Бронзовый грифон
Шрифт:
– Извини, пожалуйста… – пятилась за порог Лита. – Я не знала…
– Прекрати сейчас же! – возмутилась Флана, вскочила с кровати, хватая подругу за руку. – Нашла время церемонии разводить! И ничуть ты нам не помешала. Просто разговариваем. О жизни, о смерти… Можешь присоединяться.
– Да я… Нет, я… – Лита отчаянно замотала головой.
– Ничего, ничего… – Флана едва ли не силой втащила ее в комнату, захлопнула дверь, скривилась. – Ансельму сказать надо, чтоб смазал – скрипит отвратительно. Словно шило в сердце втыкают!
Кир неодобрительно зыркнул
– Мне… Я… Я хотела заколку у тебя попросить. Ну ту, помнишь, с гранатовой вставочкой… В виде розочки… – промямлила гостья, все еще испытывая неловкость.
«Ну вот! Заколочку ей! А оторванную пуговку не пришить?»
Т’Кирсьен в сердцах изо всех сил лупанул рукоятью плети-шестихвостки, которую продолжал бездумно крутить в пальцах, по резной спинке кровати.
Раздался жалобный треск.
– Ты чего? – обернулась Флана.
Молодой человек застыл, недоуменно разглядывая треснувшую вдоль рукоятку.
– Эй, ты что творишь? – более настойчиво проговорила девушка. – Ломать-то зачем?
– Она пустая внутри, – удивленно пожал плечами Кир.
– Ну, так и что? Ломать надо?
– Я пойду, пожалуй, – дернулась Лита.
– Еще чего! – Флана толчком усадила ее на кровать. Сама шагнула к парню. – А ну, дай сюда! Может, склеим?
Кир безропотно отдал изуродованную плетку.
Девушка повертела ее в пальцах, поддела ногтем острую, оттопыренную щепку.
– Нет… – протянула она разочарованно. – Уже не склеить. Постарался на славу… А это что? – Голос ее дрогнул.
– Где? – наклонился поближе т’Кирсьен.
– Вон, белеет что-то!
– Да где же?
– Внутри, где же еще? Увидел? Ну, слава Триединому!
– Похоже, бумажка. Сейчас мы ее… – Юноша решительно взял плеть двумя руками, напрягся… И с хриплым выдохом переломил рукоять.
На затоптанный вчерашними гостями ковер выпала скрученная в трубочку бумага. Подпрыгнула и покатилась.
Лита ойкнула и, стремительно наклонившись, подхватила ее.
– Ух ты! – воскликнул Кир. – Любовная записка, не иначе! От кого бы это?
– Ерунды не говори, – резко оборвала его Флана. – Любовные записки в таких тайниках не передают.
– Тогда что?
– А вдруг это айшасианские шпионы? – тихонько проговорила девушка.
Лита снова ойкнула и едва не отбросила записку прочь от себя. На лице ее застыла маска брезгливости, да и бумажную трубочку она теперь держала кончиками пальцев – как раздавленного таракана.
Кир рассмеялся:
– Вот только не надо везде видеть айшасианских шпионов! А то прямо как старушки-болтушки: в Камате виноград не уродил – Айшаса виновата, у соседки молоко свернулось – тоже шпионы из-за моря сглазили, император налоги на переправу поднял…
– Конечно! – прервала его Флана. – Мы же дуры темные! В гвардии не служили, секретных приказов нам не зачитывали, как отличать шпионов и как с ними бороться…
– Ну почему сразу «дуры»? – сбавил тон молодой человек. – Просто
не верю я, что Айшаса спит и видит, как бы нашу Империю изничтожить. Есть, конечно, и шпионы, и вредители… Так и наши в Айшасу немало ихнего брата засылают. На каждого шпиона свой сыщик найдется. А на урожай пшеницы в Тьяле лазутчики из Айшасы влияют ой как слабо…– Тогда, может, эти… Вольнодумцы? – несмело произнесла Лита. – Заговор против государства…
– Заговор против государства в борделе! – воскликнул Кир, с трудом сдерживая рвущийся смех. Хрюкнул, фыркнул и, не выдержав, захохотал, зажимая ладонями рот – не хватало еще, чтобы Ансельм услышал и прибежал снизу.
Флана взглянула на подругу, у которой глаза уже наливались слезами, выхватила у нее из пальцев записку.
– А вот сейчас прочитаем – и дело с концом! Да прекрати ты ржать, господин офицер, не на конюшне!
Т’Кирсьен кивнул, судорожно дергая плечами. Согнувшись крючком, доковылял до кровати, уселся и только тогда отнял ладони от лица. Дышал он тяжело, как будто портовый грузчик, ворочающий мешки с зерном.
– Все… Уже прекратил… Вы уж простите меня, но заговор…
– Ладно! Молчал бы уже! Сам скрываться от стражи в борделе может, а заговорщикам отказывает! – Несмотря на суровость, звучащую в ее голосе, Флана легонько улыбнулась.
Кир взмахнул руками – мол, все, не буду больше!
Девушка осторожно развернула записку. Шагнула ближе к окну и, шевеля губами, замерла. Видно, не очень-то часто в последнее время ей доводилось читать и писать. Немудрено и забыть грамоту.
– Что… Что там? – несмело прошептала Лита, подаваясь вперед. Она, казалось, разрывалась между желанием узнать, что же пишут неведомые шпионы-вольнодумцы, и тягой задать стрекача.
– Жди осени. Шерсть скоро отрастет. Задействуй мудрецов для подкопа тюрьмы… – прочитала Флана. Оторвала взгляд от бумаги, несколько ошеломленно огляделась. Пожала плечами. – Ничего не понимаю.
– Бред какой-то! – воскликнул парень. Протянул руку. – Дай мне!
– Да пожалуйста! – Флана небрежным движением протянула бумагу.
Кир впился глазами в записку. Прочитал раз, потом еще второй и третий…
– Ничего не понимаю…
– То-то же, господин лейтенант, – усмехнулась Флана. – Не учили тебя такому в гвардии?
– Не учили, – кивнул т’Кирсьен. – Это или придурок какой-то писал, или…
– Тайнопись! – пискнула Лита и от испуга зажала себе рот.
– Может быть. Осталось разгадать эту тайнопись…
– А не лучше отдать кому следует? – поморщилась Флана. – Что, в Аксамале мало сыскарей? Пусть разбираются. Им за это от имперской казны жалование полагается.
Кир вздохнул. Аккуратно свернул бумажку в трубочку.
– Пойди. Скажи. Думаешь, тебя и хозяйку твою власти по головке погладят, когда узнают, что у вас, в «Розе Аксамалы», шпионы айшасианские пасутся? Все загремим на каторгу.
Он брезгливо бросил сломанную плетку в угол, в два шага пересек комнатушку, поставил записку-трубочку на комод около подсвечника.