такой, какой я видел ее последний раз: улыбающейся, веселой, красивой и такой молодой… Трудно было представить себе, что ее могло так подкосить одиночество, что она настолько растерялась, что даже, имея немалые деньги, не нашла способа жить спокойно и достойно одна, без тебя… Думаю, она страдала от неопределенности и от ожидания, и хотя многие женщины ждали в свое время гораздо дольше, взять хотя бы баб, которые ждали своих мужей с фронта, там все-таки было все яснее, понятнее, были письма…

– Какой фронт? Какие еще бабы?! – вскричал, потеряв терпение, Герман. – Ты мне лучше расскажи, тебе удалось выбить из Ларисы, где похоронена Женька и вообще, кто ее хоронил… Боже, неужели это я произношу вслух такие слова, неужели речь идет о моей жене?! Сергей, что было дальше?

– Она действительно вскоре вышла, я поймал ее, снова схватил за руку, но на этот раз она уже не сопротивлялась. Спокойно так сказала, что приезжали какие-то ее родственницы, взрослая женщина и две девушки, очень благообразные на вид, и что вроде бы они и похоронили Женю… Самой Ларисы, по ее же словам, в Москве в этот момент не было, она была в отъезде… Но мне думается, что она что-то скрывает, точнее, скрывала… Во всяком случае, она сказала мне, что понятия не имеет, где могила Жени, но у нее где-то записаны координаты этих родственниц, какие-то телефоны, и что она запланировала поездку на кладбище…

– Свистит она, эта Лариса… ничего она не знает! Она использовала Женю как прототип своей книги, выпотрошила из нее все, что только можно было, записала шаг за шагом последние месяцы ее жизни, что-то придумала, конечно, создала совершенно случайно маленький шедевр, мелодраму, даже, я бы сказал, трагедию, и отнесла в издательство… Все, на этом ее миссия в этой истории закончена. Женя погибла, книга вышла, я вернулся… И что дальше? Был ли я дома? Виделся ли с Ларисой? И что произошло потом, как я оказался на этом чертовом балу?

– Ты не спросил, когда ты вернулся…

– И когда же?

– В ноябре. А Женя умерла буквально за несколько дней до твоего возвращения… Не дождалась.

– Сейчас декабрь…

– Нет, Герман, уже январь, наступил Новый год…

– Мне надо в Москву, домой, я должен срочно увидеть все своими глазами, думаю, тогда я смогу что-то вспомнить…

– Что это за список? Откуда он у тебя? Даже не список, а нечто похожее на инструкцию или просто на план… Это твой почерк?

– Нет, это не мой почерк, но это не имеет значения… Мало ли кто мог это написать… – Волна раздражения вызвала спазм в горле и одновременно тошноту. – Мне снова дурно, нехорошо… Так получается, что, как только я затрагиваю неприятную… нет, даже не неприятную, а словно опасную для меня тему, меня начинает тошнить… И слабость во всем теле, а руки дрожат, вот смотри… – Герман выставил вперед руки, кисти слегка дрожали. – И ладони мокрые… Так противно… что со мной?

– Твой организм борется с желанием поднять могильную плиту и заглянуть туда, куда тебе пока еще рано заглядывать… Ты еще не созрел для этого. Потерпи, видимо, должно пройти определенное время, чтобы… Постой, мы снова отвлеклись. Дай мне еще раз взглянуть на список…

Герман нехотя повиновался, протянул ему смятый листок.

– Итак: «Разослать приглашения на бал:

Борисов Иван Михайлович

Овсянников Семен Александрович

Сперанский Ефим Данилович

Юдина Елена Дмитриевна

Васильева Ирина Вячеславовна

Савина Лариса (Закревская Ольга)

Кислова Екатерина Станиславовна».

– Трое мужчин и четыре женщины. Как раз семь человек, – вздохнул Герман. – И трупов – тоже семь…

– Герман, не надо делать вид, что ты ничего не понимаешь. Сколько человек было в усадьбе?

– Разве ты не видел сам? Семеро! Насколько мне известно, трупов тоже семь…

– Ты ошибаешься, дорогой, в усадьбе было восемь человек. Ты забыл про себя. Ты – восьмой. Восьмой, понимаешь?

– Понимаю, что меня не успели убить.

– Или ты так умело притворяешься, или же ты просто превратился в идиота, что расстраивает меня больше всего… Ты – восьмой, но в списке приглашенных на бал тебя нет!!! Почему?!!!

– Хочешь сказать, что я явился на бал без приглашения?

– Герман, не испытывай моего терпения, оно у меня тоже не безгранично… Если тебя в списке нет, так, может, ты и есть хозяин этой усадьбы? – истеричным шепотом подвел его к основной своей мысли Сергей.

– Да ты с ума сошел! – таким же шепотом, гримасничая, ответил ему Герман. – У меня никогда не было такой усадьбы…