Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Бруно, начальник полиции
Шрифт:

«Великолепно, Бруно», — позвала она и послала ему воздушный поцелуй. «И тебе того же», — со смехом отозвался он. «Муниципальная полиция — тебе идет».

«Ночь за ночью вдали от отеля», — сказала она за кофе. «Моя репутация разорвана в клочья».

«Вы были бы поражены, узнав, как быстро разносится слух о том, что вы были на особом дежурстве в Бордо и Периге», — заверил он ее. «И, кроме того, какое это имеет значение?

Ты уезжаешь в Париж». Он впервые поднял этот вопрос.

Она протянула руку и положила

свою на его ладонь. «Не раньше сентября», — тихо сказала она. «Я должен быть здесь по делу о наркотиках, и со всей бюрократией голландского отдела по связям с общественностью это займет еще как минимум месяц. Это остаток июня и половина июля. Затем у меня отпуск, и это июль и половина августа. Затем у меня отпуск по назначению. Это остаток августа. К тому времени я вам, вероятно, надоем».

Он покачал головой, подозревая, что все, что он скажет, будет неправильным, и вместо этого наклонился и поцеловал ее.

«Я видела, что ты убрал фотографию, на которой ты и блондинка», — сказала она. «Ты не должен был делать это для меня, если она была важна для тебя.

Особенно если она была важной персоной».

«Ее звали Катарина, и она была важной персоной». Он заставил себя смотреть на нее, пока говорил. «Но это было давным-давно, другой Бруно, и это было в разгар войны. Тогда все правила казались другими».

«Что с ней случилось?» — спросила она, а затем покачала головой. «Извините. Вам не обязательно отвечать. Это просто любопытство».

«Она умерла. В ночь, когда я был ранен, она была в боснийской деревне, которая подверглась нападению и была сожжена дотла. Она была среди погибших. Мой капитан отправился на ее поиски после боя и сказал мне, когда я выписался из больницы. Он знал, что она много для меня значила».

«Капитан Мангин, сын мэра Сен-Дени, вот как вы оказались здесь. Капитан Мангин, который был произведен в майоры, пока вы лежали в больнице, а затем подал в отставку».

«Вы знали все это время?»

«Джей-Джей узнал это имя, а потом мы поговорили с ним в Париже. Он преподает философию и является восходящей звездой партии зеленых. Вероятно, в следующий раз его изберут в Европейский парламент. Он говорит, что ты был лучшим солдатом, которого он когда-либо знал, и хорошим человеком, и он гордится тем, что является твоим другом. Он рассказал нам о спасении женщин из того сербского борделя, но ничего не сказал о Катарине. По крайней мере, она познала немного счастья с тобой, прежде чем ее убили».

«Да», — сказал он. «Мы познали немного счастья».

Изабель встала и подошла к кухонному столу с его стороны. Она расстегнула рубашку, которая была на ней, положила его голову себе на грудь и провела руками по его волосам. Она пробормотала: «Теперь я познала немного счастья с тобой». Она наклонилась, чтобы поцеловать его.

«Восемнадцатое июня, День Сопротивления», — сказал он позже. «Вы сможете увидеть всех наших главных подозреваемых, собравшихся в полдень у военного мемориала. Я должен пойти и сделать приготовления, а также найти время, чтобы выследить похитителя сыра, найти какого-нибудь безработного чернорабочего, зарабатывающего немного денег в качестве садовника, и, возможно, спасти потерявшуюся кошку с дерева. А позже мне нужно собрать зеленые грецкие орехи для приготовления вин де нуа в этом

году. И все это за один рабочий день. И в качестве особого угощения, поскольку вы являетесь гостем местного начальника полиции, после церемонии вас приглашают на обед в банкетный зал мэрии, туда же, откуда вы увидите сегодняшний фейерверк. А завтра я покажу вам наш знаменитый еженедельный рынок, и вы поможете мне защитить фермеров от нового брюссельского гестапо.»

«Бедный старый Париж покажется тебе очень плоским после всего этого», — сухо сказала она, опускаясь на колени, чтобы погладить Джиджи и помахать ему рукой на прощание.

Когда он добрался до мэрии и припарковал свой фургон, Бруно заметил отца Сентаута, спешащего вверх по улице от церкви на площадь и направляющегося к зданию. Они пожали друг другу руки, и Бруно поклонился, пропуская пухлого священника вперед, и из вежливости присоединился к нему в лифте, вместо того чтобы подниматься по лестнице.

«А, отец и Бруно, как раз те люди, которых я хотел увидеть», — крикнул мэр, приглашая их в свой кабинет. «Итак, отец, вы знаете, что в соответствии с законом 1905 года, разделяющим церковь и государство, существуют строгие ограничения на степень вашего участия в общественных мероприятиях. Однако, поскольку в этом году мы отмечаем недавнюю трагическую гибель старого солдата Республики, а также обычные церемонии, я подумал, не могли бы вы прочитать для нас короткую молитву примирения, прощения наших врагов. Я не думаю, что Республика падет, если вы это сделаете.

Очень короткая молитва и благословение. Не более одной минуты. Прощаем наших врагов, и мы все спим с миром Господним. Вы можете это сделать? Мне придется прервать вас, если вы задержитесь больше чем на минуту».

«Мой дорогой мэр, я буду в восторге. Всего одна минута — и мы прощаем наших врагов».

«И, конечно, мы увидимся с вами позже, за обедом», — добавил мэр. «Я думаю, у нас снова будет баранина».

«Великолепно, великолепно», — сказал священник, кланяясь и направляясь к выходу, явно довольный тем, что наконец слово Господне проникло в светский храм Республики.

«Расследование приостановлено до тех пор, пока Тавернье не получит приказов из Парижа», — начал Бруно, как только отец Сенту ушел. «Но я не думаю, что в будущем расследование будет вестись энергично».

«Хорошо», — сказал мэр. «Предание суду этих двух старых дьяволов было бы последним, в чем нуждается этот город».

«Вы говорили с ними?»

Мэр пожал плечами. «Я не знал, что сказать, и, полагаю, вы тоже не сможете.

Они старые люди, и отец Сентаут сказал бы вам, что скоро они предстанут перед гораздо более надежным правосудием, чем наше собственное».

«Два несчастных старика», — сказал Бруно. «Они сражались на одной стороне, жили и работали друг напротив друга в течение шестидесяти лет и отказывались обменяться хоть единым словом из-за какой-то старой политической вражды, и они чуть ли не отравляли свои браки, постоянно подозревая своих жен в предательстве. Подумайте об этом с такой точки зрения, и милостивый Господь уже даровал им пожизненное наказание».

«Это очень мило, Бруно. Возможно, нам следует сказать им это. Но есть кое-что еще — Мому и его семья. Что ты им сказал?»

Поделиться с друзьями: