Брошенные тела

Она всхлипнула.

— Какого черта ты смеешься, Грэм? Ты разбил мне сердце!

— Чтобы разбить кому-то сердце, надо для начала хотя бы завладеть его кусочком. А у меня ничего нет, Бринн. Ты не дала мне ни грана. За все это время.

— Это неправда. И тем более не оправдание для измены.

Он медленно покачал головой.

— Ах, вот ты о чем… Измена… А ты хоть раз пыталась поговорить со мной? Присесть рядом и сказать: «Дорогой, по-моему, у нас возникла проблема. Я волнуюсь. Давай обсудим ее. Может, нам вместе удастся найти решение?»

— Я…

— Ты еще не знаешь, но твоя матушка рассказала мне, что натворил Кейт. Что он сделал с твоим лицом. Боже! Насколько же многое это объясняет, была моя первая мысль. Как мог я сердиться на тебя? Но потом понял, что имел на это полное право. Более того, обязан был на тебя злиться. Потому что рассказать обо всем должна была ты сама. Я заслужил твое доверие.

Бринн много раз готовилась сказать ему правду. Но вместо этого придумала ерундовую версию об автомобильной аварии. «Но как я могла ему все это преподнести? — подумала она. — Что некто пришел в ярость и избил меня? А я месяцами ревела после этого в подушку? И меня передергивало при звуке его голоса? Что я была беспомощна, как малолетний ребенок. Стыдилась своего страха уйти от него — просто взять Джоуи в охапку и выйти за порог навсегда».

Что мне было страшно. Что я проявила слабость.

И моя нерешительность повлекла за собой гораздо более страшные последствия.

Кейт…

Но даже сейчас ей было бы трудно в точности описать ему, что произошло. И именно в этом, понимала Бринн, таился ключ к преступлению, которое она совершила по отношению к Грэму, к ним обоим: в ее молчании, в этой неспособности все высказать. Однако в то же время она сознавала: даже если ключ найден и теперь она отыщет нужные слова, время упущено. Это как обнаружить решающие улики в деле об убийстве и узнать, что преступник успел умереть своей смертью.

— Мне очень жаль, — сказала она. — Но все же ты…

Бринн замолкла, увидев, что он достал из кармана брюк бумажник и роется в нем. Она наблюдала за ним, с преувеличенной тщательностью ощупывая бинт на щеке.

Господи, неужели он сейчас достанет фото своей любовницы?

Но он подал ей лишь маленький белый прямоугольник бумаги.

Бринн поневоле скосила взгляд — повязка мешала читать правым глазом, которым она видела лучше.

Рельефными буквами на карточке значилось:

«Сандра Уэйнштейн, доктор медицины. Частная практика. Авеню Албемарль, дом 2942, кабинет 302, Гумбольдт, штат Висконсин».

Ниже от руки было приписано: «Пятница, 17 апреля, 19 час. 30 мин».

— Так она… — начала Бринн.

— Психоаналитик. Терапевт… Проще говоря, мозгоправ.

— И, стало быть…

— Ты видела нас около мотеля, Бринн, а не внутри. Она работает в офисном здании, расположенном рядом. Обычно по вечерам я бываю ее последним пациентом. Поэтому иногда мы выходим на улицу вместе. В один из таких моментов ты нас и заметила.

Карточка хрустнула в пальцах Бринн.

— Позвони ей. Сходи на прием. Я позволю ей рассказать тебе обо всем. Пожалуйста, поговори с ней. Помоги мне понять, почему ты любишь свою работу больше, чем меня. Почему тебе приятнее проводить время в патрульной машине, а не дома. Помоги мне стать хорошим отцом для твоего сына, к которому ты меня не подпускаешь. И зачем ты вообще вышла за меня замуж? Быть может, вдвоем вы сумеете в этом разобраться. Я, как ни стараюсь, не могу.

Бринн сбивчиво попыталась защититься:

— Но почему же ты ничего не сказал мне? Почему не попросил сходить с тобой? Я бы согласилась!

Она верила, что говорит правду.

Грэм поник головой, и Бринн поняла, что задела его больное место — так кончик ее языка бередил десну выбитого дробью зуба.

— Я и должен был это сделать. Сандра постоянно предлагает. Я собирался несколько раз, но не смог себя заставить.

— Но почему?

— Меня пугала твоя возможная реакция. Ты могла решить, будто наша семья не состоялась и я слишком многого от тебя требую, боялся, что уйдешь. Или, по своему обыкновению, возьмешь все под контроль, и я перестану понимать, на каком я свете… И мне самому начнет казаться, что никакой проблемы не существует, — пожал он плечами. — Да, я должен был тебе рассказать об этом. И не мог. Но послушай, Бринн, время упущено. Ты — это ты, а я — это я. Яблоко и апельсин. Мы слишком разные. Так что расстаться лучше для нас обоих.

— Но ведь на самом деле еще не поздно. Не суди по последней ночи… Это был… Это был просто кошмарный сон.

Неожиданно для нее Грэм вспылил. Отшвырнул свое кресло и поднялся. Пивная бутылка упала, залив пеной тарелку. Добряком по натуре овладел гнев. Бринн внутренне сжалась, вспоминая вечера с Кейтом. Ее ладонь дернулась к подбородку, хотя она знала, что Грэм никогда не поднимет на нее руку. Жест самозащиты вышел непроизвольным. Она не сводила с него глаз, словно вновь видела перед собой волка, таившегося в заповеднике.

Она понимала, что злость его обращена не на нее. А только на самого себя.

— Но мне приходится судить именно по прошлой ночи. Она и стала решающей, Бринн. Прошлой ночью я…

«Не это ли он сказал чуть раньше? Что не думал об уходе до прошлой ночи. Как это понимать?»

— Что ты имеешь в виду?

— Эрик… — Он словно выдохнул это имя.

— Эрик Мюнс?

— Он погиб из-за меня.

— Из-за тебя? Нет-нет, это не так. Мы все знали, как он беспечен. Что бы с ним ни случилось, ты не имел к этому никакого отношения.

— Вот именно, что имел! Я и был единственной причиной его смерти.

— О чем ты?

— Я использовал его… — Четко обрисованный подбородок Грэма задрожал. — Я знаю, вы все считали Мюнса безответственным ковбоем. Прошлой ночью никто не хотел отправиться на поиски в сторону хайвея. Но я-то чувствовал, что именно туда ты и пойдешь. И тогда я сказал Эрику, что, если он хочет настоящего дела, ему следует поехать со мной. Потому что преступники выйдут туда же.

Грэм помотал головой.

— Я словно бросил охотничьей собаке ее любимую кость… И вот теперь он мертв по моей вине. Потому что я полез туда, куда не следовало. И как мне жить с этим бременем на душе?

Бринн потянулась к нему, но он отстранился от ее руки. Тогда она откинулась на спинку кресла и спросила:

— Тогда почему, Грэм? Почему ты приехал туда?

Он холодно усмехнулся в ответ.

— Ты же знаешь, Бринн. Я зарабатываю на жизнь, сажая кустики и цветочки. Ты ходишь при оружии и участвуешь в бешеных погонях. Я вечером хочу сидеть у телевизора — ты же предпочтешь этому изучение какого-нибудь новейшего детектора наркотиков. Я не могу состязаться с твоей полной приключений жизнью. И уж точно не в глазах Джоуи… А прошлой ночью я сам не понял, какой дьявол обуял меня. Быть может, где-то в глубине моего естества тоже сидит эдакий лихой стрелок. Я хотел доказать себе, что тоже что-то могу. Но все обернулось фарсом. Все, чего я добился, это послать на смерть другого человека… Мне нечего было там вчера делать. Да и здесь мне делать нечего. Ты не любишь меня, Бринн. И уж точно во мне не нуждаешься.