Бумажный солдат

Еропкин вышел навстречу гостям, покинув свой письменный стол из карельской березы. На хозяине была ослепительная белая рубашка, рукава которой застегивались на массивные золотые запонки, яркий галстук с золотым же зажимом, бархатные, шоколадного цвета, штаны и, несмотря на теплую погоду, меховая безрукавка, из кармана которой свешивалась и исчезала где-то в кармане брюк золотая цепь. На ногах были домашние меховые тапочки.

Обнявшись с Левой и крепко пожав руку Терьяну, Еропкин усадил гостей на расставленные вокруг журнального столика козетки, а сам устроился в кресле напротив.

– Такие вот дела, – произнес он, разглядывая Сергея и улыбаясь. – Столько лет не виделись. Хорошее было время, правда? У нас ведь с тобой тогда какая-то штука произошла, – он пощелкал пальцами. – Уж не помню, из-за чего. Бабу, что ли, не поделили? Ну так это мы теперь спокойно можем урегулировать. Чтоб проклятое прошлое, понима-аешь, не угнетало. Видал в приемной? Хочешь, бери любую. Хоть сейчас. Не нравятся – ща позвоню, еще десяток прилетит. А?

– В другой раз, – сказал Сергей. – Прошлое не угнетает.

– Хорошо, – легко согласился Еропкин. – А я вот помню, ты раньше еще книжками интересовался. Точно? Я тоже, понима-аешь, пристрастился последнее время. Библиотечку собрал. Надо, чтобы ты посмотрел как-нибудь. Правда, у меня все на старославянском. Придешь, понима-аешь, вечером с работы, откроешь что-нибудь, сразу, понима-аешь, успокаиваешься. Ты как насчет старославянского?

– У меня со старославянским проблемы, – чистосердечно признался Сергей, почему-то вспомнив историю с писателем Оливером Твистом. – А ты здесь здорово устроился.

Еропкин оживился, оставил литературную тему и начал рассказывать о своих планах. Слушая его, Сергей с удивлением осознал, что Еропкин произносит очень осмысленные вещи. Поминутно вставляя свое "понима-аешь" и матерные слова, тыча в Сергея и Леву жирным пальцем, шмыгая носом и почесываясь, он говорил о строительстве нового корпуса станции, договорах с мэрией, организации продажи машин, головокружительных схемах кредитования.

– Такие, бля, дела, – закончил он. – На все про все два, максимум три года. Этот бизнес на полсотни лимонов потянет, клянусь. А надо-то всего два, на раскрутку. Чего вы там, в Москве, жметесь? Я Платону говорил – у меня тут уже инвесторы, как мухи, крутятся. Хочешь, говорю, я инфокаровские сорок процентов обратно выкуплю? Триста штук кладу не глядя. Нет, говорит, будем работать вместе. А чего тянуть? Лето же уходит. Если я сейчас стройку не начну, зимой это все в копеечку влетит. Вот ты приехал, прими решение. Или Платону доложи, пусть он там почешется. Понял мою мысль? Ну, мы тут все свои, так ты имей в виду – ежели Платон перечисляет, к примеру, до первого числа два лимона, один процент твой. Двадцать штук. Тут же наличными отстегиваю. Или в долю тебя возьму, в акционеры. Это как захочешь. Да ты не жмись, я ж тебе не взятку даю. Все ведь для общего дела, для того же "Инфокара".

– Рано это обсуждать, – осторожно сказал Сергей, не желая начинать с Еропкиным дискуссию о мировоззренческих принципах. – То, что ты рассказал, у тебя где-нибудь написано? Я бы хотел посмотреть. И бизнес-план тоже.

– А как же! Танька! – крикнул Еропкин. – Зайди быстро!

Впорхнувшая из приемной Танька, повинуясь взгляду Еропкина, встала рядом с Сергеем, прижалась к нему горячим бедром, открыла блокнот и приготовилась записывать.

– Значит, так, – начал командовать Еропкин. – Все материалы по проекту забери у Михалыча, пусть принесут бизнес-план, потом эту папку... ну которую у архитектора взяли... еще баланс, договора... потом вспомню, еще скажу. Соберешь все и отдашь вот господину Терьяну. Поняла? И поможешь ему разобраться. Как следует поможешь. И чтоб все, что ему нужно – ксерокс там или еще что, – молнией. Мне этот человек очень нужен. Поняла?

Танька замахала ресницами, бросила на Сергея многозначительный взгляд и удалилась.

– Так, – сказал Еропкин, выудив из кармана золотую цепь, к которой был прикреплен золотой хронометр. – Мне на массаж надо. Давайте, мужики, на вечер что-то решать. Предлагаю в восемь часов. Лева, помнишь место, где мы в прошлый раз были? Вот туда.

– Он и вправду хочет откупить инфокаровскую долю за триста тысяч? – спросил Сергей, когда они со Штурминым вышли на улицу.

– Да ты что! Откуда у него деньги?! Это все ля-ля. Рассказывает красиво, правда? Я уже третий раз слышу. Интересно, что он все это действительно может. Сколько при этом украдет – другой вопрос.

– А куда он нас вечером ведет?

– Нормальная совковая забегаловка. По салатику. По шашлычку. Будем пить водочку. Оркестр играет. Для нашего гостя из солнечного Магадана. Танцы.

В ресторан Еропкин, к удивлению Сергея, заявился все в тех же домашних тапочках. Перехватив взгляд Терьяна, Еропкин пояснил:

– Костная мозоль. Никакие ботинки не налезают. Так вот и маюсь.

Про меню Лева угадал гениально. Не заглядывая в принесенную официантом потрепанную брошюру, Еропкин скомандовал:

– Значит, так. По салатику. По шашлычку. Пить будем водочку. Три "Смирновской" принеси. Боржому. Еще пару шампанского – здесь поставь, с краю. – И, не давая никому вставить слово, начал травить анекдоты.

Ресторанный оркестр прервал захватывающую историю про поручика Ржевского. Еропкин остановился на полуслове, осмотрелся и, углядев партнершу, пошел танцевать. Оттоптавшись три танца, привел ее к столу.

– Садись, – сказал Еропкин. – Познакомься. Это Лева. Это – как тебя – Сережа. Это Галя. Шампанское будешь, Галка?

Девица кивнула и залпом выпила фужер шампанского. Еропкин, подперев голову рукой, смотрел на Галку с пьяной грустью.

– Ж-жрать хочешь? – старательно выговаривая слова, спросил он. – Голодная небось?

Галка подумала и снова кивнула. Еропкин поднял руку, подзывая официанта.

– Значит, так, – сказал он, почесывая грудь. – Еще один салат. Шашлык четыре раза. Серега, ты будешь? Нет? Тогда три раза. Коньяк есть? Принеси бутылку.

Потом придвинул стул вплотную к Галке и опустил руку под стол.

– Да ладно тебе, – возмутилась Галка, – дай поесть. Сам же предложил. Что тебе не терпится?

– П-понял, – покорно согласился Еропкин, отодвинулся на полметра и уставился на Галку, стараясь смотреть в одну точку. Просидев несколько минут, встал, направился, шаркая тапочками, к оркестру, сунул пианисту несколько купюр, вернулся на место и занял прежнюю позу.

– По заявке нашего гостя Александра, – объявил пианист, – для его знакомой девушки Гали исполняем популярную песню...

– Эт-то для тебя, – пояснил Еропкин.

– Путана, путана, путана, – жизнерадостно завопили музыканты, – ночная бабочка, но кто же виноват...

По лицу Еропкина потекли крупные слезы.

Сергей переглянулся с Левой, и они стали пробиваться к выходу через плотную толпу танцующих.

– Он что, всегда так? – спросил Сергей уже на улице.

– Ха! – сказал Лева. – Это еще цветочки. Год назад он такое устроил! Ему тут один мужик не показался. Сашка подошел к оркестру – сыграйте мне, говорит, "День Победы", только без слов. И не с начала, а сразу с припева. И не прямо сейчас, а когда я рукой махну. Подошел к мужику, встал у него за спиной и махнул рукой. Только оркестр заиграл, он взял стул и со всего размаху шандарахнул мужика по башке. Представляешь, под "День Победы"!