Бумажный Тигр 3

Лэйд усмехнулся. Он не был обременен ничем кроме трости и котелка – вполне подходящий арсенал для джентльмена, выходящего в пятничный вечер из дома в его понимании. Возможно, чтобы не разочаровывать Крамби и не ронять свою цену как специалиста в его глазах, стоило захватить с собой пару дорожных чемоданов, набитых пустыми консервными банками и прочим громыхающим хламом? Ничто так не радует нанимателя, как сознание того, что каждый его шиллинг отработан целиком и полностью.

– Привык передвигаться налегке. Тот инструментарий, что пригодится мне в работе, не занимает излишне много места, уверяю вас.

Весь этот инструментарий помещался в карманах пиджака, но Лэйд подумал, что если бы ему вздумалось продемонстрировать Крамби хотя бы малую его часть, тот, пожалуй, сам пересел бы в багажное отделение локомобиля, лишь бы держаться подальше от странного пассажира. Там не было по-настоящему жутких вещей, которые он тоже не чурался использовать в своей работе, напротив, многие инструменты выглядели почти безобидно, но Лэйд знал, какое впечатление они могут оказать на неподготовленного человека.

Поездка в роскошном паровом экипаже лишь первые несколько минут доставляла ему удовольствие, должно быть, в силу новизны ощущений. Уже через несколько минут она начала тяготить Лэйда, а к тому моменту, когда они добрались до конца Хейвуд-стрит, он уже ощущал себя не на своем месте.

Диванчик оказался комфортабельным, но явно не рассчитанным на джентльмена его комплекции, чересчур узким и с неудобным подголовником. Мягчайшие пружины совсем не держали веса тела, а подлокотники при всей изящности форм, напротив, были из твердого, как камень, красного дерева. Все это не располагало к удобной позе и Лэйд был вынужден принять полулежащее положение, в котором его быстро начало укачивать. Комфортабельный салон уже не радовал его, напротив, теперь он казался ему тесным и душным, а отсутствие привычной вибрации колес под днищем и свиста ветра в ушах быстро превращало поездку в

в утомительное занятие, ничуть не освежающее душу.

Должно быть, сам Крамби привык к такому способу передвижения и часто им пользовался – удобно расположившись напротив него на таком же диванчике, он улыбался Лэйду, и эта улыбка явно не была вымученной, надетой по случаю, как надевают нелюбимый костюм. Это была обаятельная и свежая улыбка молодого, уверенного в себе мужчины – столь превосходный образчик, что впору повесить в гостиной, чтоб сэкономить на газовом освещении, мрачно подумал Лэйд, вынужденный созерцать ее. Даже не хочется думать, сколько он платит своему дантисту для поддержания ее в нужном виде… Свою собственную он ощущал неестественной и тяжелой, не идущей случаю, точно одолженной у старьевщика.

Крамби и выглядел несравнимо лучше, чем два дня назад. Из глаз ушла краснота, сменившись здоровым блеском, подбородок был превосходным образом выбрит, а над прической явно трудилась не его собственная пятерня, пусть и вооруженная ухоженными ногтями, а опытные руки парикмахера. Да и в целом…

– Хорошо выглядите, - кивнул ему Лэйд, - Совсем не похожи на ту развалину, которая вползла в мой кабинет третьего дня. Признайтесь, пропустили пару стаканов по пути?

Крамби не был пьян, в тесном пространстве пассажирского салона его тело источало не кислую винную отдушку, а запах лосьона для бритья и хорошего одеколона – что-то с нотками морской соли и жимолости. Может, бросил под язык плавничок форели? Или угостился щепоткой-другой приготовленного на пару карпа? Лэйд не был вхож в круги высшей деловой аристократии, да и знал о них преимущественно из колонок светской хроники, но слышал, что в этих кругах рыбное зелье пользуется не меньшим уважением, чем в Скрэпси. Правда, и угощаются там, надо думать, не дешевым рыбным варевом, как в подворотнях, и не грязной строганиной, обильно приправленной тиной и солью…

Впрочем, сам Крамби, пусть и посвежевший, не подтверждал этой теории никоим образом. Черный бархатный галстук с низкой посадкой открывал приличную часть его шеи, на здоровой гладкой коже которой не угадывалось ни вздувшихся багровых линий, похожих на воспалившиеся подкожные шрамы – верный признак активно растущих жабр – ни даже шелушащихся пигментных пятен, этих верных спутников отрастающей чешуи. Если Крамби и баловался тайком рыбным зельем, как многие молодые кутилы при хороших деньгах, то делал это осмотрительно и в меру.

– Добрые новости пьянят не хуже вина, - Крамби улыбнулся в ответ, - Так что в некотором смысле я действительно немного под мухой. Не просыхаю вот уже два дня, как старый сапожник.

Кажется, это была первая настоящая улыбка, которую Лэйд видел на его лице. И она шла ему не меньше, чем превосходный костюм, изысканная бутоньерка или хорошая прическа. Некоторые лица прямо-таки созданы для того, чтобы улыбаться, и Крамби определенно относился к этой категории людей.

Он просто молод, подумал Лэйд, силясь улыбнуться в ответ, а в молодости одной улыбки достаточно, чтобы превратить тебя в писанного красавца, стерев в одно мгновенье все горести и беды. Счастливая пора, которой мы так мало уделяли внимания…

– Дайте угадаю. Ни одной новой беды за последние два дня?

– Ни единой с самой среды!
– подтвердил Крамби, - Вообразите себе, ни один человек не покалечился, не поранился, ни причинил себе увечий и, кажется, даже не простудился. Счастливейшие сорок восемь часов в моей жизни! Мне больше не требуется оглушать себя снотворным, чтобы забыться сном на пару часов, и даже аппетит как будто возвращается. Господи, кажется, я не был так счастлив со времен кризиса девяносто третьего года, который чуть было не перетер всех нас в порошок!

– И никаких тревожных признаков?

– Ни малейших, - Крамби сиял, как серебряный пенни, затмевая горящие в салоне гальванические лампы, - Кажется, за последние два дня никто из моих служащих даже не порезался бумагой, не разбил стакана, не подвернул ноги и не испачкал кофейной гущей важных бумаг!

Лэйд и сам ощутил облегчение, расползшееся внутри теплым восковым мякишем, смягчившее острые грани тех смутных опасений, что точили его последнее время, скобля о ребра. Ему даже показалось, что за утробным гулом локомотива он на миг расслышал довольное ворчание тигра.

– Quod erat demonstrandum[6]! – провозгласил Лэйд, - Никакого злого рока, никаких темных материй. Уверяю вас, обычные мнительность и тревога, помноженные друг на друга, могут породить больше чудовищ, чем дюжина безумных жрецов Карнифакса!..

Произнеся имя Кровоточащего Лорда, Лэйд едва не прикусил язык. Выпорхнуло само собой. Это имя не относилось к запретным категориям, кое-где в окраинных районах Нового Бангора его даже использовали как ругательство, не сознавая истинного смысла, но всякий человек, хоть немного разбирающийся в кроссарианских таинствах, старался не произносить его всуе лишний раз. Если из не соображений безопасности, то из соображений чистоплотности.

По счастью, Крамби как будто не обратил на это внимания. Сейчас он больше был поглощен своими мыслями, чем своим визави.

– Вероятно вы правы, мистер Лайвстоун. Я… Смерть мистера Олдриджа, признаться, сильно потрясла меня. Возможно, даже сильнее, чем я сам мог себе в этом признаться. Он ведь был мне не просто компаньоном и деловым товарищем, на авторитет которого я привык опираться в важных делах. Он был мне… Господи, он был мне как отец! Мой собственный отец погиб много лет тому назад, когда я был еще ребенком – несчастный случай. Мистер Олдридж дал мне то, о чем молодой вертопрах, едва заработавший свою первую тысячу фунтов на бирже, не может и мечтать. Он дал мне полноценный пай в своей компании, сделал своим младшим компаньоном, но дело не в этом… Он дал мне гораздо большее. Место на борту корабля, который был создан его неустанными трудами вплоть до последней доски. Да, этот корабль носит название «Биржевая компания Олдриджа и Крамби», но это его детище, детище, которое он создавал на протяжении всей жизни и которое филигранно вел меж опасных рифов. Даже когда он удалился от дел, передав мне штурвал, он все равно оставался капитаном, тогда как я – талантливым, опытным, но все же первым помощником.