Будущая твоя

***

— В реанимацию. Живо, — вижу и слышу кто говорит, но ничего не ощущаю

Всё происходит будто не со мной. Словно я всего лишь молчаливый наблюдатель, а не участник. Медики суетятся, бегая по коридору. Кто-то раздаёт распоряжения, кто-то их выполняет. Мне ничего не остаётся, кроме молитв Всевышнему: «Боже, сделай, пожалуйста, так, чтобы она жила. Карина должна жить. Я очень-очень тебя прошу, не забирай её у меня».

— Остановка сердце, — раздается чей-то голос, и я подскакиваю на ноги, мчась к операционной.

Меня разворачивают на половине пути. Женщина средних лет, одетая в медицинскую форму, предупреждающе выставляет руки, не пропуская вперед:

— Вам нельзя. Стойте.

— Там моя девушка, — произношу охрипшим голосом, сжимая кулаки. Я не позволю её сердцу остановиться. Нет. Она должна жить. Не имеет право умереть!

— Молодой человек, успокойтесь. Работает опытная бригада и они делают всё возможное.

— Мне не нужно «всё возможное», — огрызаюсь, срываясь на крик. — Мне нужно, чтобы она жила, понимаете?

— Понимаю, но всё равно прошу вас успокоиться. Не мешайте нам выполнять свою работу.

Я соглашаюсь, понимая, что бессилен в этот момент. От меня ничего уже не зависит. Остаётся полагаться только на врачей, на чудо и господа бога. Я смиренно жду, сидя на лавочке в больничном коридоре. Сколько проходит? Час, два? Плевать! Я буду ждать, сколько угодно, лишь бы они спасли жизнь моей принцессе.

Бездумно гляжу перед собой, теряя счет времени. Если бы я только знал, чем обернуться наши отношения, то ни за что бы не подошел к Карине. Мой мир оказался слишком жестоким для девочки из обычной семьи. Макс, ты придурок! Она же просила её отпустить в мирную жизнь. Так почему не отпустил?

На горизонте появляется Олег. Я игнорирую его присутствие, отворачиваясь в сторону.

— Макс, идём выйдем. Надо поговорить, — Олег тянется к моему плечу, призывая обратить внимание.

— Не хочу, — смахиваю с плеча его руку.

— Идём. Оставь всё на медиков. От тебя уже ничего не зависит.

— Не зависит? — повышаю голос. — Да если бы…

— Тише. Не здесь, — одёргивает Олег и всё-таки заставляет меня подняться на ноги.

Выходим на улицу и закуриваем по сигарете. Я стараюсь не смотреть в сторону Олега, сохраняя самообладание. Злюсь. На него, на себя, на весь мир. Только что это меняет?

— Мне удалось взять живым одного человека, — произносит Олег, нарушая затянувшееся молчание.

— Насрать, — отвечаю без эмоций, затягиваясь серым дымом.

— Почему? Тебе не интересно всё узнать?

— Нет, — рявкаю, смотря Олегу прямо в глаза. — Это твоя война, не моя.

— Сын… — я не даю Олегу закончить свою мысль, обрывая на одном слове.

— Если с ней что-то случится, я никогда тебе не прощу.

— Не случится! Даже не думай об этом.

— Не думать? Да если бы не ты, с Кариной вообще ничего не случилось. Это всё твои братаны. Твоя жизнь, Олег. Сделай, пожалуйста, так, чтобы она меня больше никогда не касалась.

— Макс, я понимаю. Ты сейчас говоришь на эмоциях, но они пройдут, — Олег пытается меня успокоить, но ничего не получается. Я завожусь еще сильнее, сжимая от злости кулаки.

— Ты ни хера не понимаешь. Я заебался так жить. С самого детства я боялся потерять отца, а теперь, что поменялось?

— Макс, успокойся, сын.

— Да пошёл ты, — отталкиваю Олега в сторону и ухожу обратно, в больницу. Оборачиваясь, гневно произношу. — Если с Кариной что-то случится, то у тебя больше нет сына, О-лег!

Глава 52

Максим

Меня не пускают в реанимацию ни через день, ни через два. Медики продолжают удерживать Карину под строгим контролем, оказывая интенсивную терапию. Я как ненормальный хожу за лечащим врачом, пытаясь добиться хоть какой-нибудь правды. В один день я таки сталкиваюсь лицом к лицу с отцом Карины. Он узнает меня издалека и делает размашистые шаги в мою сторону, когда я заканчиваю беседовать с реанимационной медсестрой.

Взгляд суровых глаз прожигает дыры по всему моему телу. Я мысленно ровняюсь с кафельной плиткой, понимая, что очень виноват перед этим человеком. Тем временем мужчина становится напротив меня и пронзительно всматривается в черты моего лица. Я сразу же подмечаю его озлобленность и руки, сжимающиеся в кулаки.

— Соколовский? — спрашивает и я утвердительно киваю головой. — Идём на улицу. Есть разговор.

Соглашаюсь. Молча следую за крепким мужчиной, в котором я безапелляционно узнаю армейскую выправку. Спина прямая, осанка ровная, подбородок вздёрнут вверх. Судя по всему, отец Карины вполне себе может «надереть» задницу, но почему-то меня не парит это обстоятельство. Заслужил. Если захочет, пусть хоть убьёт. Себя-то я давно бы закопал, если бы это помогло Карине подняться на ноги.

— Максим, — делает глубокий вдох, собираясь с мыслями. — Исчезни из жизни моей дочери, ради её же блага.

— Не могу, — виновато опускаю глаза, отрицательно кивая головой.

— Я не прошу, а ставлю тебя перед фактом. Со дня на день тебя объявят в уголовный розыск. Тебе нужно бежать из страны, если не хочешь сесть за решётку.

— Бежать? Вы сейчас серьезно?

— Вижу, разговор у нас не клеится. Что ж… Будь моя воля, я давно бы придушил тебя собственными руками, — мужчина поднимает руки вверх, сжимает пальцы, а затем понижает голос. — Но не могу, если с тобой что-то случится, то Карина этого мне никогда не простит. Поэтому, пока есть шанс, исчезни.

— Владимир, извините не знаю, как вас по отчеству. Я никуда не исчезну. Нравится вам это или нет, но прятаться и бежать как последняя крыса, я не буду. Вашей дочери всё ещё грозит опасность, и я должен её защитить.

— Защитить? — срывается на крик, делая резкий рывок в мою сторону. Хватается за шиворот моей футболки и сжимает её пальцами, пока не начинают трещать нитки. — Ты уже защитил, герой. Из-за тебя моя девочка едва не умерла. Из-за тебя в неё стреляли. Из-за тебя она находится сейчас в коме и борется за свою жизнь. Молись богу, чтобы Карина выжила и не осталась инвалидом.