Бумажная луна
Шрифт:
Судя по грохоту, веселый оркестр помчался по открытому коридору над внушительной лестницей в галерею верхнего этажа. Но прежде, чем гости увидели музыкантов, в холл важно прошествовала седая негритянка в пышных юбках. В руке она сжимала деревянную поварешку, которой размахивала, как мечом, поднимаясь по лестнице.
— Я говорила вам, маленькие хулиганы, не пачкать мои ковры! Если вы и в моей гостиной учинили такой кавардак, я сверну вам шеи! Ну-ка живо спускайтесь вниз, а не то я сама поднимусь, и тогда вам не поздоровится!
В холле второго этажа послышались смех и топот бегущих ног, сопровождаемые случайными звуками горна и боем барабана. Питер так и стоял, удивленно глядя наверх, когда в коридоре, ведущем из задней
— Я не могу целый день не спускать глаз с этих охламонов, — жаловался негр, — легче перегородить Миссисипи. А где Кармен? Она здесь ответственное лицо.
В тот же момент на верхней площадке лестницы появилась Кармен, за ней шли двое ее детей и Бетси. Смеясь, она подобрала юбки и сбежала по ступенькам, чтобы поприветствовать Дженис.
— Вот и ты! Ну, как чувствуешь себя в роли замужней женщины? — Не умолкая, она повернулась к Питеру и протянула руку: — Эви сказала, что ты брат Дэниела. Когда я была чуть постарше Бетси, то была безумно влюблена в Дэниела. — Рука Питера пожала ее руку, и Кармен, озорно взглянув на Дженис, громко прошептала: — Ты умно поступила, дождавшись его брата. Он намного красивее Дэниела.
Питер совершенно растерялся от обилия лиц и имен. Симпатичная женщина испано-мексиканской внешности, пожавшая ему руку, представилась как Кармен Хардинг, жена Кайла Хардинга и кузина Эви, негр представился Бенджамином Вилькерсоном Третьим, негритянка — его женой Джасмин, а крупная седая женщина — бабушкой Бена Сакей. Питер предположил, что мальчик и девочка, прижавшиеся к ногам Кармен, — это дети Хар-дингов, а двое молодых людей и девушка, проскользнувшие в холл с разных сторон, — тоже какие-то родственники Кармен, а значит, и Эви, хотя Эви была совсем не похожа на Кармен с ее мексиканской красотой. Успокаивало только то, что Дженис, как видно, всех их хорошо знала, он надеялся, что в ближайшие десять дней тоже сможет разобраться во всех именах, лицах и родственных отношениях.
А пока лишь отметил, что отношения в этом доме очень своеобразны, их нельзя даже сравнивать с теми, какие были в особняке его детства. Их с Дженис проводили в лучшую гостиную, и Бенджамин с видом хозяина развалился в кресле перед камином. Его жена, бабушка Сакей и Кармен, обсуждая хозяйственные дела, исчезли в недрах дома. А в это время орава детей в возрасте от двух до семнадцати лет носилась по гостиной и по лестнице, бренча на музыкальных инструментах и разбрасывая конфетти. Здесь были дети всех цветов: бледно-матовая Бетси, бронзово-загорелые Хардинги и блестяще-черный карапуз. Питер никогда не смог бы разобраться в этом зверинце, но ему нравилось, что Эви и Тайлер обращаются со всеми детьми как со своими собственными, хотя он так и не понял, где же дети Монтейнов.
Чуть позже Питер отказался от попытки выяснить это, заметив усталость в улыбке Дженис. Они пили дорогие вина и кофе, ели бутерброды, мясо и пирожные, которые могли бы соперничать с едой лучших ресторанов, в которых Питер когда-то бывал, вели оживленные разговоры на светские и скандальные темы. Подошло время заканчивать церемонию торжественной встречи. Все-таки у них медовый месяц. Кто-то же должен напомнить об этом собравшимся.
Отбросив формальности, Питер подошел к прелестной хозяйке дома, когда та давала указания юной девушке по имени Мария — как он догадался, младшей кузине Эви. Девушка поспешно ушла искать остальных детей, чтобы отправить их спать, а Эви вопросительно взглянула на гостя:
— У Дженис немного усталый вид. Вы хотите, чтобы кто-нибудь проводил вас в вашу комнату?
Если бы Дженис через десять лет стала хоть наполовину такой же красивой, как Эви Монтейн, он счел бы себя счастливчиком. Благодарно улыбнувшись хозяйке, Питер сказал:
— Да, последние дни были несколько суматошными, а дорога всегда утомительна.
Нам очень приятно в вашем обществе, но сейчас, пожалуй, нам пора подумать об отдыхе.Эви весело рассмеялась:
— Вы провели слишком много времени с вашим отцом и слишком мало с Дэниелом, мистер Маллони. Вам грозит опасность превратиться в напыщенного джентльмена. Пойдемте, я провожу вас до лестницы, а дальше вы сами подниметесь на башню. И не говорите мне, что хотите лечь в постель только из-за усталости! Я-то вижу, как вы смотрите на свою жену!
Ее смех долетел до ушей Дженис и Тайлера, которые обсуждали необходимость развития народного образования. Последние слова Эви прозвучали во внезапной тишине, и, судя по румянцу на щеках Дженис, она уловила их смысл. Питер улыбнулся ее смущению. Наконец-то пришло время вести ее в постель!
Дженис отвела глаза от его настойчивого взгляда.
Глава 16
Поднимаясь на башню по длинной лестнице, они освещали себе путь свечами. Такой средневековый способ восхождения в спальню придавал некое очарование предстоящему. Дженис решила, что выпила слишком много вина, если нашла что-то забавное в этой ситуации.
Но, распахнув дверь первой комнаты, она не сдержала вздоха искреннего восхищения.
Башня располагалась над верхушками деревьев, и луна заглядывала в окна, затмевая тусклый свет свечей. Ее бледный диск серебрил старинное канапе из золотистого бархата и красного дерева, оружие, висевшее на стене, вероятно, еще с военных времен, и изящный письменный стол. На серебряном подносе красовались хрустальные бокалы и бутылка шампанского. Монтейны, как видно, были романтиками.
Питер засмеялся у нее за спиной. Дженис не могла припомнить, чтобы когда-нибудь слышала его смех. Это было так приятно, что сердце ее зашлось от волнения. Определенно, она слишком много выпила. Не смея взглянуть на мужа, Дженис подошла к большим окнам и посмотрела на звезды, невольно подумав о другой закрытой двери, которая вела в спальню.
Она слышала, как Питер откупорил бутылку шампанского и разлил вино по бокалам. Звон хрусталя еще больше взволновал Дженис. Нельзя придумать лучшего антуража для медового месяца! Сейчас ей давалась вторая возможность преодолеть свои изъяны и стать такой женой, о какой мечтал ее муж. Но слишком велико было смущение, которое среди прочих чувств захлестнуло ее, когда Питер подошел и встал рядом, протягивая бокал.
— За нашу совместную жизнь, миссис Маллони!
Они соединили бокалы, и чистый хрустальный звон задрожал в тишине комнаты.
Дженис сделала глоток и решилась взглянуть на мужа. Кармен права: Питер намного красивее Дэниела. Когда-то давным-давно Дэниел был героем ее мечты. Широкоплечему крупному Питеру больше подходил образ героя, чем худому долговязому Дэниелу, и все-таки Дженис казалось, что у брата более героический характер, чем у Питера. Тем не менее она не могла устоять перед обаянием своего мужа, когда он вот так улыбался ей. Дженис торопливо отпила еще глоток шампанского.
— Я не хочу, чтобы ты меня боялась, Дженис, — проговорил он, заводя ей за ухо выбившуюся прядь волос. — Прости, в ту ночь мне следовало быть с тобой поаккуратнее, но я считал тебя более опытной. Теперь я знаю, что ошибался, и сделаю все возможное, чтобы тебе было хорошо.
Жаркая краска румянца залила ее щеки. Не поднимая глаз, она любовалась игрой лунного света в пузырьках шампанского.
— Нет, мы не можем, — прошептала она в свой бокал.
Рука Питера замерла на ее щеке.
— Не можем?
— Поезд, — взволнованно пробормотала Дженис. — В поездке у меня обычно… — Она запнулась. За свои двадцать пять лет ей никому не приходилось объяснять интимные функции своего организма, тем более мужчине, который провел детство с одними мальчиками и наверняка понятия не имел о подобных вещах. — У меня подошел срок, — только и выдавила она.