Будь покорной, малышка
Шрифт:
— Мариша, ты прости меня. Знаю, ты не любишь, когда тебе напоминают… И все же. Прости за то замужество.
— Стоп, папа! Приехали… — она растерялась. — Это тут при чем? Замуж выходила я. Дура была молодая, только и всего.
— Мы с матерью зря настаивали. Я помню, ты сомневалась, а мы насоветовали. А потом жалели… Мы уж думали, ты никогда замуж не выйдешь после такого.
— Я и не выхожу! — рассердилась Марина. — Пап, прекращай. Никто не виноват, я никого не виню. Тема закрыта.
Можно любить друг друга и без штампа в паспорте. Да и знакомы они всего ничего! Марина помнила слова Егора о страхе перед
Она представила его с ремнем в руке и засмеялась. Нет, ее малыш не сможет поднять руку на леди. Разве что она прикажет? Он подчинится, однако ему это не понравится, а она не хочет, чтобы ее саб стал несчастным.
И хорошо, что так получилось с найф-плеем и Лео. Дальше от соблазна — крепче нервы. Она так и не узнала, нашел ли он сабу на мастер-класс. И Кира пропала… Лео звонил, вежливо интересовался, как здоровье мамы. Ей тогда было некогда, она только сообщила, что осталась в Петушках надолго и сослалась на срочные дела. Больше он не перезванивал.
Новости привез Егор. Марина не скрывала своей радости, когда он приехал. Она соскучилась: с удовольствием нежилась в объятиях, с наслаждением вдыхала знакомый запах, заботливо кормила обедом. Егор отвечал ей восхищенными взглядами, в которых она ясно видела и застенчивость с предвкушением, и умиротворенное спокойствие. Последнее казалось особенно приятным — так на женщину смотрит мужчина, уверенный в своих чувствах и намерениях.
И все же от идиллии не осталось ни следа, как только Егор рассказал о том, что случилось с Кирой. Марину потрясла история. Она с трудом дослушала ее до конца и расплакалась, закрыв лицо руками. Отец уехал на дачу, забрав с собой судки с ужином и завтраком, и они с Егором остались одни в городской квартире. Можно было и не стесняться слез.
— Мариша, ты же сама врач. — Егор погладил ее по плечу. — Знаешь же, что внематочная беременность — это случайность, от которой никто не застрахован.
— Это я виновата, — проплакала Марина. — О чем я думала, когда звонила Кире? Я же знала, как ей тяжело.
— Не говори глупости. Ты сама была расстроена. Если кто и виноват, то я…
— А ты-то почему? — Она так удивилась, что даже перестала плакать.
— Потому что ты была расстроена, и не соображала, что делаешь, — жестко ответил Егор. — А я был рядом, и не остановил тебя.
— Вот видишь! Ты сам считаешь, что я поступила неправильно…
Обычно Марина психовала, когда кто-то делал ей замечания. Даже если они справедливы, первая реакция всегда отрицательная — гнев, возмущение, раздражение. А сейчас она, наоборот, сникла и заплакала еще горше, соглашаясь с Егором.
Ладно, Кира. Она действительно не ведала, что творила. В этом нет ее вины, тут все понятно. Но Лео не сделал ничего плохого Марине, а она так его подставила. И ведь потом ни словом не упрекнул! А ведь мог… Правильно говорят, благими намерениями выстлана дорога в ад.
— Лео подставила, Киру подтолкнула… — запричитала она.
— Прекрати, — рыкнул Егор.
И Марина снова замолчала, изумленно на него уставившись. И куда делся мягкий и нежный мужчина? Губы сжаты, на лбу — морщины, в глазах — сталь. Он на нее сердился, и сердился
всерьез, не понарошку. У Марины перехватило дыхание — до нее дошло, что она сама позволила Егору стать Верхом. Ведь этот взгляд — вылитый взгляд доминанта, перед которым невольно робеешь и послушно встаешь на колени.— Не надо… — прошептала Марина, едва соображая, что происходит. — Егор, не надо… Ты не сумеешь, а мне будет… больно…
Да, черт побери! Так оно и будет, потому что внутренняя саба уже проснулась и напрочь вытеснила госпожу. Когда-нибудь она научится контролировать себя. А сейчас чувство вины и переживания последних дней сделали свое дело.
— Тебе будет больно, — согласился Егор. — Если ты сейчас же не прекратишь плакать и винить себя.
Ничего себе! Заинтригованная Марина заерзала, представляя, как саб лупит ее по заднице. Нет, не саб. Сейчас Егор не был сабом.
— А что будет, если я не перестану? — провокационно поинтересовалась она и опустила взгляд, краснея.
— Хочешь проверить?
Тон серьезный, дальше некуда. Она искоса посмотрела на Егора — ни тени улыбки на лице.
— Ты не сможешь, — бросила она с пренебрежением, замирая от предвкушения. — Не посмеешь.
Егор молча встал, схватил ее за руку и потащил из кухни в комнату. Марина взвизгнула, сопротивляясь. Она все еще не верила, что сможет подчиниться. Поиграли чуток — и хватит. Тем более, они вовсе не собирались играть. Какая же она стерва! Плакала из-за Киры и Лео, а теперь уже чуть ли не потекла от похоти.
Марина всхлипнула и перестала упираться. Егор сразу почувствовал перемену в ее настроении и развернул к себе лицом.
— Что? Марина, правду!
Запинаясь и размазывая по щекам слезы, она поделилась с ним своими мыслями.
— Я знаю хороший способ избавления от дури в голове. — Ни капли сочувствия: ледяной голос, ледяной взгляд. — Потом сама спасибо скажешь.
— Егор, пошутили и хва…
— Я не шучу.
Марина попыталась «вызвать» госпожу. Даже прикрыла глаза, сосредотачиваясь. Саб обнаглел. Он ведет себя вызывающе, он нуждается в хорошей порке.
Бесполезно. В порке нуждалась она. Хотелось сладкой обжигающей боли, а потом ласки. Может, это поможет ей избавиться от чувства вины. Горло сжал болезненный спазм — она все равно виновата!
— Все, хватит. — Егор сел на диван и притянул Марину к себе, укладывая на колени. — Можешь кричать, если не стыдно соседей.
Она попыталась вывернуться, но не смогла. Одной рукой Егор придерживал ее за поясницу, а другой стаскивал мягкие домашние шорты вместе с трусиками. Марина взбрыкнула ногами, сквозь зубы обещая Егору все кары небесные, и при этом умирая от желания почувствовать силу его шлепков. Добилась только того, что шорты слетели совсем, и Егор перекинул ее через одно колено, зафиксировав между ног.
Он больше ни о чем не предупреждал, и первый удар получился неожиданным и обжигающим. Она охнула и вцепилась в диванную подушку.
Егор шлепал молча и размеренно, позволяя прочувствовать боль, перевести дыхание. Марина не кричала — сжала зубы и рычала в подушку, обхватив ее обеими руками.
Жгучая боль дарила наслаждение. Ягодицы пылали, по телу разливалась сладкая истома, между ног стало влажно. И все же Марина воспринимала порку, как наказание. Боль очищала, пробирала до дрожи, заставила плакать.