Будь моей и умри

Она думала только обо мне.

Я положил руку ей на плечо и поцеловал ее.

– Я люблю тебя, Салли.

– Я люблю тебя, Джонни.

Ее тело, которое я так хорошо знал и которое все также волновало меня и всякий раз казалось новым, плотно прижалось к моему мокрому пальто.

– Я понимаю тебя, – прошептала Салли. – Хотя мне все это не нравится. Но я понимаю, что сейчас не найти тех слов, которые могли бы тебя заставить отказаться от задуманного.

– Ты права, – рассеянно кивнул я.

– Ты – твердолобый, и я боюсь за тебя, Джонни. Ты не успокоишься, пока с тобой что-нибудь не случится. Но я люблю тебя, такого твердолобого!

– Спасибо, Салли.

Она поцеловала меня в кончик носа.

– А сейчас ты должен что-нибудь поесть. Или хотя бы выпить чашку кофе. Прими очень горячий душ и надень сухую одежду.

Душ и сухая одежда сделали меня совершенно другим человеком. У меня было только два пальто, но Салли успела высушить и выгладить второе. Я надел его и прошел на кухню.

Салли поставила на стол кофе, яйца всмятку, ветчину и четыре тоста. Я ел, стоя, прислушиваясь к тому, что происходит на улице.

– У тебя есть револьвер?

Я кивнул.

– А сигареты?

Вот в этом я не был уверен. Салли сунула мне в карман пальто три пачки. Когда моя тарелка опустела, зазвонил телефон – громко и настойчиво.

Тарелка упала на стол так неудачно, что разлетелась на кусочки.

– Это уже они. – Я направился к двери черного хода. – Ты знаешь, что им сказать, дорогая?

– Знаю.

– Не забудь запереть дверь гаража.

– Не забуду. – Она с трудом боролась со слезами. Глаза ее были слишком большими, а улыбка – явно искусственной. Мы расстались между домом и гаражом. Звонок телефона проникал даже сюда. Когда я сел в машину, ноги мои опять промокли.

Саул Блисс, должно быть, здорово радовался.

Глава 13

Вскоре я начал сожалеть, что воспользовался машиной Салли. Поскольку я постоянно ездил на "кадиллаке", старый маленький "форд", казалось, имел не мотор, а нечто вроде кофейной мельницы. К тому же по приемнику Салли я не мог слышать полицейского радио.

Я попытался разработать определенный план. При этом думал о Джоан, Лауре Джин и Шерри Гембл. Вспомнил я и о Таддеусе Джонсе, старом джентльмене, самом плохом флейтисте на свете. Если миссис Эдвардс не смогла составить ему сейчас компанию, то он сидит один-одинешенек на Сартилло-авеню, и только воспоминания могут составить ему компанию. Теперь я знал, почему должна была погибнуть Лаура Джин. Но почему пытались убить и старого джентльмена, мне было неясно. Три покушения! Каким же образом мистер Джонс вписывался в эту историю?

Порой голова моя казалась мне совершенно пустой. И я забывал включать сцепление, думая, что сижу в своем "кадиллаке", снабженном автоматикой. Только что я чуть не выключил мотор, когда на перекрестке зажегся зеленый свет. Две патрульные машины проехали мимо меня, но я сидел в стареньком "форде", который ничем не выделялся в потоке других машин. Лос-Анджелес уже проснулся и принимался за трудовую деятельность.

Я заехал в Юниверсэл-сити и остановился на свободном месте перед аптекой, неподалеку от ворот студии. Судя по всему, здесь снимали какой-то вестерн. Стулья в баре были заняты ковбоями и девушками времен Дикого Запада – все они были очень милые и симпатичные. Но никто из них не вызвал во мне настоящую веру в то, что они действительно были с Дикого Запада.

Вот тот ковбой, которого я встретил на канале, – другое дело!

Одна из девушек знала меня.

– Как поживает Салли, Джонни?

Я ответил ей, что Салли поживает хорошо и чувствует себя прекрасно, и прошел в глубину к телефонным будкам. Насильственная смерть Джоан Уорнер и "тяжкие нарушения" против моей личности еще не были известны широкой общественности. Я позвонил домой и спросил Салли:

– Они были?

– Конечно.

– Ну и.?.. Они считают, что я виноват во всем?

– Да.

– Хорошо. Только не беспокойся.

– Стараюсь.

Я повесил трубку. Возможно, мой телефон уже прослушивается. И если дело дойдет до суда, то не надо было подключать сюда и Салли. Я набрал номер телефона Джоан Уорнер.

Ответил женский голос:

– Слушаю!

– Я знаю, что еще очень рано, но, может быть, я тем не менее могу поговорить с мисс Уорнер?

– Это очень важно?

– Очень.

– А кто у телефона?

– Скажите ей, просто Джонни.

– Подождите минуточку, – ответила она. Потом было слышно, как женщина говорит с кем-то в комнате. Значит, это полиция.

"Я думаю, Слэш", – услышал я.

Неясно послышался голос Кинли:

– Что?

Но к телефону подошел лейтенант Грин.

– Слушаю! Это кто говорит?

– А в чем, собственно, дело? – спросил я. – Где Джоан? И кто вы такой?

– Я – лейтенант Грин из уголовной полиции.

Я сделал вид, будто удивлен.

– А что вы делаете у Джоан, лейтенант? С вами говорит Джонни Слэгл. Там что-нибудь случилось?

– Вы разве не знаете?

– Нет.

– Бросьте комедию, Слэгл, – холодно парировал он. – На этом вы далеко не уедете. Весь этот дом буквально пропах вами. Что вы здесь делали? Намазали пальцы маслом и заляпали ими все стены?

Я закурил. Дым показался мне каким-то едким в тесноте телефонной будки.

– Хорошо, я там был. И я вам сейчас все расскажу до самых мельчайших подробностей. Все, что знаю...

И я действительно рассказал, но не все, а лишь то, что он должен был знать в данный момент. Рассказал о двух криках, которые слышала миссис Доккерти. Лейтенант Грин услышал также о тайном договоре, заключенном между Саулом Блиссом и Стивом Миллетом. Потом о моей встрече с Джоан в "Кукушке" – это тоже легко проверить. Я рассказал, как Джоан умоляла меня уехать из города и, будучи пьяной, все время льнула ко мне, пока кто-то не оглушил меня каким-то твердым предметом.

– И я должен поверить во все эти басни? – спросил Грин.

– Все это – чистая правда.

– Другими словами, вы хотите сказать, что вас заманили в ловушку?

– В детективном фильме это именно так и называется.

Он явно пытался удержать меня у телефона.

– Почему бы вам не приехать сюда, Джонни? Мы бы спокойно все обсудили?

– Обсуждать больше нечего. Я рассказал вам все, что знаю.

– Надеюсь, вам известно, что мы вас разыскиваем?

– Да.

– Бегство не принесет вам ничего, кроме пули.