Бумажный тигр (II. - "Форма")

— Воистину, — пробормотал Уилл потрясенно, — Некоторые рождаются к сладкому наслаждению, другие — к бесконечной ночи.

Лэйд не понял этой сентенции — должно быть, что-то из богословских трудов.

— Неправда ли, отрадно сознавать, что в некоторых областях мы способны опередить самого Левиафана? Если желаете, я покажу вам кожевенные цеха на южной стороне Коппертауна. Ядовитое зловоние от обрабатываемых шкур таково, что люди задыхаются без смоченных в карболке тряпок, которыми приходится набивать рот. Кроме того, в кожевенном производстве во множестве используются едкие кислоты и щелочи, которые неизбежно попадают на кожу. Посматривайте внимательней по сторонам, Уилл. Если среди прохожих вам попадется багровое существо, с которого гноящаяся кожа слазит клочьями, оставляя багровые нарывы, наверняка это служащий «Уайт и Лоу», «Братьев Троттенхейм» или «Большой кожевенной компании Хк. К. Дж. Ливингстона, собственное производство».

— Хватит, — попросил Уилл, — Это отвратительно.

— Уж точно не отвратительнее, чем детский труд. Знаете, сколько получает в день десятилетний мальчишка, таскающий в печь кирпич или рвущий жилы на переноске стального лома? Два пенса в день. А знаете, сколько длится его рабочий день? Восемнадцать часов. В двенадцать таким детям впору выходить на пенсию — они похожи на дряхлых стариков. В пятнадцать их обычно вышвыривают на улицу, едва живых, как старые клячи, переломанных, полу-парализованных, ошпаренных, ослепших… Чем переводить таких на взрослую ставку с пятью пенсами за день, проще подыскать новых мальчишек, верно?

Уилл стиснул зубы, отчего мгновенно сделался старше.

— Хватит! — громко сказал он, — Расскажите о чем угодно, только не об этом. О чем там вы рассказывали перед этим? О механической жизни и этом, как его, Лудлоу…

— Лайдлоу, — поправил Лэйд, — Ну, раз уж вы настаиваете… Мистеру Лайдлоу принадлежала честь создания многих удачных моделей автоматонов, таких, как «Евдокс», «Зенон», «Исидор»… Ладно, «Зенон», пожалуй, не стяжал себе громкой славы на рынке, у него были небольшие дефекты конструкции. Кажется, что-то там с форсунками воздушного фильтра, из-за чего воздух периодически переставал поступать внутрь, давление в системе падало — и стальной слуга превращался в неподвижного истукана. Это даже дало повод злым языкам утверждать, что название этой модели определенно дано было не случайно [168] . Но мистер Лайдлоу никакого отношения к этому не имел, уверяю. Он не проектировал фильтра, подшипники, втулки, он создавал самую сложную часть автоматона — его мозг. То устройство, валики которого прокручивают перфорированный свиток с машинными алгоритмами, закладывая в механический разум последовательность логических операций. И, поверьте, в этой сфере он добился потрясающих результатов! Только амбиции его простирались еще дальше. Он намеревался создать автоматона, подобного человеку.

168

Зенон Китийский — 334 до н. э. — 262 до н. э — древнегреческий философ, основатель стоической школы, по слухам, кончил жизнь самоубийством, намеренно задержав дыхание.

— Вот уж едва ли! — вырвалось у Уилла, — Может, я и произвожу впечатление неотесанного тупицы и мало что смыслю по части механической жизни, мистер Лайвстоун, однако мне пришлось повидать немало автоматонов за последнее время и, уверяю, ни один из них даже не приблизился к тому, чтобы сойти за человека! По большей части это просто жестяные болванчики, способные сносно выполнять нехитрые поручения и самые простые команды. Что уж там, к некоторым я бы даже не рисковал приближаться даже за полновесный соверен!

— Ну а мистер Лайдлоу был другого мнения, более того, он полагал, что нашел нужный алгоритм, который оставалось лишь поместить внутрь механического мозга и надлежащим образом настроить. Да, рассуждал он, человеческий мозг есть орган величайшей сложности, однако достижения современной математики и машинерии вполне могут если не повторить его в точности, то копировать весьма близко к оригиналу. Ему эта задача казалась исключительно теоретической, вызовом его собственному аналитическому гению, однако руководство «Ферранти» расценивало эту идею исключительно в прикладном аспекте и, должно быть, уже нанимало грузчиков для переноски саквояжей с банкнотами. Вообразите только — автоматон, который способен полноценно мыслить! Отныне не просто покорный механический слуга, способный лишь вяло обрабатывать поступающие данные — полноценный партнер, наделенный даром сознания! Только представьте, какие горизонты это открытие сулило для точных наук, математики, навигации, физики… Господи, да что там навигация и физика, это открытие станет самым значительным достижением философии за все время ее существования! А уж сколько знаний сможет накопить в себе механический мозг, не подверженный проклятью недолговечной плоти! Представьте себе — этакий механический мудрец, осмысляющий все проблемы человечества…

— Если мудрец и глупец чем-то и различны, так это тем, что глупец не видит своей глупости, а мудрец только и видит, что творит глупости.

— Напомните, чтоб я начертал это высказывание над дверью лавки, — хмыкнул Лэйд, — Оно должно понравиться клиентам. Однако, если не возражаете, я вернусь к истории, тем более, что у нее намечается интересный поворот. Мистер Лайдлоу закончил математическую часть задачи, он создал хранилище для машинного разума, однако с наполнением его возникли сложности. Упрямая машина отказывалась становится разумной, она все еще действовала в рамках заданных алгоритмов, не в силах перейти к самостоятельному мышлению. Мистер Лайдлоу потратил несколько месяцев, ожесточенно сражаясь с ней, однако вынужден был признать, что не сильно преуспел. Тогда-то его и озарило. Машине мало было поглощать математические алгоритмы, ей требовалось усваивать человеческое поведение, имея для этого надлежащий образец. Ему только предстояло понять, что такое человек…

— Размениваясь на мелочи, немудрено потерять целое, — заметил Уилл, напустив на себя сосредоточенный вид, — Как мистер Лайдлоу вышел из этой ситуации?

— Весьма элегантно и вместе с тем решительно. Он выхлопотал у руководства три месяца оплачиваемого отпуска и, в придачу, списанного автоматона серии «Исидор» пятого поколения, в корпус которого он установил подобие механического мозга. План его был вполне понятен даже не специалисту. Вынужденный сосуществовать постоянно бок-о-бок с человеком, автоматон будет фиксировать предпринимаемые им действия, что послужит основой для возникновения его собственных паттернов поведения. Так ребенок бессознательно имитирует движения взрослого, которого видит, что в итоге, пусть и не сразу, приводит к возникновению самостоятельно мыслящего разума. Компания «Ферранти» без колебаний выдала мистеру Лайдлоу все необходимое для эксперимента.

Ей не впервой было производить автоматонов-арифмометров и даже автоматонов-бухгалтеров, но автоматон, способный мыслить по-человечески и по-человечески же реагировать… это сулило взрыв на рынке, взрыв сопоставимый с извержением Тамбора [169] !

— Сомневаюсь, чтоб его ждал успех, — заметил Уилл, — Господь Бог сотворил человека по своему образу и подобию, однако нелепо надеяться, чтобы он сам мог провернуть нечто подобное. Для этого мало разбираться в подшипниках и алгоритмах…

169

В 1815-м году произошло извержение на горе Тамбора, Индия. Один из сильнейших неядерных взрывов в истории.

Лэйд погрозил ему пальцем.

— Не спешите возражать, приятель. Через пару месяцев стальное детище мистера Лайдлоу демонстрировало очень впечатляющие задатки. Да, оно было косным, неумелым, подчас нелепым, однако оно весьма сходно копировало человеческое поведение. Нескладно беседовало, выполняло команды и при этом демонстрировало вполне человеческие реакции — интерес, страх, удивление. Мистер Лайдлоу был в восторге. Он утверждал, что разработанная им комплексная программа обучения строится не на математическом или логическом методе, а исключительно на свободном обучении. Находясь рядом с человеком, автоматон постепенно начинает копировать человеческие привычки и реакции, постепенно очеловечиваясь сам. Метода была сомнительной и парадоксальной, но спорить с мистером Лайдлоу никто не стал — его «Исидор» демонстрировал ее состоятельность наилучшим образом. Эксперимент решено было продолжить.

— У меня дурные предчувствия на счет этой истории, — пробормотал Уилл, — Впрочем, как и на счет всех прочих ваших историй.

— Вы наняли экскурсовода по аду, Уилл. Чего еще вы от меня ждете? Слезливых сентиментальных рассказов, которые любят публиковать журналы под Рождество? Может, что-нибудь про замерзшего сиротку, который обрел счастье и любящую семью?

— Ладно, продолжайте. Вам все-таки удалось распалить мое любопытство.

— Оговоренный срок в три месяца прошел, но мистер Лайдлоу не спешил выставлять на суд компании свое детище. В тщательно обоснованной и отлично аргументированной докладной записке, которая была направлена им почтой, он указывал, что эксперимент хоть и добился немалых достижений в деле обучения машинного интеллекта, требует дополнительного времени. И, конечно, легко это время получил.

— Не сомневаюсь.

— Прошло еще два месяца. И еще два вслед за ними. Наконец ведущим аналитикам «Ферранти» пришлось сделать неутешительный вывод — несмотря на многообещающие перспективы исследования мистера Лайдлоу до сих пор не закончены, мало того, их текущее состояние никому неизвестно. От мистера Лайдлоу регулярно поступала корреспонденция — отчеты, графики, аналитические записки, но чем дальше, тем труднее было разобрать их суть. Сам же мистер Лайдлоу уже полгода не появлялся на рабочем месте, не совершал визитов и сам не привечал визитеров, сделавшись, по всей видимости, затворником. Последнее никого не удивило — великие умы часто ограничивают круг общения, чтобы посвятить себя науке. Да, в течении полугода единственное, что видели его коллеги и сослуживцы — накорябанные неуклюжим почерком записки. В них он извещал мир о том, что его эксперимент идет наилучшим образом и просил ни в коем случае ему не мешать — автоматону требовались тишина и покой для изучения человеческой природы.