Буги-вуги

— Да пусть родит. Докажи что я.

— О-хо-хо. Шустрый какой. Докажут, Миша. Докажут. И пойдешь на цугундер полюбить тоску. Были случаи, знаем. Не такие орлы залетали. «Докажи». Так докажут, что ёбаной. Напишет заяву в ментуру: из-на-си-ло-ва-ни-е. На пупе завьёшься, будто яду хватил.

— Н-да?

— Да. Два.

— Всё то вы знаете, Василий Иванович. Везде-то вы бывали.

— Хватит спорить. Всё равно не подеретесь. Пора уже, пошли.

«Квины» своё черное дело сделали: два чудака подошли «Флойд» заказать. «Маней» из «Дак сайд».

Кабацкий музыкант должен играть и знать всё. «Флойд» — так «Флойд», «Яблони в цвету» — значит «Яблони в цвету». Хоть гимн Уругвайской народной республики. Но «Маней» мы никогда не работали. На такой эльбрус замахиваться и в голову не приходит. Так-то обычно хорохоришься, отговорочки какие-то лажевенькие.

Маныч на наше меньжевание — ноль эмоций. Бабки взял, парням пару слов сказал, потом на нас Змеем Горынычем наехал.

— Опизденели? От башлей отказываетесь? Хабар прёт — надо работать! Да мы «Боже, царя храни» играли. В Москве! Музыканты, бля. Три аккорда вашей «Маней» [49] . Что? «Маней» не слышали ни разу? Играй риф до посинения — и всё. После перерыва будем делать. На саксе, бля, запиндюрю — на ушах пойдут.

49

Pink Floyd — Money

http://www.youtube.com/watch?v=Xl6NfQyNLto

Что-то охмелел он быстро с сухого. Вроде спокойный всегда такой. Но, правда, в прошлый раз Челентано вот так вот в перерыве сделали, да еще на два голоса умудрились спеть на тарабарском-то языке. Проканало, да еще и в кайф. Да и хабар за последнюю неделю впервые превысил стратегическую отметку «100». А имея «квартал» за вечер, это знаете ли… У нас не Сочи. У нас трудовой рубль из мозолистой руки ветер не вырвет.

Пропустив стакашек кисленького в перерыве, Маныч подобрел. Анекдот припомнил. К случаю.

Ковбой заказал в баре стаканец виски. Пока раскуривал сигару, на стойку вспрыгнула обезьянка и засунула конец хвоста в его стакан. Ковбой, естественно, не то слово что разозлился: «Чья макака, вашу маму?» Отвечают — нашего пианиста. Он подходит к тапёру и грозно говорит: «Твоя макака мочит хвост в моем стакане!» Пианист бодро отвечает: «Нет проблем!» Начинает молотить по клавишам буги-вуги и запевает: «Твоя макака мочит хвост в моем стакане…»

Во втором отделении мы даем народу оттянуться. Они подзагрузились, подзасиделись, сейчас пора пар выпускать, ламца-дрица-гоп-ца-ца, пусть ноги позадирают. Три-четыре вещицы энергичных, одну распевную — такой разворот. На усилителе списочек лежит, против каждого нумера буковка. Буковка «м» — медленная, танцевальная — «б» — соответственно, поскакушки. Чтобы в памяти не перебирать, что да о чем. Можно просто, по системе Станиславского, сплошь заводные отбивать, чтоб призадумались, да сыр изо рта вынули. Им же сниматься надо, а это, в основном, в ритме вальса делается. Есть другая тактика: патриотической песней томить. Не теми песенками, что из каждого окна, не теми, что всеобщей любовью пользуются. А совсем напротив. Но обычно играем то, что самим хочется. «Машину», или какую-нибудь лабуду, квадрат в ми мажоре — каждому наиграться хватит, свое «мастерство» показать.

Всё это примитивная психология: человек поддал, расслабился, ему же подпеть хочется, слова знакомы повторить радостно: «а где же ты была, с кем же ты была-а». Потом тот факт, что какой-то федя для своей чмары «Лебединую верность» заказал и это событие стало общеизвестным (мы же широко освещаем: «А сейчас мы передаем наилучшие пожелания нашей дорогой госте Анюте, в день ее самого любимого праздника — дня рождения. По просьбе ее близких друзей…» и те де) и других на то же финансово-убыточное мероприятие толкает: кому покуражиться, кому перед бабой карманом позвенеть. Кому как.

Идет хабар! Пошел размах!! Через полчасика — «заказывали-заказывали». Упаковка уже у крыльца. А если и нет, то с ползвоночка, как на пожар, наперегонки летят, чтоб какая ПМГ вперед клиента не прибрала — без денег сюда не ходят.

А потом хоть до визгу доказывай, друг ситный, сколько у тебя карбованцев было. Знающие люди говорят, что в трезвяке, уборщицы пустых кошельков выгребают по за углам полные мусорные корзинки.

Пей, Ваня! Пей!

Одно вот. Если драка начинается — береги микрофоны. Это мы поначалу были неученые, да и не подсказал никто: как-то раз завертелись двое на лобном месте, перед эстрадой, оплеухи друг другу вешают, народ веселят, Бом и Бим снова с нами. Вдруг один из них стойку микрофонную хвать! и супротивника своего по башке! по башке! да узел ему микрофоным шнуром на шее вязать ради красоты. Микрофон затоптали, конечно, куски идиотов, много ль ему, нежному микрофону надо. Тут уж мы ввязались, естественно, попинали воинов малехо. В ответ Лёлику по-пролетарски в ухо въехали. Ритка прибежала, администратор, с засовом, что двери припирают, огуляла, не глядя, по бокам, да и менты доблестные тут как тут.

А микрофона-то нет. Ебок микрофону.

Убил бы гадов, пьянь херова.

А у Лёлика ухо в другую сторону загнулось. Вечно ему не везет.

Но это так, трудовые будни. А вот давеча один мужчина, могучий, как конь, буянить начал. Скатерть на себя, стол перевернул, кулачищами машет. Прибежали ментов двое низкорослых, к примеру призвать, а он их как давай душить! А народ ясно на чьей стороне: кричат, подзуживают, выкрики прогрессивные. Сволок деятель их за шиворот в туалет, и запер там. Вот где была потеха! Менты в темном сортире рыбками об дверь бьются, а этот кругами вышагивает, будто триумфатор в Древнем Риме по стадиону, поздравления принимает. Мы по поводу возникшего инцидента «Битву с дураками» исполнили. Все радостно топали — «как много лет любой из нас от них терпел и боль и муку…» Не успели доплясать как усиленный наряд примчался.

Сдавался бычара с достоинством. Под женскими уговорами.

Провожали аплодисментами.

В другой веселый день некие друзья-товарищи мирненько упились, и наяду, что вместе с ними за одним столиком помогала водочку усидеть, не поделили.

Сначала голос возвысили: «Ты, трах-тибидох-дох, на халяву хаваешь, селигер-мелигер, бухло жрёшь, и еще Нинку, эне-бене-раба, щупать, квинтер-финтер, жаба ты эдакая!» Ну, и в чебурылу.

Товарищ, на Нинку сексуально невоздержанный, пошел кровя замывать, а из туалета с куском водопроводной трубы вернулся. Пока до приятеля добирался, на попутных столиках от переизбытка чуйств-с всю сервировку вдребезги брандахлыстнул. Нинка ихняя, ситуацию, видимо, прокачала, платье с себя — бреньк! — в кружевном исподнем на стол! и давай каблучками фужеры цокать. Коленки задирать. Высший пилотаж показывать. А мы — блюзок. На эмоции давим. «Не надо слов, их не поймут, как не поймут чужих богов» [50] . А она-то, а она. Выступает, словно пава. Еще бы: из-за тебя два мужика прилюдно хари друг другу квасят. И таки остановила смертоубийство. А уж дальнейшее действо в отделение перенеслось.

50

группа «РА», г. Рыбинск, середина 70-х. Предположительно, автор блюза — Е.Зусман

Такие вот дела творятся у нас в Утюге.

Будни.

Скромные тихие будни.

Заметить надобно, что то была сказка, а вот присказка… Присказка впереди.

Трудился я в переломном возрасте на стройке — после восьмого класса на магнитофон зарабатывал, — и был у нас один армян в бригаде. Как-то его на работе нет с утра, к обеду жена армянская записку Коле-бригадиру несет: «коля джян вчера пашел за пириводом денги отняли рожу разбили вот такие дела творяца у нас в жукавке».

Творились, творятся, и будут твориться, — без такого «творчества» и скучновато как-то.

А покуда драку еще не заказывали, наш веселый вечер продолжается. Мы без Маныча «У берез и сосен» [51] наяриваем, Маныч время не теряет, с какой-то девахой приплясывает, пухлой, как матрац. Слова у него не расходятся с делом. Сам он кругленький, сытенький — пара. Миня за барабанами ржёт-заливается — головой на колобков кивает, чтоб и мы порадовались.

Пока ленту на ревере переставляли — всё на спичках, целое дело, — ханур подошедший за штанину меня теребит.

51

Юрий Антонов — У берёз и сосен (1973)

http://www.youtube.com/watch?v=3fwcpbK6qoA

— Чё, дядя?

— Парни, девочку Надю сыграйте.

— Чего?

— «Девочку Надю» знаете?

— Да мы всех здесь знаем, и Надю знаем, и Зину. А чего тебе с под нас?

— Сыграйте, ребята, старику.

Ханур небритый, рожа пропитая, рука в татуировке выцветшей, сам чуть ли не в фуфайке.

— За деньги мы, дядя, играем. Хозрасчет. Знаешь слово такое?

Еще один подошел, такой же, подключился:

— Да нальем вам стакан, ребята, сыграйте ему. Дядь Мить, едрить твою налево, нальем стакан-от ребятам?