Будни рэкетиров или Кристина
Шрифт:
– Давай в квартиру поднимемся.
– А что ты Бонасюку с-скажешь?
– Чихать на Бонасюка.
Скрипучий лифт доставил приятелей на шестой этаж. Андрей вдавил кнопку звонка, как будто бы она была в чем-то виновата. Электрический колокольчик разразился трелями, но, это не возымело никакого эффекта. Бандура дал звонку с полминуты передышки, а сам прижался ухом к двери. Дверь была двойной. Да и в квартире царила тишина.
– Может, вовоздухом дышит? – предположил Эдик.
– Откуда мне знать?! – Бандура снова насел на звонок. А потом, разочаровавшись в его возможностях, несколько раз сильно саданул по двери. Та, естественно, выстояла. Гул разнесся по всему парадному,
Когда до Ивана Митрофановича дошло, что вот оно, случилось непоправимое, он буквально ополоумел от отчаяния и страха. Совершенно позабыв о медицинском дипломе, кавторанг Растопиро дергал Кристину за руки, хлестал по щекам и даже прикладывал к голове лед. «Господи боже! Помоги мне!» — повторял Растопиро, в пьяном дурмане надеясь уже на чудо. Но, чуда не случилось. Кристина не подавала признаков жизни. Схватившись за голову, кавторанг без сил уселся в углу.
«Что же я наделал?!»
Ответа, как водится, не последовало. Страх накатывал на него волнами. Следовало как-то защищаться, и Иван Митрофанович решил, что редутов, лучше водочных, не придумаешь. Сначала он пил в одиночестве, потом накачал Бонасюка. Да и сам надрался так, что отключился до позднего утра.
Продрав глаза около одиннадцати, Иван Митрофанович вспомнил все. Мозг, словно взбесившийся кинопроектор, прокрутил кавторангу события вчерашнего кошмарного вечера с такой пронзительной отчетливостью, словно хотел поиздеваться над хозяином. Растопиро прошел в кухню, в точности повторив утренний маршрут Бонасюка. Кристина лежала там, куда он ее накануне оттащил, укрытая сдернутой в зале занавеской. Зрелище ужасающе неподвижного вороха тряпок на светло-коричневом линолеуме заставило Растопиро завыть.
– Господи! Я же не хотел! – воззвал он к кухонному плафону. И нырнул в ванную. Содержимое желудка выявилось на редкость зловонным. Спазмы, потрясшие кавторанга, были мучительны и сильны. Кавторанг упал на колени, сплевывая жгуче горькую гадость, давясь новыми позывами, и думая, на подсознательном уровне, что еще немного, и он оборвет раковину, рухнув среди обломков керамики и блевотины на пол. Так продолжалось с пол часа. Затем, кое-как умывшись, он счистил остатки ужина с рубашки и брюк, и проковылял в гостиную. Его глаза блуждали, в голове ухал пульс. Несколько позже до него дошло, что в квартире чего-то не хватает.
– Васьки… – пробормотал кавторанг. – Неужто сбежал, падло?
Довольно быстро раскаяние, глодавшее кавторанга, как голодная собака костомаху, отступило перед страстным желанием уберечь собственную шкуру. Спасти любой ценой. Ломая голову над тем, куда подевался проклятый Вась-Вась, Растопиро прошелся по комнатам. Васи, естественно. нигде не было.
«Где же ты, сволочь?» — спрашивал кавторанг, перебирая всевозможные варианты. – «Это из-за тебя, гандона, я в такое говно вляпался, что… не выгрести. Где же ты, образина?!»
Первым делом Растопиро заподозрил, что Васек кинулся бежать очертя башку, куда глаза глядят. «Гнида! Очень на него похоже. Залез в свою „девяносто девятую“, и дернул к чертовой матери. „Улизнул, пока я спал. Чертов трус. Процентов девяносто, что так и есть“.
«Что же делать?!» — спросил кавторанг. Ответ пришел сам:
«НАДО ВЫПИТЬ ВОДКИ!»
Иван Митрофанович нырнул в бар, налил полный стакан «Абсолюта» и осушил залпом. Мозги сразу встали на место, в голове прояснилось,
а руки перестали дрожать. Ноги понесли Ивана Митрофановича по квартире, будто угодившего в клетку леопарда.«Точно. Слизняк вшивый. Гной. Доцентишка драный! Отдувайся, как знаешь?! Будь ты проклят, Иуда!» — Проклятия давали выход клокотавшей внутри злобе, но, не несли конструктивной составляющей. «Отвечать-то тебе, Иван!», – ухнуло в голове. Сжав виски, Растопиро упал на колени: «НЕТ!»
«Тогда делай, ты знаешь что».
Теперь он, действительно, знал. Выражение «бес попутал» является одной из форм уклонения от ответственности. Темная Половина – не одно из полушарий головного мозга, но и не внешний фактор, вроде свихнувшегося сержанта, отправляющего солдата сжигать деревню с мирными жителями. Просто, когда сержанта нет, его приходится выдумать.
«Надо избавиться от трупа. – Растопиро замер, вслушиваясь. – Весь вопрос, как? Всегда найдется какая-нибудь сволочь, прилипшая к дверному глазку».
«Расчленить, – он взмок от ужасной перспективы, – расчленить, и вынести по частям».
Растопиро снова начал накручивать восьмерки по комнатам, шумно дыша и махая руками.
«Чем расчленить? Кухонным ножом? Не пойдет. Секачом? Допустим, допустим. На чем, б-дь? На разделочной доске, на какой Кристина, бывало, биточки отбивала?»
Ивана Митрофановича передернуло.
«Ты же врач, твою мать! Ей-то уже по барабану. Но, не тебе!»
«Не тебе!»
«Ты не врач. Ты дерьмо!» — это была совесть. Иван Митрофанович посоветовал ей заткнуться.
«Растворить бы?»
«В чем? В кислоте? В извести, как у Оскара Уайльда? Да где ж ее взять в необходимом количестве?»
«Стоп! – заорали с Темной Половины, и он замер в позе солдата, зацепившегося за мину-растяжку. – Что, если Бонасюк не сбежал?! Если поскакал в милицию?! Сидит, сейчас, показания дает: И вот тут мой кузен, Иван Растопиро, толкнул мою дорогую жену…»
«Нет!!!»
«С него станется. Ты и сам знаешь. Хорош ты будешь, Иван, когда попрешься с порубанным на куски трупом прямо в лапы сыскарей из уголовки».
«Так не пойдет!»
Синюшная жила вздулась на лбу кавторанга и пошла пульсировать, как часовой механизм бомбы замедленного действия. Объятый чудовищной догадкой на счет ментов, что в общих чертах соответствовало истине, Растопиро едва не кинулся к телефону: Бонасюка следовало опередить.
– Стоп! – крикнул Иван Митрофанович, заставив себя убрать руку от трубки. Сначала не мешало все хорошенько обдумать. Мысли выстроились в виде условного диалога.
«У кого причин больше? У Васька. У кого мотивы? У него, ясен пень. Кого жена бортанула? Его, опять же. Ты сам-то кто? А никто. Хрен в пальто. Прибыл в отпуск, к брату, а тут такое дело. Разборка внутрисемейная. Он ее толкнул. Она и полетела, как фанера…»
«Нет, не так. Я вообще помню мало. Выпили за встречу, и я, с дороги, отключился. А как глаза продрал – мужа нет, а жена на кухне. Под занавеской».