Buddy
Шрифт:
– Это твой самый главный соперник. Мой новый друг Бадди. С английского «buddy» – дружок, приятель, – пояснила Алла.
– А-а-а! – Семен хотел что-то выдать шутливое, но облик Аллы притормозил его.
– Алла, что с тобой? Что-то случилось?
– Давай по рюмочке, и я все рассажу, – ответила Алла.
– Семен, я уволилась из «Иллиады». Точнее будет – не уволилась, а уволили. А еще точнее – выкинули, как никчемный и бесполезный придаток. Вышвырнули дерзко и без сожаления, как вот этого серого красавца, которого я подобрала у своей двери.
– Да что-то он не похож на выброшенного, – полушутя, полувсерьез отреагировал Семен.
– Это сейчас. А посмотрел бы ты на него, когда он лежал на моем придверном
Алла глубоко вздохнула и спокойно, без слюней и соплей, продолжила.
– Компания «Иллиада» – это монстр нашего времени. Там нет врачей. Там царит зло. Это инкубатор одноклеточных в человеческом обличии. Для них главное – это ЦЕНА, за которую они продают свои принципы. А ко всему человеческому – полное безразличие. И я свои принципы разменяла на деньги. Чувствовала себя продажной проституткой. И не сопротивлялась. Старалась сохранять безразличие, дух цинизма. Изо всех сил сохраняла то, что идет вразрез с человеческой моралью. Налей мне, пожалуйста.
Семен наполнил рюмки.
– Так что в «Иллиаде» оказалось не так? – допытывался Семен. – Известная, авторитетная компания. Получить работу в «Иллиаде» – все равно что выиграть полёт на Луну. Алла, когда ты перешла туда, все слюной захлебывались, хотя признавали твою закономерность успеха. Грамотный специалист, сильный диагност… – Семен еще что-то хотел добавить, но Алла прервала его спич.
– Специалистом я была, когда работала в больнице. Устанавливала правильный диагноз. Назначала лечение. Видела восхищенные взгляды коллег и благодарные посылы своих пациентов. И чувствовала себя счастливой!
Семен разлил водочку по рюмкам и продолжил пытать Аллу:
– Тебе нравилась обшарпанная обстановка? Нехватка медикаментов, когда лекарства приходилось менять на витамины и физраствор? Тебе это нравилось? И невежественное, а порой даже хамское отношение медперсонала среднего звена? – допытывался Семен.
– Да! Все так! Но я чувствовала себя врачом! А в «Иллиаде» я чувствовала себя как в дорогом, красивом, но наглухо застегнутом костюме не по размеру, и от этого приходилось терпеть ощущение полузадушенности.
И Алла начала рассказ об «Иллиаде», вывернув всю изнанку компании. А после истории о нечеловеческой жестокости Гатлера, убившего маленького котенка, Семен почувствовал, что дрожь и негодование просочились в его подсознание.
С окаменевшей маской после услышанного, он сидел и молчал. А потом рассказал Алле интересную притчу:
Один старый индеец преподавал внуку основы жизни:
В каждом человеке идет борьба, похожая на борьбу двух волков. Один волк – это зло: агрессия, эгоизм, зависть, ревность, сожаление, ложь. Другой волк – добро: мир, любовь, надежда, истина, доброта, верность.
Мальчик задумался и спросил:
– А какой волк побеждает?
Старик улыбнулся и ответил:
– Всегда побеждает тот волк, которого ты кормишь.
– В нас – и в тебе, и во мне, и в каждом человеке – два сплетения: добра и зла. Невозможно жить на земле и быть и в поступках, и в мыслях – только хорошим! Наши хорошие мысли и правильные поступки усиливают добро – и зло ослабевает. А плохие мысли и плохие поступки усиливают зло – и добро ослабевает. Различить это сложно. Это высшая мудрость Великих и Святых. Среди нас есть те, кто напяливает на себя маску добродетели и злодействует, наслаждаясь интригами, лицемерием и фальшью. И все преподносится в радостно-угодливом тоне. Чувств – никаких: одни голоса и интонации. Под этой маской трудно
понять, кто с тобой и с какими намерениями: с хорошими или плохими, с чистыми или фальшивыми, с искренними или лицемерными. Это самая отвратительная и опасная маска. Ты, Алла, была среди этих масок. Но победила, потому что выбрала правильного волка! – выплыл из своей глубокой философии Семен и положил свою руку на ее в знак верной поддержки.– Сема! Мне так мерзко и жутко. Хочется выть. И хочется быть сильной, быть у власти и обладать безграничными возможностями. Ох, я бы добралась до этого людоеда, разгромила бы его замок и с наслаждением наблюдала: как он пресмыкается перед более сильным, чем он. А что я? Со мной и такими, как я, легко расправиться. Унизить, растоптать, размазать…
Алла чувствовала, что в жизнь она вернулась израненная. И как ей распознать мир и свое место в нем?
– ИЛИ ты создаешь свой мир и определяешь в нем свое место, ИЛИ в мире, не созданном тобой, ищешь себя! «Иллиада» – это не мой мир, и я не нашла в нем своего места.
История, случившаяся с Аллой, вызывала тревожные нотки. И Семен понимал, что престиж этих кованых черных ворот скрывает в себе омерзительную суть. И решил обязательно вернуться к этому замку черного людоеда. Но не сейчас: Алла должна отдохнуть. Уже поздно. Он оглядел кухню и подумал: «Как же уютно и тепло».
Водочка. Селедочка. Хотелось говорить и говорить… Но все не переговоришь…Тем более когда часы уже натикали за полночь.
– Алла, – как-то сдержанно и глубоко обратился Семен к своей подруге детства, – я завтра обязательно к тебе приду.
И чуть было не слетело с языка: «Это нельзя оставлять как просмотренный сюжет фильма. Надо договорить». Но подумал и не сказал. После всего услышанного решил без детектора на прослушки не ставить замысловатых акцентов.
– А сейчас время поспать, – объявил Семен и, откланявшись, ушел.
По пути к себе он прокрутил разговор: «…ну поплакалась дама ко мне в жилетку… Ко мне? Это к кому? А ни к кому! Я свою мобилу дома забыл. Не думаю, что они в первые часы поставили „топтуна“». Его анализ вполне внятно укладывался в общую логику, и встреча с Аллой не могла вызывать никаких подозрений.
Проводив Семена, Алла надела свою любимую батистовую ночнушку и утонула в свежем аромате постельного белья.
А под столом певуче мурлыкал Бадди…
Новое жилище Бадди погрузилось в безмолвность. Во все уголочки квартиры проникла тишина. Но Бадди не спал, и это не было бессонницей. Бадди, как и все кошки, не страдает бессонницей: он спит когда захочет и где захочет.
Сейчас Бадди пребывал в состоянии покоя. Он поел и попил. Был сытый, чистый и в тепле. Ему не надо было рыскать по помойкам в поисках пищи или ловить блох и с жестокой яростью казнить эту кусающую тварь.
Бадди утопал в своих воспоминаниях:
«Вчера-то меня грузчик противный у ресторанной помойки палкой огрел. За то, что я ему помешал посудомойщицу тискать. Вышел он с ней из задних дверей ресторана и потащил в темный угол. Прижал ее к стенке в нашей, кошачьей, позе и давай пыхтеть. Происходило все – на улице! У помойки! В людском-то понятии это, должно быть, такая мерзость! Фу-у-у-у… Грузчик? Посудомойщица? Люди же! А трахаются в подворотнях у помойки.
А давеча еще больше меня удивил один очень даже приличный джентльмен. Поразил он меня! Несмотря на его дорогой костюм и галстук в полосочку… Ох уж как на людях он угодливо обхаживал свою жену… а попозжА через ТЕ ЖЕ задние двери вышел с другой, заманил ее в ТОТ ЖЕ угол, где грузчик с посудомойкой усугублялись, да и стал ТАК ЖЕ лапать да прихрюкивать. Поднял ей юбку, а там… трусики в кружавчиках. Посудомойке о таких только мечтать.