Буддизм

В устах скупого на похвалы Арджуны это был хвалебный гимн.

Когда наступил черёд физических упражнений, царь стал волноваться сильнее. Да, в науках царевич преуспел, но ни сложением, ни ревностью в тренировках он не мог сравниться с теми воинами, которые пришли теперь соревноваться с ним. Мощные фигуры, мускулистые, атлетические торсы, железные узлы мышц – великолепие силы так и играло в этих телах. По сравнению с многими фигура Сиддхартхи казалось хрупкой, хотя царевич вовсе не был изнеженным и слабым.

Первыми шли соревнования по стрельбе. Принесли луки, расставили мишени. Взял лук и Сиддхартха. Рядом с ним стоял великолепный, широкоплечий атлет, выше него на голову, руки которого были не тоньше бёдер Сиддхартхи. Он снисходительно посмотрел на принца, казавшегося рядом с ним мальчишкой. По команде натянули луки. И вдруг раздался треск – это лук Сидхартхи сломался, не выдержав натяжения. Царевич смущённо улыбнулся и протянул лук помощнику. Ропот удивления пробежал по толпе зрителей. Сломать лук – ведь для этого нужно обладать огромной силой! А царевич вовсе не казался богатырём. Принесли лук покрепче. И снова команда – и крепкий лук ломается надвое. Что делать? Пришлось бежать за самым старым луком, которым практически никто не пользовался. Он лежал в сокровищнице дворца с незапамятных времён, и все считали, что этот лук не предназначался для стрельбы: уж слишком тугой была его тетива, слишком тяжёлым он был, чтобы можно было им воспользоваться. Но уж этот-то лук не сломает не один человек! Царевич с удовольствием взвесил лук в руках, с видимым усилием натянул тетиву, – и выстрелил мимо мишени. Стрела со свистом умчалась вдаль, туда, где, едва различимое взглядом, стояло одинокое дерево. Толпа зрителей кинулась к этому дереву, всем не терпелось увидеть, возможно ли в принципе попадание в столь дальнюю мишень.

Стрелы в дереве не было. И лишь сквозное отверстие в центре ствола говорило о том, что царевич попал в цель. Стрелу так и не нашли. Решили, что она ушла в землю. Может быть, поэтому невдалеке от простреленного дерева пробился источник, который позже назвали Колодцем Стрелы.

Но соревнования продолжались. Теперь нужно было показать свою удаль в кулачном бою. Но теперь к царевичу относились с величайшей осторожностью, ибо видели, что в его теле скрывается великая сила. Победы не доставались принцу легко. Он был весь во внимании, он применял все хитрые приёмы, которые знал. Со стороны казалось, что он не прилагает никаких усилий – его противники падали, сражённые грациозной подсечкой, или просили пощады, скованные железным захватом. Иногда он вообще не касался своего оппонента, уворачиваясь от его рук, изводя его до такой степени, что тот падал, лишившись сил. Зрители были в полном восхищении.

Сиддхартха победил. Это признавали все. По обычаю, победителю подвели огромного белого слона, на котором он должен был с триумфом въехать в город. Однако тут из толпы атлетов стремительно выскочил тот самый атлет, который столь презрительно смотрел на царевича в соревнованиях по стрельбе. Все ахнули: это был молодой шакья, двоюродный брат Сиддхартхи Девадатта. Он схватил слона за хобот, по-особому извернулся – и исполин начал падать, громко трубя от боли. Сиддхартха тут же бросился на выручку и успел подставить плечи под падающего слона. Секунда казалось, что огромное тело раздавит его. Но потом слон восстановил равновесие, нашёл опору и поднялся на ноги. Толпа облегчённо вздохнула. И через мгновение раздались торжествующие крики – это жители Капилавасту, в нарушение традиции, громко приветствовали победу царевича, равного которому не было в их стране со времён её основания. Царевич доказал, что по праву является сыном великого Шуддходаны. И ещё – что он достоин прекрасной Ясодхиры.

Устойчивость и сила учения проверяются только после смерти основателя. Будде было восемьдесят лет, когда он отошёл в Нирвану. На склоне лет он перенёс много страданий: тяжко болел, постоянно страдал от болей в спине, порождённых его многочасовыми неподвижными сидениями в медитации. Он стал свидетелем разрушения его родины – царства Капилавасту и гибели родных. И он потерпел поражение, пытаясь отговорить Виручжаки, царя Косалы, от вторжения в Капилавасту. Вируждака, не смотря на глубокое уважение к Просветлённому, не послушался старика, смертельно обиженный родом Шакьев. Цветущая некогда родина Будды превратилась в развалины… Сам Будда со своим верным учеником Анандой был свидетелем битвы, находясь неподалёку. Когда войско его родичей было разбито, Гаутама в глубокой скорби прилёг на землю, пытаясь скрыть овладевшие им горестные чувства от своего ученика. Вечером он спустился в Капилавасту и долго бродил среди развалин города, утешая оставшихся в живых. Во дворце, в саду, где маленький Сиддхартха любил играть в свои детские игры, повсюду валялись тела молодых юношей и девушек. Они плавали в крови – враги отрубили им руки и ноги. Некоторые из них были ещё живы, и старый Будда подолгу утешал их, склонившись над их изуродованными телами.

В Вайсале Гаутама серьёзно заболел. Ученики перешёптывались о том, что старый Учитель не сможет подняться. Однако Будда победил слабость, так как он должен был сказать общине своё последнее слово. И это последнее слово было о терпимости…

Последний путь Будды лежал в Кусинагару. В городе Паве он сильно отравился, не допустив учеников к испорченной свинине, которой от всего сердца его угощал кузнец Чундра. С огромный трудом Будда добрался до своей цели. Он прилёг на ковёр, расстеленный Анандой, под сенью дерева Сала, головой на Север, и погрузился в последнюю медитацию. Когда Будда открыл глаза, Ананда расслышал лишь три слова, произнесённые Учителем:

– Ничто не вечно!

Великий учитель покинул суетный мир. Шёл 543 год до Рождества Христова.

Прекрасная Ясодхира недолго радовала глаз царевича. Как ни старалась она отвлечь его от размышлений, как ни пленяла его своей красотой и стройностью тела, как ни наслаждались они в тени великолепных садов прекрасными лунными ночами, однако вскоре царевич вновь и вновь возвращался к своим медитациям, давая понять жене, что его более заботит спасение собственной души, нежели наслаждения плоти.

Заметил это и Шуддходана. Но расценил эту холодность по-своему. «Да, – считал он, – Царевна прекрасна. Однако не Сиддхартха выбирал её, ему её выбрал я, его отец. Возможно, что у них разный характер, может быть, она слишком проста для Сиддхартхи. Пусть же выберет себе ещё одну жену, но уже сам, по своему вкусу».

Услышав такое мнение отца, царевич задумался надолго. Нет, супружеская жизнь его не привлекала. Но так велит долг. И если уж быть женатым, то нужно иметь жену, которая бы нравилась тебе, которую можно было бы любить. И Сиддхартха ответил так:

– Хорошо, отец. Но если уж мне нужно ещё жениться, то пусть моя невеста будет обладать всеми достоинствами, которыми только может обладать девушка. Пусть она будет красивой, но не станет замечать свою красоту. Пусть она будет скромной и добродетельной, но не будет этим гордится. Пусть её полюбят все, а она полюбит лишь меня. Пусть она будет равнодушна к развлечениям и богатству, ибо самое большое развлечение и богатство для неё будет её семья. Найдёшь мне такую девушку, отец, и я сразу же женюсь на ней.

Сиддхартха был уверен, что найти ему такую девушку просто не смогут. Перед ним был живой пример Ясодхиры, которая казалась верхом совершенства, пока была свободной девушкой, и которая оказалась такой обыкновенной, когда стала его женой.

Желание сына Шуддходана посчитал простым чудачеством. Да что ему, небесную Апсару достать, что ли?! Но, зная непреклонный характер сына, он решил сделать всё, чтобы исполнить его желание. Его лучшие визири разъёхались по всей стране, отыскивая достойных девушек. Самые искушённые мудрецы стали заниматься этими поисками. У царя появилась надежда: а вдруг и вправду такая есть?

И невеста объявилась. Звали её Гопа и принадлежала она к презренной касте шудр, так как отец её был брадобреем. Однако скромный характер и добродетели девушки настолько запали в сердце царскому визирю, что он поспешил доложить своему повелителю, что новая пассия для царевича нашлась.

Снова пришёл черёд Шуддходане задуматься. Породниться с шудрами? Да могло ли такое случится?! Как-никак, он – потомок древнего знаменитого рода, он – кшатрий, и даже вайшьи не могли претендовать на равенство с ним. Но шудра?!