Бумажная девушка

Романтизма, который Аврора ненавидела больше всего на свете!

* * *

Я сидел слишком далеко, чтобы услышать ответ, но хорошо видел ее губы, которые прошептали:

— М.н.е. о.ч.е.н.ь. ж.а.л.ь.

Не знаю, кому она это сказала: самой себе, посетителям ресторана или Рафаэлю Барросу.

Почему парни не думают, прежде чем делать предложение таким образом?

В помещении повисла тягостная тишина. Казалось, всем стало неловко за этого полубога: бедолага стоял, преклонив колено, неподвижный, как соляная статуя, не смея шелохнуться от стыда и недоумения. Однажды я побывал в такой ситуации, поэтому теперь скорее сочувствовал ему, нежели злорадствовал.

Но моего благородства хватило ненадолго. Рафаэль поднялся, с выражением оскорбленного достоинства на лице пересек зал и сделал то, чего я меньше всего ожидал: с размаху ударил меня по лицу.

* * *

— Значит, этот мерзавец подошел и ни с того ни с сего дал вам в нос? — подытожил доктор Мортимер Филипсон.

Клиника при отеле

Три четверти часа спустя

— Да, примерно так все и было, — подтвердил я, пока он дезинфицировал рану.

— Вам повезло. Крови, конечно, много, но нос не сломан.

— Ну, хоть что-то.

— Зато лицо выглядит так, словно вас недавно хорошенько отметелили. Подрались?

— Да, произошла небольшая стычка с типом по имени Хесус и его дружками, — расплывчато ответил я.

— А еще повреждено ребро и вывихнута лодыжка. Она, между прочим, сильно распухла. Сейчас просто намажу, а завтра придете, и мы наложим шину. Как вас угораздило так повредить ногу?

— Упал на крышу машины, — абсолютно спокойно ответил я.

— Хм… Опасная жизнь.

— Только последние несколько дней.

Клиника при отеле оказалась суперсовременным комплексом с кучей навороченных приборов.

— Мы лечим самых известных людей планеты, — ответил врач на мое замечание.

Мортимеру Филипсону было около шестидесяти. Его долговязая фигура британского сэра контрастировала с загорелой кожей, четкими, словно вырезанными резцом, чертами лица и светлыми смеющимися глазами. Так мог бы выглядеть Питер О'Тул, задумай кто-нибудь снимать продолжение «Лоуренса Аравийского».

Закончив заниматься с моей лодыжкой, он попросил медсестру принести костыли.

— Постарайтесь несколько дней не опираться на ногу.

Написав на визитной карточке время завтрашнего приема, доктор протянул ее мне.

Я поблагодарил и, послушно опираясь на костыли, вернулся в номер.

* * *

Спальня была окутана мягким светом. В стоящем посреди комнаты камине плясал огонь, бросая тени на стены и потолок. Билли здесь не было. Я не нашел ее ни в гостиной, ни в ванной. Тут издалека донесся приглушенный голос Нины Симон.

Я отдернул портьеры, отделяющие номер от террасы, и моему взгляду предстала дивная картина: молодая женщина лежала с закрытыми глазами в джакузи под открытым небом. Небольшой изящный бассейн украшала голубая мозаика, из изогнутого крана мощной струей лилась вода, то и дело менявшая оттенок благодаря тщательно продуманной системе освещения.

— Идите ко мне! — позвала она, не открывая глаз.

Я приблизился. По периметру джакузи стояло штук двадцать маленьких свечек, образовывавших нечто вроде огненного барьера. Поверхность воды искрилась, как шампанское, из глубины на поверхность сквозь прозрачную воду поднимались золотистые пузырьки.

Я положил костыли на пол, снял рубашку и джинсы и погрузился в воду. Она была очень горячей, почти кипяток. Штук тридцать струй, распределенные по всему бассейну, массировали тело, причем процедура оказывала скорее бодрящее, чем расслабляющее действие. Из водонепроницаемых колонок, расположенных в четырех углах джакузи, лилась чарующая мелодия. Билли протянула руку и кончиками пальцев коснулась лейкопластыря, которым доктор Филипсон заклеил мой нос. Ее освещенное снизу лицо казалось полупрозрачным, а волосы словно побелели.

— Воину нужен отдых? — пошутила она, придвигаясь ближе.

Я решил сопротивляться до последнего:

— По-моему, не стоит повторять сцену с поцелуем.

— Только посмейте сказать, что вам не понравилось.

— Речь не об этом.

— Но ведь сработало: через несколько часов ваша драгоценная Аврора на глазах у изумленной публики разорвала помолвку.

— Возможно, но сейчас ее тут нет.

— Откуда вы знаете?

Билли скользнула ко мне в объятия.

— Вы не заметили, что в каждом номере на террасе стоит телескоп и отдыхающие только и делают, что глазеют друг на друга?

Лицо Билли оказалось в нескольких сантиметрах от моего. Я смотрел на ее глаза цвета липового отвара, расширившиеся от тепла поры и выступившие на лбу капельки пота.

— Возможно, она сейчас смотрит на нас. И не говорите, что это вас не возбуждает…

Мне не нравилась эта игра. Я никогда раньше не вел себя подобным образом. Но тут на меня нахлынули воспоминания о нашем предыдущем поцелуе… одну руку я положил ей на бедро, а другой обвил шею.

Она нежно прикоснулась к моим губам, и наши языки соприкоснулись. Магия снова сработала, но через несколько секунд я почувствовал во рту горько-кислый едкий привкус.

Я резко отстранился. Билли, казалось, не понимала, что происходит. Тут я заметил, что ее губы почернели, а язык приобрел фиолетовый оттенок. Глаза горели, а кожа с каждой секундой становилась все бледнее. Ее била дрожь, зубы стучали, она непроизвольно кусала губы. Я в панике вылез из джакузи, помог выбраться ей и бросился растирать полотенцем. У Билли подгибались ноги, она была на грани обморока. Внезапно ее сотряс ужасный кашель. Отстранив меня, она нагнулась, с болезненной гримасой изрыгнула густую клейкую массу и тут же рухнула на пол.

Это была не рвота.

Это были чернила.

25 Я боюсь потерять тебя

Когда у тебя во рту ствол пушки, сложно произносить что-то, кроме гласных.

Реплика из фильма «Бойцовскии клуб», снятого по книге Чака Паланика

Клиника при отеле

1.00

— Вы ее муж?

Доктор Филипсон закрыл дверь палаты, где спала Билли.