Бухта командора
Шрифт:
Аркадий сказал:
— Может быть, поговорим? Нам нужна ваша помощь.
— Потерпите немного. Совсем пропадаю. — И, обращаясь к рыбаку, который привел нас, бригадир сказал: — Григорьев, покажи им какой-нибудь пустой дом. Если стекол нет — фанеркой забей, дров принеси, в общем — сообразишь.
Дом, в который привел нас Григорьев, был действительно пуст, двери и окна прихвачены гвоздями, в щелях гулял ветер.
— Прекрасно! — Аркадий сиял.
Скоро в железной круглой дымной печке гудело пламя.
Вечером, прежде чем заснуть, я вышел на крыльцо. Звездный
Утром нас разбудил кто-то шумный и властный. По комнате ходил человек, он гремел сапогами, переставлял на плите посуду, распахивал одно за другим окна.
Это был Матевосян.
— Проснулись? — сказал он. — Долго у нас не спят. Это что у вас — ботинки? В ботинках здесь тоже не ходят. Возьмите на складе резиновые сапоги. — Он уселся на табуретку. — Так что за дело? Короче — мне через час в море.
Аркадий рассказал, что мы приехали искать следы «Минина».
— А в памяти ни у кого не осталось: на скалы ведь выскочили сразу два парохода, — закончил он. — Может, какие разговоры, слухи?
Бригадир пожал плечами:
— Чего-чего, а обломков всяких тут хватает. Идешь с тралом, особенно если с донным, зацепит, поднимешь — кусок железа. Все время цепляем. Я почему про донный — это мы гребешка ищем. Ведь у нас что в плане? — гребешок, трепанг, морские ежи, мидии… Одним словом, морепродукты… Вам на острове сидеть расчета нет, надо в море идти. Хотите завтра к Двум Братьям?
Мы радостно переглянулись.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ,
где меня облачают в водолазный костюм
На следующий день маленький водолазный бот, деревянный, с высокой надстройкой на носу, тарахтя и раскачиваясь, вынес нас из бухты, чтобы направиться к двуглавой скале, которая одиноко возвышалась на горизонте.
Здесь бот поставили на якорь. Григорьев натянул на себя толстое, в два пальца, вязаное белье, напялил сверху оранжевые резиновые штаны, надел стальное кольцо-пояс, резиновую рубаху с капюшоном и маской, накатал подол рубахи на кольцо, затянул пружиной.
Запустили помпу.
— Давай! — сказал Матевосян.
Григорьев, тяжело ступая медными башмаками, пошел к трапу. Ему подали веревочный мешок с петлей — питомзу и острый багорок с ручкой.
В том месте, где исчез водолаз, вспыхнуло, забурлило облако пузырей.
Я сидел, прижав к уху телефонную трубку, и слушал, как хрипит, откашливается водолаз, как шумит, врываясь из автомата в маску, воздух.
Григорьев работал молча. Только один раз я услышал от него:
— Подтяни!
Матевосян подобрал свободные метры шланга. Теперь пузыри всплывали у самого борта.
— Дай питомзу! — послышалось в трубке.
Бригадир поднял с палубы второй мешок, зацепил его защелкой — карабином, бросил в воду. Когда веревка дернулась, стал неторопливо, с усилием выбирать.
Из воды мешок всплыл раздутый, полный
черной слизистой массы. Вдвоем с матросом Матевосян перевалил его через борт, на палубу хлынул поток шевелящихся шишковатых морских червей. Трепанги были похожи на резиновые игрушки. Их свалили в ящик. Матрос взял нож, сел, опустил в ящик ноги, не торопясь начал вспарывать им животы.Очищенных бросали в бочку с водой.
Дважды сменились водолазы. Подул было и затих ветер.
Когда все бочки были заполнены до краев, Матевосян сказал не глядя:
— Может, кто из вас сходит?
— Я.
На меня надели костюм, сунули в рот загубник, я судорожно вдохнул сухой теплый воздух, кто-то толкнул в плечо, сказал: «Можно!»
Я вспомнил свои последние погружения на флоте, замахал руками, открыл окошечко маски:
— У меня неважные уши.
— Тут всего метров десять, — сказал Матевосян.
Повиснув в зеленоватой, наполненной солнечными пылинками воде, я, задрав голову, рассматривал темный силуэт катера. Он парил надо мной, как дирижабль, поблескивал винт, подрагивала, свисая с борта, узкая металлическая лесенка.
Когда боль в ушах утихла, попросил опустить пониже и очутился на дне. Всхолмленным полем лежала мелкая серая галька, туманилась сумеречная зеленоватая даль.
С трудом отталкиваясь ногами, я сделал шаг, второй…
— Куда влево забрал? — раздался в наушниках жесткий дребезжащий голос.
Я повернул вправо. Из зеленоватой полутьмы выплыл светящийся, голубой от падающего на него света якорный канат, тут же оранжевый от ржавчины якорь, одна лапа в гальке, вторая торчит вверх…
Я обошел вокруг него.
— Ну вот, — сказал дребезжащий голос. — Запутал шланг. Как теперь тебя поднимать? Стой!
Я остановился.
— В обратную, в обратную иди. От якоря отлепись. Якорный канат и мой воздушный шланг дважды перекрещивались.
— Опять путаешь! — сказал телефон. — Стой уж… Или с якорем его вытянем?
— Не надо с якорем, — ответил кто-то.
— Тогда жди!
Надо мной появилось темное пятно. Оно увеличивалось. Стали видны ноги, зеленая рубаха, блеснул шлем.
Водолаз сел на дно, повернулся, подошел, приблизил лицо. Через стекла на меня смотрели глаза Матевосяна.
— Он говорит, чтобы вы не шевелились! — произнес голос в моих наушниках.
Матевосян осторожно взял в руки мой шланг, затем медленно, толчками стал подниматься. Его подтаскивали, а он, перебирая руками, отделял шланг от каната.
Водолаз уменьшился, превратился в неясное пятно и исчез.
— Все в порядке! — передали сверху…
Когда бот шел назад, к острову, Матевосян сказал:
— Спрашивал я рыбаков. Погиб где-то здесь пароход. Только давно, слух есть, а никто ничего не помнит. Поискать придется…
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Остров Шикотан и некоторые обстоятельства еще одной аварии
В конце недели неожиданно прилетел Василий Степанович. Он привез письмо.