Будет так, как скажем мы!
Шрифт:
Почти шаблонным стало утверждение о том, что пока нет обязательного призыва на военную службу или экономического краха, люди слишком благодушны и слишком благоустроены, чтобы выступать против власти. Вы разделяете такую точку зрения?
Я думаю, что эта точка зрения очень неубедительна. Разговоры о призыве в армию послужили оправданием для сторонников войны во Вьетнаме, пытавшихся объяснить, почему народ начал так решительно выступать против этой войны, в то время как высшие слои общества еще не проявляли признаков протеста. Сторонники войны говорили: «Это происходит потому, что они боятся попасть в армию». Но этот аргумент мало чем подтверждается. К 1969 году фактически семьдесят процентов всего населения характеризовали эту войну как «в корне
Что можно сказать о таком аргументе, как экономический крах?
Это тот же случай. Был ли экономический крах в 1960-е годы, когда под давлением масс были запущены основные социальные программы: движение за гражданские права, программа «Медикер» [69] , выплаты по социальному страхованию и другие? Экономический крах тут ни при чем. Это был период бурного экономического роста. Или обратимся, например, к 1980-м годам. Для основной массы населения период, начавшийся в 1970-е годы, был довольно мрачным. Реальные доходы населения не повышались или даже падали. Тем не менее, в 1980-е годы экономического краха не произошло. Но это был период широчайшей массовой политической активности. Например, движение солидарности с Латинской Америкой — нечто новое после сотен лет господства западного империализма, — которое развернулось в 1980-е годы. По причине экономического краха не смогло развернуться лишь женское движение. Мировое правозащитное движение 1990-х годов, которое имело огромное значение, продолжалось в течение короткого периода экономического бума. Поэтому я не вижу здесь какой-либо связи.
69
Федеральная программа медицинского страхования пожилых людей.
В 1980-е годы Вы и Эдвард Герман написали книгу «Производственное соглашение». В то время врагом номер один для Соединенных Штатов был, естественно, Советский Союз. Если бы Вы сегодня стали вносить коррективы в эту книгу, уместно ли было бы сослаться на «Аль-Каиду» как на принципиальное оправдание гегемонии США?
Мы и в самом деле внесли изменения в эту книгу. В 2002 году в свет вышло ее второе издание. Мы ничего не поменяли в тексте, но написали новое введение, которое содержит самокритику по некоторым вопросам. Например, мы использовали термин «антикоммунизм» для описания одного из пяти критериев отсеивания информации, отмеченных нами в качеств факторов, влияющих на формирование точки зрения на будущее. Но это определение угрозы антикоммунизма оказалось слишком узким. Является ли сегодня «Аль-Каида» угрозой? Это скорее угроза расплывчатого «исламского терроризма», который мы сами время от времени провоцируем. Мы провоцируем терроризм моджахедов, а потом используем его как предлог для агрессивных войн.
Появились очень интересные работы по терроризму сторонников джихада. Наиболее значимые исследования по этому вопросу, насколько мне известно, представил Фаваз Гергес, ливанец по происхождению, который преподает в Колледже Сары Лоренс. Он провел всесторонние исследования движений, проповедующих джихад — наиболее достоверные и широкомасштабные из всех имеющихся на данный момент, насколько я знаю, — проводя опросы, изучая литературу этих движений и так далее. Он сделал несколько интересных открытий. Например, после атак 11 сентября руководство движения джихада, духовенство и многие другие резко осудили Усаму бен Ладена и хотели дистанцироваться от него.
По их мнению, эти теракты были совершенно ошибочными и противоречащими исламу. Они сочли теракты предосудительными по всем направлениям — и стратегически, и тактически. Но администрация Буша своей агрессивностью, воинственностью и жестокостью умудрилась восстановить единство среди различных направлений джихадистов. Это их сплотило. В качестве альтернативы Гергес рекомендует, чтобы США использовали события 11 сентября для того, чтобы изолировать экстремистских исламских боевиков типа бен Ладена даже от сторонников джихада. Это сделало бы мир более спокойным.
Следовательно, Вы проводите различие между бен Ладеном, «Аль-Каидой» и сторонниками джихада в целом?
Во-первых, теперь общепризнано, что так называемая исламская «Аль-Каида» представляет собой то, что некоторые называют «сетью сетей», то есть слабо связанную сеть групп, имеющих схожие цели и действующих более или менее самостоятельно — возможно, вдохновляемых бен Ладеном как символическим вождем. С другой стороны, эта сеть сетей укрепляется действиями администрации Буша. Вот почему Майкл Шуэр, который много лет вел в ЦРУ «дело» бен Ладена, характеризует Буша как «единственного незаменимого союзника» бен Ладена. Такая характеристика не удивляет, потому что она подтверждается фактами.
Что Вы думаете об идее «столкновения цивилизаций» Сэмюэля Хантингтона, который писал: «Границы ислама залиты кровью, как и его внутренние территории».
С исторической точки зрения, это явная нелепость. Христианство столетиями проявляло намного больше жестокости — фактически оно явилось одной из самых диких форм цивилизации в истории. Описание Хантингтоном событий того времени в подавляющем большинстве случаев начисто опровергается фактами. В тот период, который он описывает, самым старым и ценным союзником США на Ближнем Востоке была Саудовская Аравия — и остается таковым сегодня — потому что у нее нефть. Саудовская Аравия — самое экстремистское фундаменталистское государство в мире. Соединенные Штаты многие годы поддерживали экстремистский исламский фундаментализм как оружие против светского национализма. Вот почему эта самая экстремистская фундаменталистская тирания в мире — наш главный союзник.
Наиболее густонаселенная исламская страна в мире — это Индонезия. Вплоть до 1965 года США были настроены достаточно враждебно к Индонезии, потому что она встала на путь независимости. Но после того как там генерал Сухарто при поддержке США совершил государственный переворот, физически уничтожив сотни тысяч людей, в основном крестьян, и разгромив единственную массовую политическую организацию, что открыло дорогу для западных эксплуататоров, Индонезия сделалась нашим большим другом. А Сухарто оставался «своим парнем», как его называли в администрации Клинтона, вплоть до конца его кровавого правления — одного из самых жестоких в мире. Посол США в Индонезии во времена рейгановской администрации Пол Вулфовиц, считавшийся великим поборником демократии, подвергся резкому осуждению со стороны активистов правозащитного движения в Индонезии за свои действия, направленные на подрыв всех их усилий добиться демократических перемен. Поэтому самая крупная в мире исламская страна оставалась нашим замечательным союзником, пока она играла свою полезную роль в мировой системе США.
Или рассмотрим отношение США к католической церкви. Как мы указывали раньше, войны, которые США вели в Центральной Америке в 1980-е годы, были в значительной степени направлены также и против католической церкви. Так, где же происходит столкновение цивилизаций?
Однако есть все же доля истины в предсказаниях Хантингтона. Не перевелись еще люди, которые отчаянно пытаются столкнуть цивилизации. И двое самых главных из них — это Усама бен Ладен и Джордж Буш. Поэтому столкновение цивилизаций когда-нибудь может произойти.
Вот что писал Оруэлл в книге «1984 год»: «Считается нежелательным, чтобы пролы испытывали большой интерес к политике. От них требуется лишь примитивный патриотизм — чтобы взывать к нему, когда идет речь об удлинении рабочего дня или о сокращении пайков. А если и овладевает ими недовольство — такое тоже бывало, — это недовольство ни к чему не ведет, ибо из-за отсутствия общих идей обращено оно только против мелких конкретных неприятностей. Большие беды неизменно ускользали от их внимания».
Оруэлл имел в виду жестокое и злобное тоталитарное государство. Мы живем в обществе другого типа. И чтобы наше общество не пытались превратить в государство, о котором говорит Оруэлл, необходимо выступать с протестами против таких попыток, потому что в государстве Оруэлла протестовать уже будет поздно. В конце концов, у нас свободное общество. У государства осталось очень мало возможностей принуждения.
Глава 8
Что мы можем сделать