Бронзовый топор

Подтащив волокушу к волчице, он с трудом переложил ее на шкуру. Судорога прошла по телу Иччи и шерсть на загривке встала дыбом.

Глава VI

Человек шел, припадая на одну ногу, остро выставив вперед плечо, от этого волокуша беспрестанно дергалась, и каждый толчок отдавался в теле Иччи глухой ноющей болью. Голод уже не мучил ее, и боль сделалась не такой нестерпимой, как прежде. Боль не проходила, но и не заставляла искать от нее спасения.

Иччи не знала, что это пришла смерть, что как только живое перестает бояться боли — все кончено. А сейчас она не боялась ни боли, ни человека. Сознание волчицы порой меркло, а когда возвращалось — она снова видела ту ночь, когда они с Бурым отыскали старого лося, и схватку, но почему-то воспоминания, ясные и четкие, не будили в ней никаких чувств.

В ту ночь, когда Иччи очнулась, вся облепленная снегом, она хотела уползти. Боль гнала ее, говорила — уходи в чащу, но рядом лежала добыча и мертвый Бурый. На рассвете прилетели вороны, пришли росомахи и лисы. Иччи так и не ушла от добычи. Она понимала — с Бурым случилось что-то страшное, но ей все казалось, что он вот-вот поднимется и подойдет к ней. Иччи ждала.

От боли и многодневного голода к горлу подступала тошнота, и она все реже поднималась на ноги, чтобы прогнать от туши лося росомах и лис. А потом пришел человек.

Надо было подняться, защитить добычу. Иччи хорошо знала повадки человека. Он всегда забирал все и не довольствовался, как другие обитатели Страны Лесов, даже большим куском, чтобы один раз поесть. Инстинкт подсказал — ей сейчас не справиться с человеком, хотя этот был странным, не похожим на тех, кого ей приходилось видеть. Он двигался толчками, и одна его лапа была короче другой.

Человек долго возился у туши лося, а когда наступила ночь, рядом с ним появился огонь, и он стал кормить его ветками деревьев. Огонь подчинялся человеку. Это было непонятно и жутко.

Потом к волчице стали совсем близко подходить росомахи и заглядывать в глаза. Они видели ее бессилие и ждали смерти, и впервые у Иччи проснулся страх перед Лесом, страх, которого она никогда не испытывала прежде.

Иччи не знала, как поступит с ней человек — убьет ее или нет, но она знала, что сделают с ней обитатели Леса. И когда волчица услышала, как стали они рвать мертвого Бурого, шерсть от ужаса поднялась у нее на загривке, и она поползла к огню, к человеку. За гранью темноты и света она пролежала всю ночь, мелко вздрагивая всем телом.

Теперь человек тащил ее куда-то вместе с объедками мяса… Однажды, когда силы, казалось, вернулись, Иччи попыталась сползти с волокуши, но человек, сбросив с плеч ремень, снова уложил ее на шкуру. От прикосновения его рук страх стиснул сердце волчицы, и она зажмурилась.

Потом ей стало непривычно тепло. Иччи осторожно приоткрыла глаза. Она лежала на куче еловых веток в глубине большой высокой норы. У входа горел яркий огонь, и человек, ползая на коленях, бросал в него сучья.

В пещере от костра было светло, и Сур, занимаясь своими делами, незаметно наблюдал за волчицей. И когда он увидел, что Иччи тоже следит за ним, Сур подполз к ней. Он долго и пристально смотрел на нее, и она отвернула голову в сторону, страшась человеческого взгляда. Сур решал, как ему быть и что делать дальше. Затем он снова ощупал распухшую морду волчицы. А ей мучительно хотелось впиться в его руки клыками, сбить с ног, броситься через горящий у выхода огонь к черному ночному небу. Человек быстро и сильно потянул волчицу за нижнюю челюсть.

Иччи взвыла от боли хрипло и страшно, в горле заклокотал рык, в глазах сделалось темно… Руки человека прижали ее голову к земле. Сквозь смятение и ужас пробилось вдруг что-то новое, и Иччи не сразу поняла, что это уходит боль…

Человек отполз в сторону, выбрал из кучи мяса большую мозговую кость, почти начисто обглоданную росомахами и разбил ее камнем. Розовый мозг тонкой змейкой вывалился на землю. Собрав его в горсть, Сур снова вернулся к волчице и, насильно раскрыв ей пасть, глубоко засунул туда руку. Иччи сопротивлялась что было сил, но, наконец, горло перехватила спазма и она сглотнула пищу.

Другую кость человек разбил для себя. Потом он еще несколько раз кормил волчицу, а когда устал, обмотал ей лапы кусками мягкой оленьей шкуры и крепко связал ремнями.

Медленно потухал костер. Свернувшись калачиком, Сур крепко заснул здесь же, рядом с Иччи. У волчицы от еды кружилась голова. Впервые за последние страшные дни ее не мучила боль в челюсти, и Иччи тоже заснула.

Сон волчицы был глубок, но короток. Она проснулась среди ночи. Рядом, касаясь ее шерсти спиной, спал человек.

Иччи попыталась встать, но ничего не получилось — она забыла, что лапы у нее были связаны. Беспомощность, неподвижность вновь испугали волчицу — страх и ярость охватили ее. Она впилась в ремни зубами. В глазах потемнело от боли. Челюсть еще не слушалась ее. До утра волчица пролежала с открытыми глазами, чутко прислушиваясь к дыханию человека, вздрагивая от малейшего шороха.

А когда проснулся человек, первое, что он сделал — это заговорил с Иччи. Волчица не понимала его, но голос был тихим, спокойным, и она не уловила в нем ни одной угрожающей ноты.

Человек разжег костер, и снова огонь был страшен Иччи. Но тепло, которое шло от него, приятно согревало тело.

Остро запахло мясом. Полуприкрыв глаза, волчица видела, как жарились, истекали соком над костром большие куски. Запахи разбудили аппетит. Мучительно хотелось есть.

Человек угадал ее желание, так же, как и вчера, он стал запихивать в горло Иччи куски сырого мяса. На этот раз она сопротивлялась сильнее — извивалась всем телом, по-прежнему руки человека вызывали в ней ужас, но тот был упрям и накормил волчицу досыта.

Глава VII

Целыми днями Сур не выходил теперь из пещеры. Еды было вдоволь. Тепло костра и сытый желудок располагали к лени. Он много спал и много думал. Над Страной Лесов бродил несильный ветер, качал верхушки сосен, мел низкую поземку по заснеженной глади озера. Время Кусающих ветров кончилось, и оттого ветер все чаще приносил запах талой воды. Близилась пора Большого Солнца и Пробуждения Деревьев.

Иччи все так же лежала в глубине пещеры на подстилке из еловых веток со связанными лапами. Сур больше не кормил ее силой. Он просто клал у ее морды куски мяса. Волчица ела только, когда человек спал. Опухоль почти прошла, но челюсти слушались еще плохо.

Сур часто разговаривал вслух. Он видел — уши волчицы вздрагивали, глаза настороженно следили за ним. Она слушала его. Сур больше не решался приближаться к ней, хотя Иччи по-прежнему была связана, и больше не касался ее шерсти руками. Он не знал, зачем в свое время подобрал волчицу, не знал и теперь, как поступить с ней. Времени было много, и он все думал и думал об этом.

Однажды, перед заходом солнца, небо укрылось низкими тяжелыми тучами, а в середине ночи из-за гор, откуда приходят олени, вырвался горячий ветер. Он был сильным и пел свою песню пронзительно и громко. От его дыхания, залетающего в пещеру, у Сура делалась сухой кожа на руках, а волосы шевелились, словно живые. Человек видел — стоило Иччи заворочаться, и с ее шерсти начинали сыпаться, течь искры, похожие на капли голубой воды. Он всю ночь не спал. Ему было жутко, и недобрые предчувствия заставляли лежать тихо.