Будь мне ножом

Я мысленно вижу пузырёк ватерпаса, совершенно ровный и незамутнённый, олицетворяющий абсолютное знание и абсолютную преданность этому знанию. Соответствие между ними обоими, между нами обоими. Ни одному из нас не достичь его в одиночку.

И это — моя одна единственная боль, которую только ты можешь унять или облегчить. Боль моей отдельности от тебя. До тебя это была неясная тупая боль, которую я даже назвать не могла, и она терялась в окружении остальных житейских невзгод, а ты дал ей имя и научил говорить.

А впрочем, Яир, я совсем не уверена, что даже ты сможешь унять эту боль. Но связь между нами может хотя бы создать то, что ты иногда называешь «заземлением», и мне хочется думать о ней, как о соучастии в «благостном избытке сил», исполненном милосердия, о котором говорит Кафка в своём дневнике от 19 сентября 1917 года (где он удивляется, как вообще он может «кому-то письменно сообщить», что он несчастен):

«…И это вовсе не ложь и не успокаивает боли, это просто благостный избыток сил в момент, когда боль явно истощила до самого дна все силы моей души…»

Я постоянно думаю, где меня настигнет этот «первый дождь». Дома? На улице? Перед учениками в классе? И на какое место моего тела упадёт первая капля? По ночам я одним ухом прислушиваюсь, пытаясь уловить шум дождя…

Но ведь можно и по-другому: освободиться от мучений, не участвовать в этом, перестать бередить рану ожиданием…

Сегодня утром я с тяжёлым сердцем прибавила к списку потерь ещё одну: внутреннюю свободу.

Ещё один день без тебя. Я непрерывно смотрю на небо. Как тебе удалось превратить весь мир в огромные клещи, которые медленно сжимаются вокруг меня?! Хватит, довольно! (Но и это звучит как «поговори со мной, Яир»). Сегодня я вижу тебя по-другому. Смотри: ты — часовщик. Мрачный, разгневанный часовщик. Ты сидишь в маленьком душном закутке, наполненном тиканьем. Это — ты: одинокий человек, раздираемый мощным волнообразным импульсом. Он непрерывно подкручивает шестерёнки множества часов, регулируя их таким образом, чтобы они звонили по очереди — в соответствии с разработанным им секретным планом — в течение суток, летом и зимой, в течение всего времени…

В тебе ведь есть что-то от часовщика? С твоим высокомерным желанием отрегулировать твои сменяющиеся влюблённости так, чтобы всегда быть погружённым в музыку (женскую?), звучащую и звонящую вокруг тебя. Чтобы не было ни одного мгновения невыносимой тишины, когда можно услышать, как проходит и утекает время.

Неужели так и было? Я была всего лишь атрибутом в твоём личном ритуале? Ты каждый сезон меняешь женщину, и это было «лето Мирьям», за которым последует зима кого-нибудь ещё? Может быть, частью твоих тайных сделок с самим собой является исчисление оставшегося времени в «женщинах-минутах»? А я была только стрелкой, указавшей тебе, что прошёл ещё один «час», ещё одно время года, ещё одна женщина… И разговариваешь ты на самом деле не с нами — маленькими жалкими дочерьми Евы, а с его величеством Временем?

Уйди из моей жизни.

Утро. Я два дня не писала. Чувствую не вполне понятное облегчение. Пробую кончиками пальцев холодную воду: с этим можно жить…

…Вот женщина, которая ползает по земле после случившейся с ней трагедии, не совсем понимая, что это было. Бывают моменты, когда ей кажется, что всё вокруг исчезло. Потом выясняется, что всё на своих местах, и только её больше нет. Она мысленно разговаривает, почти не шевеля губами. Странно, что всё это почти не причиняет ей боли. Пусть будет так.

С ней всё будет хорошо. Ей только нужно захотеть по-настоящему, изо всех сил чтобы всё было хорошо. Она живёт, экономно расходуя энергию, будто сердце её заткнуто большой пробкой. Недавняя болезнь — подходящая причина, чтобы оправдать её заторможенность. И Йохай вдруг остался дома, так что ей есть, чем заняться.

Она перечитывает только что написанные строки. С этим можно жить.

Банк — химчистка — два урока — вызвать стекольщика — совещание — ещё одно совещание — беседа с физиотерапевтом — магазин — отдать часы в починку — утешение скорбящих… О чём думает сегодня зелёный марсианин?

«Видимо, этой женщине причиняет невыносимую боль соприкосновение с реальностью».

Хорошо, что ещё можно писать.

Похоже на укладывание камней в бурную реку.

Понемногу, тяжким трудом будет выстроен мост, по которому она сможет отсюда уйти.

Йохай уже три дня дома. Рядом с воротами школы установили контейнер для строительного мусора, и никто не хочет этим заниматься. Я сижу с ним и навожу порядок, восстанавливая кожу нашего дома, насколько Йохай мне это позволяет.

Когда он здесь, мне трудно сосредоточиться.

Я поставила в ряд все стулья в доме, и он ходит по ним с поразительной ловкостью. Наверное, его вестибулярному аппарату это приятно. Такое научное объяснение мы когда-то получили. А может быть, он что-то пишет своим непрерывным движением? Может быть, есть скрытый смысл в трогании дверных проёмов, в бумажных шариках, которые он закатывает в углы…

Не ищи смысла.

Ходит взад и вперёд, очень сосредоточенный, серьёзный, таинственный. Постоянно погружён в свой внутренний мир, даже не замечая, что я здесь…

(Но, когда я его только что обняла, он обнял меня в ответ).

Ночь. То есть, это люди с узким кругозором скажут, что сейчас четверть пятого утра, но я-то спала три часа — такой нежданный подарок!

(Анна, где бы она ни была, смеётся: «Опять ты со своим поллианизмом [34] !»…)

Кратковременная радость. Позвонила Ариэла узнать, как дела, и между прочим рассказала, что сегодня она проходила с классом отрывок, в котором Ромео впервые вынужден покинуть Верону и говорит, что видел ночью хороший сон. Одна из учениц вскочила и сказала, что он не понимает, как ужасно то, что он говорит, — потому что он спал, он смог заснуть!

34

Поллиана — героиня рассказов американской детской писательницы Э. Портер (1868–1920), находящая причины для радости в самых бедственных ситуациях.

Я почувствовала укол. Будто я чем-то злоупотребила.

Я уже два часа звоню в мэрию. Меня посылают от одного сотрудника к другому. Последний, самый главный, был сначала приветлив, но потом оказалось, что прораб, установивший контейнер, не нарушил закон, ни одного закона не нарушил, (кроме «закона одного ребёнка»…). «Так заведите ребёнка через другие ворота, сударыня», — крикнул он напоследок и бросил трубку. Только что позвонил Амос: речь идёт о ремонте соседнего со школой дома. Он продлится не менее двух месяцев.

Я сажусь. Похоже, что Йохай очень рад. Шагает по своему маршруту. Считает. Что же будет? Бэмби, Уильям и Старина скучающе смотрят на него. Иногда мне кажется, что, как он их совсем не замечает, так и они «не замечают» его. Возможно, из-за этого мне трудно полюбить их всем сердцем. Но что же теперь будет? Нили гораздо чаще ластится к нему, трётся, играет. Даже больше, чем со своими котятами. И он тоже на неё реагирует. Почему же они больше не тратят на него усилий? Я так люблю собак, а своих мне полюбить не удаётся.