Буги-вуги

Если я удачно передал свою мысль, вы должны были убедиться, что я отнюдь не думаю, будто нам не хватает одних только знаний. Правда, и их у нас не слишком много, и нее обойтись без тех обширнейших духовных сокровищ, которые веками скоплены в других странах и находятся там в распоряжении человека. И остается, смею надеяться, путем изучения и размышления добыть себе недостающие нам знания в борьбе за истину, взять живые традиции, обширный опыт, глубокое осознание прошлого, прочные умственные навыки — все эти последствия огромного напряжения всех человеческих способностей, а они-то и составляют нравственную природу народов Востока и дают им подлинное превосходство.

Вот и в пословицах восточных наглядна зрима мудрость народная: «Если не укажешь жене на ее недостатки, она найдет их в тебе», «на жену и оружие не полагайся» (абхазские), «коню и жене не доверяйся» (адыгейская), «если жена глупа, то плеть должна быть толстой» (казахская), «не доверяй свои тайны неразумной женщине» (киргизская), «нет жены — нет печали» (персидская), «с женой советуйся, но делай наоборот» (чеченская).

Пришла пора обратиться, наконец, к Магомету.

Если подумать о благих последствиях, которые его религия имела для человечества, то нельзя не признать, что он нравственно более заслуживает уважения со стороны людей, чем вся толпа бесполезных мудрецов, которые не сумели ни одно из своих измышлений облечь в плоть и кровь, и ни в одно человеческое сердце вселить твердое убеждение о наместнике дьявола на земле.

В мусульманской религии есть прекраснейшие страницы мыслей слишком абсолютных. Например, что женщина не должна молиться Аллаху, за нее это делают ее отец и муж. Женщина не может входить в мечеть. В рай Мухаммеда женщина если и будет допущена, то только в качестве услуги для праведников-мужчин.

Читая эти священные строки, мы смело можем сказать, что ислам представляет одно из самых замечательных проявлений общего закона: «И лучшая из них — змея» (Коран).

Если мы обратим свои взоры еще дальше на Восток, то увидим, что и Будда в разговоре с учениками предостерегал их даже от вида женщины, а тем более от разговора с нею. Кроме того, буддийская мудрость говорит: «Пока ты не уничтожил до самого корня похотливую привязанность свою к женщине, до тех пор дух твой будет привязан к земному. Истинно могуч тот, кто побеждает самого себя». В джатаке «О заклинании тоски» Будда всё расставляет по местам: «женщины — сластолюбивы, безумны, подвержены пороку, в роду людском они — низшие. Как ты можешь испытывать любовную тоску по женщине, этому сосуду скверны?»

Талмуд тоже порицает любострастие: «Раб своих страстей — самый низкий из рабов» — сказано в нем. Основной закон иудаизма силой поэтического образа предостерегает стоящего над бездной: «Страсть в человеке сначала паутина, потом — толстая веревка. Страсть вначале — как чужой, после — как гость, и, наконец, как хозяин дома».

Отвлечемся немного от краев покрытых туманной зарею и вспомним золотые слова из Евангелия от Матфея. «Я говорю вам, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем. Если же правый глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя, ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не все тело твое было ввержено в геенну»(5. 28. 30)

Воистину лучше не скажешь!

Религия, этот оплот нравственности и силы духа, не только ставит этот вопрос во главу угла, но и твердо проводит его в жизнь, требуя от своих послушников чистоты помыслов и искоренения низких побуждений.

В брахманизме-индуизме аскетическое целомудрие считалось обязательным для брахмана во вторую половину его жизни. То же мы можем наблюдать в некоторых храмах классической Греции, в китайском даосизме. В католической церкви безбрачие распространяется на все духовенство. В соблюдении вечного целомудрия, Бога для, самом по себе, католицизм усматривает высшую заслугу человека. «Согласно воззрению церкви — как оно выражено у канонических отцов церкви, в синодальных и папских увещаниях и в бесчисленных творениях правоверных католиков — постоянное целомудрие именуется божественной, небесной, ангельской добродетелью, и снискание в помощь ей божественной благодати ставится в зависимость от серьезных молений о ней» — напоминает блаженный Августин. В православии, одним из условий духовной карьеры, и, как следствие, достижение высших постов в иерархии церкви, невозможно без обета воздержания.

Именно об этом совершенном воздержании ревностно проповедуют правоверные отцы церкви. Вот что сказано в труде «О целомудрии» Тертуллиана: «брак и блуд — совокупление плоти, — то есть Бог вожделение прировнял к блуду. Итак, скажут мне, ты отвергаешь и первый, то есть единый брак? Да, и по справедливости: потому что и брак произошел из того, что есть блуд». А у Соломона премудрого мы найдем: «Кто же прелюбодействует с женщиной, у того нет ума; тот губит душу свою, кто делает это»(Пр. 6. 32).

«Как высшее посвящение во христианство, — пишет Шопенгауэр, — как то посвящение, которое вводит в ряды избранных, указуются безбрачие и девственность; только ими обретается тот венец победы на какой даже и в наши дни указывает еще венец, который возлагают на гроб безбрачных, как и тот венец, который возлагает на себя невеста в день венчания».

Конечно, мудрецы всех времен постоянно говорили одно и то же, а глупцы, всегда составлявшие огромнейшее большинство, постоянно одно и то же делали, — как раз противоположное; так будет продолжаться и впредь. Вот почему Вольтер совершенно справедливо говорит: «Мы оставим этот мир столь же глупым и столь же злым, каким застали его».

Однако, было бы вопиюще несправедливым не сказать о том, что и в этой душной, пронизанной миазмами похоти и блуда атмосфере, в которой мы ежечасно и сиюминутно пребываем, аскетический и энкратический дух, всё-таки вырвался на свободу и принял такие величественные и определенные формы, каких, быть может, раньше никогда и не имел. Мы имеем в виду то, что в подлинном смысле остается недоступным для человеческой толпы всех времен и народов, в силу ее низменных помыслов, интеллектуальной тупости и грубости вообще, мы имеем в виду то, что кажется нам наиболее верным и правильным — принципе полового аскетизма в практике самооскопления, известного в некоторых древневосточных культах: в культе Аттиса и Кибелы Фригийских, в культе Ишатр Вавилонской и, конечно, в Христианской секте скопцов.

Ведь сказано: «не все вмещают слово сие, но кому дано; ибо есть скопцы, которые из черва материнского родились так; и есть скопцы, которые оскоплены от людей; и есть скопцы, которые сделали сами себя скопцами для Царства Небесного. Кто может вместить, да вместит» (Матф. 19. 10–12). Так ответил Иисус ученикам, на вопрос о прелюбодеянии с женщиной.

В чьих несгибаемых силах воспользоваться этими великими поучениями и сделать это, чтобы с беззаветной последовательностью воздать должное истине? Разве не доказывает нам то великое внутренне сродство, соединенное с решительностью и уверенностью из глубины веков, что поступками сильных духом двигал действительный внутренний опыт, — тот опыт, который, правда, доступен не всякому, а дается в удел немногим избранным и, вследствие этого, считается благодатью, но в действительности которого, по указанным выше причинам, сомневаться нельзя. Даже то, что при самых разнообразных обстоятельствах и у самых разнообразных лиц самооскопление находило себе такое единодушное выражение, которое при этом самые древние и образованные народы земли подняли на высоту главного учения своей жизни, говорит о глубочайшая истинности, величии и возвышенном характере, что свидетельствует о чистоте и величии ума, совершенно не испорченного и не загубленного жалким феминизмом, этой школой плоскости, этим очагом неразумия и невежества, этой пагубной лжемудростью.

В силу своей пагубной слабости мы с величайшей горестью должны признать, что не можем воспользоваться этим действительно великим опытом предков, но именно поэтому мы не должны и добровольно лишать себя богатого наследия, доставшегося от веков протекших и от народов чуждых, посему, кажется нам достаточно верным рассказать немного о традициях и обычаях несколько своеобразных для нас, но не ставших от этого менее нравственными.

Так, полинезийцы, по нашему явно несправедливому мнению, бытующему в широком сознании, как о людях островных и духовно неразвитых, инстинктом и высокой чистотой помыслов, определили для женщин широкую систему табу, носящую сакральный характер. В этой системе женщинам запрещалось даже обедать с мужчинами (что широко, кстати, распространилось почти по всей Океании), не говоря о ином: женщинам запрещалось употребление некоторых видов пищи; вход в святилище и жилище вождей, они не могли входить в лодку и ходить по некоторым дорогам.

На острове Новая Ирландия девушек, достигших половой зрелости, сажали в маленькие тесные клетки, где они должны были сидеть безвыходно несколько лет. Не правда ли замечательная традиция!

Но не только на Тихом океане люди были столь прозорливы и умны. У народов арктического Севера, например у ненцев, мы тоже найдем немало прекрасных обычаев. Так, женщина у ненцев не могла прикоснуться к промысловому инвентарю, перешагивать через него, не могла прикасаться к нарте, на которой перевозили священные изображения, не могла обходить кругом чума, не могла употреблять мясо медведя, осетра, щуки, головы оленя и др.