Будущее в наших руках

Она смотрела в окно машины и, пока Энтони разговаривал с водителем на довольно хорошем итальянском, мучила себя самоанализом. Неужели, воспитывая Люси совсем одна, безо всякой помощи, она превратилась в самое ужасное, что только можно вообразить, — в надоедающую своей опекой мамочку? Изменилось ли бы что-нибудь, будь у нее кто-то, с кем можно было бы разделить заботы?

— Сколько еще? — спросила она, взглянув на Энтони. Она была очень признательна ему, что он сидит сейчас рядом с ней и тем самым лишает ее необходимости решать одной все проблемы. Но в то же время она не могла не злиться на саму себя за эту признательность.

— Несколько минут, — сказал водитель, поймав ее взгляд в зеркале заднего вида. Он был явно горд своими познаниями в английском.

Джессика нахмурилась, и Энтони, смотревший на нее, проговорил спокойно:

— Можешь расслабиться. Нет смысла так беспокоиться о том, что уже произошло. Люси здесь, и тебе ничего не остается, как смириться с этим.

Да, легко тебе говорить! — подумала она, проигнорировав его непрошеный совет. Марк вполне способен сам о себе позаботиться, да и к тому же тебя не сильно волнует его судьба в любом случае. Видит Бог, ты махнул на него рукой давным-давно.

Эта мысль была так жестока, что она отвернулась и принялась разглядывать пейзаж, мелькающий за окном. Похоже, они ехали в никуда. Казалось, они были в пути уже целую вечность, двигаясь очень медленно, и теперь вокруг них была открытая, пустынная местность, купающаяся в солнечном свете.

Обещанные «несколько минут» оказались всем чем угодно, но только не несколькими минутами.

Энтони задал таксисту какой-то вопрос и, выслушав ответ, сказал ей, что ближайшая гостиница находится по крайней мере в сорока минутах езды отсюда.

— И нет никакой гарантии, что найдутся свободные номера. На самом деле здесь две гостиницы, специально для туристов, но на этой неделе проходит какой-то местный фестиваль, и вполне возможно, что все номера уже забронированы.

— Вы хотите сказать, что нам придется вернуться сегодня вечером? — спросила Джессика в явном замешательстве. Она почувствовала, что ей жарко, что она ужасно устала.

Энтони пожал плечами:

— Если, конечно, в самом заведении не найдется свободной комнаты.

Она молча обдумала перспективу отсутствия жилья.

— Думаю, я всегда смогу поместиться в комнате Люси, — наконец сказала она. — А ты можешь спать в одной комнате с Марком.

— Не думаю, что это возможно, — заметил Энтони, положив руки на колени и пристально посмотрев на нее.

— Почему бы и нет?

— Если ты сама не обратила внимания, то хочу сообщить, что мы с Марком очень по-разному относимся ко многим вещам.

Джессика резко повернулась к нему.

— И, пожалуйста, не надо так на меня смотреть, — произнес он раздраженно.

— Как смотреть?

— Так, словно ты опять готова оседлать своего любимого конька — читать мне лекции о том, как важно ладить с собственным ребенком.

Времени отвечать у Джессики не было. Они подъехали к большому зданию с пристройками по обеим сторонам. Группки молодых людей прогуливались по территории университета.

— Чувствую, как поднялось твое кровяное давление, — сказал Энтони.

— С моим кровяным давлением все в порядке, — ответила Джессика, изо всех сил стараясь отыскать знакомую фигурку Люси в этой толпе. — Не знаю, что будет со мной после разговора с Люси, но сейчас я абсолютно спокойна.

— Тогда не хотел бы я с вами повстречаться, когда вы будете в напряжении.

Джессика засмеялась, хотя его слова задели ее.

Таксист остановил машину рядом со зданием, и не успели они выйти, как он уже умчался прочь.

— Чувствую себя столетней бабушкой, — призналась Джессика Энтони, не глядя на него. Средний возраст людей, которых она видела вокруг, — большинство из них были с книгами или папками под мышками — был не больше девятнадцати. Некоторые смотрели на них с любопытством, словно они были динозаврами.

— Вы не выглядите на сто лет, — успокоил ее Энтони. Он поднял их сумки и направился в здание, ни на кого не обращая внимание. Джессика последовала за ним, все еще надеясь случайно увидеть Люси. Она предоставила Энтони разбираться с потоком вопросов, которые женщина-администратор вначале задавала на ломаном английском, но вскоре перешла на итальянский, как только поняла, что Энтони свободно владеет этим языком.

— Мы можем оставить здесь наши вещи, — сообщил Энтони наконец, повернувшись к Джессике. — И мы можем поискать наших детей в студии или в столовой.

— В столовой, — быстро решила Джессика, подумав об аппетите Люси.

— И кстати, они могли бы разместить нас на несколько ночей, если мы захотим.

— Разместить нас? Где?

— Здесь не много комнат, но они сделают несколько перестановок.

Джессика вздохнула с облегчением. Одна проблема решена. Осталась еще одна.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Джессика не представляла, к какому классу отнести это заведение. Для университета слишком маленькое, для школы слишком большое. Конечно же, не коммуна, одно это уже успокаивало. Люди, отметила она с облегчением, выглядят совершенно нормальными.

Она начала понимать, что, если бы прислушалась к тому, что говорила дочь, если бы проявила хоть какой-то интерес вместо того, чтобы наотрез отказываться обсуждать эту тему, тогда смогла бы принять более рациональное и трезвое решение по этому вопросу.

— Ты знал, что это будет что-то вроде этого? — осторожно спросила Джессика.

Энтони пожал плечами, словно хотел сказать, что он вообще мало об этом думал и в любом случае ему есть о чем подумать, кроме подобной ерунды.

— Я знал, что это не будет похоже на логово разврата.

— А на все остальное тебе было просто наплевать. — Она взглянула на него и вдруг почувствовала энергию, исходящую от него, странную, неистощимую и зачаровывающую энергию, которая и привлекала и раздражала в одно и то же время.

Она почувствовала жгучее желание встряхнуть Энтони, заставить его увидеть, что он упускает возможность наладить отношения с сыном, что, если он не будет осторожен, эта возможность ускользнет от него навсегда. Марк все еще был в том возрасте, когда родительское благословение играет немалое значение. Через несколько лет ему уже будет все равно, и тогда дистанция между ними станет непреодолимой.