Бумажный тигр (II. - "Форма")

— Какую ошибку?

— Задал не тот вопрос, — Лэйд, обнаружив в сведенных судорогой пальцах мятый бумажный листок, бережно разгладил его, сложил пополам и спрятал в портмоне, — С самого начала — не тот. Я спрашивал себя, что вас привлекает в Новом Бангоре? Что заставляет видеть сад чудес там, где прочие видят лишь сам кошмаров? Я думал… Мне казалось, вы по какой-то причине не испытываете страха и отвращения перед Ним, что ваша душа устроена иначе — быть может, повреждена особым образом или деформирована…

Уилл улыбнулся, коснувшись пальцем торчащих из пиджака ниток на том месте, где прежде были пуговицы.

— Вы думали, я безумец. Что ж, ничего странного. Мне кажется, и полковник Уизерс так думал. Он был слишком сдержан, чтобы произнести это вслух, но я отчетливо ощущал его мысли. Он тоже считал меня безумцем.

Лэйд вздохнул. Несмотря на скверный запах и острые края трубы, здесь, снаружи, он и сам ощущал себя легче, чем в ржавом храме Ветхого Днями. Быть может, потому, что единственным звуком здесь был ленивый шелест ветра, а не монотонный скрип грифеля по бумаге, излагающий всему миру древнюю, как сама Вселенная, концепцию вселенского бытия. Столь же бесполезную, как все прочие.

— Вы способны бояться и умеете испытывать отвращение. Значит, ваша душа устроена тем же образом, что и всякая другая. Вы испытывали искреннее отвращение при виде Вечных Любовников. Вы ужаснулись, столкнувшись с безумным кровопийцей из Олд-Донована, мистером Брауном. Вас напугал Ветхий Днями и его бессмысленная участь. Вы не психопат, Уилл, и не безумец, только у них палитра смешена до такой степени, что цвета сливаются друг с другом, образуя невообразимый хаос. Ваши цвета чисты и отчетливы. Я просто задал себе не тот вопрос. Я спросил себя — «Почему этот человек не боится Нового Бангора?» А должен был задать другой. «Почему этот человек так боится вернуться домой?»

Лэйд молча ждал, пока Уилл повернется к нему и наберется смелости взглянуть в глаза.

— Чтобы глядеть Ему в глаза, надо до чертиков бояться чего-то другого. Того, что осталось позади. Так что вы оставили позади, Уилл?

Глаза у Уилла сделались пустыми — как у карябающего свои бессмысленные письмена старика, привязанному к кровати. Не ответит, понял Лэйд. Страх — это воспаление и, как всякое воспаление, он бывает двух видов. Или горячий, рвущийся наружу, как нарыв, желающий высвободиться. Или затаенный, внутренний, отравляющий изнутри…

— Я думаю… Кхм… — Уилл сглотнул и поморщился, должно быть, боль в горле еще беспокоила его, — Если Канцелярия потребует от вас… неустойку за несоблюдение договора, вы можете сослаться на меня?

— Что?

— Это я виноват в том, что вы не выполнили обязательств, — произнес Уилл. Помятый, бледный, взъерошенный, он выглядел как измочаленный об мол обломок, выкинутый прибойными волнами на песок, однако голос его не дрожал, — Я утаил от вас правду, когда пытался заручиться вашей помощью. Точнее, часть правды…

Лэйд припечатал его к месту одним лишь только взглядом — так, что вновь лязгнули зубы.

— Какую, черт возьми, часть правды, Уилл? У правды нет частей, это тебе не картофельный пирог! Ну и какую ее часть вы забыли мне сообщить? Вы не из Лондона? Может, вы и не гравёр никакой?

Он попытался запереть обжигающие угли злости в невидимый несгорающий шкаф. Пусть приступ ярости уже миновал, оставив после себя легкий звон в ушах и тяжесть в груди, он знал, что достаточно немного топлива — и ярость разгорится вновь. Ярость к этому самоуверенному сопляку, который считает себя самым умным на острове, способным играть с тигром, воображая того ластящимся котенком и не замечающим когтей у своей шеи…

— Я гравёр, — Уилл кивнул и этот кивок показался Лэйду немощным подобием поклона, — Меня зовут Уильям, я живу в Лондоне на Броад-стрит и прохожу обучение у мистера Бесайера. Но это не вся правда, которую я сказал.

— Что же вы забыли добавить?

— Еще я убийца.

Глава 7

Лэйд сплюнул и даже не заметил, что порыв ветра, ударивший его в лицо, изменил траекторию плевка, заставив его беззвучно шлепнуться на нос правого ботинка.

Убийца.

Кто? Этот щуплый цыпленок, отродясь не державший в руках ничего тяжелее и опаснее резца? Этот восторженный сопляк, мечтавший иллюстрировать Данте и ищущий божественных откровений в Библии? Этот простодушный мечтатель, намеревавшийся открыть тайну человеческих страстей в воображаемом Саду Жизни? Убийца?

— Ну и кого ты убил? — Лэйд втянул воздух носом, осторожно, чтоб вновь не разжечь пламя ярости, свернувшееся в груди и ожидающее лишь топлива для обжигающей вспышки, — Соседского кота? Родительскую канарейку?

— Нет. Я убил… нескольких людей.

Уилл уставился куда-то вдаль. Проследив направление его взгляда, Лэйд увидел тонкую полоску далекого моря. Отсюда, из нутра Лонг-Джона, оно казалось грязно-зеленым, холодным и равнодушным. Как старая скатерть, которую вытащили из чулана, небрежно отряхнули и водрузили на стол.

Убийца. Вот так, Бумажный Тигр. Ты воображал себя знатоком людей, знатоком пороков и слабостей, старым опытным хищником в джунглях Нового Бангора. И мальчишку таскал за собой, точно тряпичную куклу, не подозревая, что за старой ветошью могут храниться острые иглы…

Убийца, подумал Лэйд, ощущая, как вверх по венам вместо крови течет соленая морская вода. Этот милый улыбчивый парень, хвалящийся своими рисунками, которого я два дня водил по Новому Бангору, убийца.

— Когда это произошло? — коротко спросил он, сам не зная, зачем.

— В июне, — послушно ответил Уилл, глядя на узкий язык моря, — На Грейт-Куин стрит.

— В мастерской твоего патрона? Что, всадил шпатель в грудь какого-нибудь подмастерья? Или проломил мольбертом голову этому своему Бесайеру?

Уилл вжал голову в плечи. Точнее, та будто сама собой опустилась, враз прибавив в весе.

— Какая разница? — тихо спросил он, — Все уже свершилось. Вы хотели знать, отчего я не хочу покидать Новый Бангор, мистер Лайвстоун. Теперь я могу вам ответить. Да, Новый Бангор — не просто Эдемский сад. Здесь оживают самые сладкие грезы и самые страшные кошмары. Здесь человеческий дух обличен волшебной силой. Здесь все служит тому, чтобы смутить, свести с ума, запутать…

Лэйду захотелось зачерпнуть горстью ржавой воды из ближайшей лужи — и плеснуть ему в лицо. Но он сдержался.