Бумеранг: Как из развитой страны превратиться в страну третьего мира
Шрифт:
— Почему вы заинтересовались Исландией? — спрашивает он, входя в кабинет с уверенностью, за которой стоит сила и авторитет, обычно свойственные лидеру крупной нации. И это хороший вопрос.
Оказалось, что он вовсе не глуп; впрочем, глупость — редкое свойство политических лидеров, как бы ни злословили по этому поводу избиратели. Он действительно говорит вещи, которые никак не могут быть правдой, но это именно те самые выдумки, которые полагается говорить премьер-министрам. Например, он утверждает, что крона снова стала весьма устойчивой валютой, в то время как на самом деле она не торгуется на международных рынках. Правительство попросту назначает ей условную стоимость для специальных целей. Находящиеся за рубежом исландцы рассудительно решили не пользоваться картой Visa из опасения, что суммы будут списываться по реальному курсу, каким бы он ни был.
Премьер-министру хотелось убедить
У Хаарде есть на этот счет своя история, которой он неуклонно придерживается: иностранцы доверили Исландии свои капиталы, и Исландия грамотно распорядилась ими, но потом, 15 сентября 2008 г., компания Lehman Brothers рухнула, и иностранцы запаниковали и потребовали вернуть свои капиталы. Исландию погубила не собственная опрометчивость, а глобальное цунами. У этой истории есть одно «но»: она не объясняет, почему цунами накрыло именно Исландию, а не, скажем, Тонгу.
Но я прибыл сюда не спорить. Я хотел понять. «Мне очень хочется задать вам один вопрос», — говорю я.
— Да?
— Это правда, что вы говорили людям: пора завязывать с банками и отправляться ловить рыбу?
Здорово сказано, думалось мне. Кратко, верно и в точку. Честно говоря, я это слышал от управляющего хедж-фондом в Нью-Йорке. Премьер-министр устремляет на меня намеренно строгий взгляд. «Это сильно преувеличено», — отвечает он.
— Мне казалось, в этом есть смысл, — нерешительно говорю я.
— Я никогда не говорил этого! — отрезает он.
Очевидно, я затронул его больное место — непонятно
только какое. Переживает, что подобным высказыванием выставил себя дураком? Или по-прежнему считает ремесло рыбака не столь достойным, как ремесло банкира?
НАКОНЕЦ Я ВОЗВРАЩАЮСЬ В ОТЕЛЬ и обнаруживаю — впервые за четверо суток, — что под соседней дверью нет пустых бутылок из-под шампанского. Исландская пара, которая, как мне раньше казалось, оттягивалась по полной, собрала пожитки и укатила домой. Четыре ночи я терпел вопли этих орков за стеной, а теперь стало тихо. Можно удобно устроиться на кровати и почитать статью «Экономическая теория общедоступного ресурса. Рыболовство» (The Economic Theory of a Common-Property Resource: The Fishery). Так или иначе, источником благосостояния Исландии является рыбный промысел, и если вы хотите понять, что исландцы сотворили со своими деньгами, надо в первую очередь понять, как они пришли в этот бизнес.
Эта блестящая статья была написана Скоттом Гордоном, экономистом из Университета Индианы, еще в 1954 г. В ней описывается тяжелое положение рыбака — и делается попытка объяснить, «почему рыболовы не богаты, хотя морские рыбные ресурсы — самые богатые и неисчерпаемые из доступных человеку». Проблема состоит в том, что, поскольку рыба является общим достоянием, она на самом деле — ничья. Любой может выловить столько, сколько захочет, вот и ловят в таких количествах, что рыболовство становится невыгодным — причем для всех. «Каждый рыбак в душе надеется на “счастливый улов”, — пишет Гордон. — По многочисленным свидетельствам тех, кто хорошо знает рыболовов, они азартные игроки и неисправимые оптимисты».
Другими словами, рыбаки похожи на американских инвестиционных банкиров. Из-за своей чрезмерной самоуверенности они и себя обедняют, и рыболовные угодья истощают. Простое ограничение улова не решит проблему, а лишь усилит конкуренцию и сократит прибыли. Задача состоит не в том, чтобы вынудить рыбаков потратиться на лишние сети и судна покрупнее, а в том, чтобы обеспечить максимальный улов при минимальных усилиях. Для этого требуется вмешательство государства.
Понимание сути этого вопроса и помогло одной из беднейших стран Европы на 1900 г. стать одной из богатейших в 2000 г. Большие перемены в Исландии начались в начале 1970-х, после двух лет исключительно низких уловов рыбы. Второй год подряд лучшие рыбаки возвращались без обычного
улова трески и пикши, и исландское правительство приняло радикальные меры: рыба была приватизирована. Каждый рыболов получил квоту, рассчитанную на основе его прежних уловов. Первоклассным рыбакам выдавали документ, подтверждающий право на ловлю, скажем, 1 % от совокупного санкционированного улова в акватории Исландии в данном сезоне. До наступления сезона ученые из Института морских исследований определяли общее количество трески или пикши, вылавливание которого не нанесет вреда благополучию рыбной популяции в долгосрочной перспективе. Количество разрешенной к вылову рыбы год от года менялось. Однако личный процент годового улова был фиксированным, и документ давал это право на неограниченный срок.Предоставлялась и другая возможность: не хотите сами ловить — продайте квоту тому, кто хочет. Таким образом квоты переходили в руки тех, кому были больше всего нужны, самым лучшим рыболовам, умеющим добывать рыбу из морских глубин с максимальной эффективностью. Кроме того, под свою квоту можно было сделать заем в банке, и банк с готовностью оценивал в долларах вашу долю трески, выловленной при отсутствии конкуренции из самого богатого района трескового промысла на земле. Рыба была не только приватизирована, но и секьюритизирована.
ЭТО БЫЛО ЧУДОВИЩНО несправедливо: общественный ресурс — вся рыба в морских водах Исландии — был попросту передан горстке исландских любимцев фортуны. В одночасье Исландия обрела первых миллиардеров, и все они были рыбаками. Но с точки зрения социальной политики это был гениальный ход: в один миг рыба из неустойчивого источника существования превратилась в реальный, устойчивый источник богатства. Меньшее число людей меньшими усилиями вылавливали примерно столько рыбы, сколько было необходимо для оптимального долгосрочного поддержания исландских рыболовных угодий. Новое богатство преобразовало Исландию — и превратило ее из тихой заводи, которой она была 1100 лет, в страну, давшую миру Бьорк. Если Исландия стала славиться музыкантами, то лишь потому, что у исландцев появилось время для занятия музыкой и многими другими вещами. Исландской молодежи, например, оплачивают образование за рубежом и поощряют самостоятельное всестороннее развитие. С тех пор как политика государства в области рыбного хозяйства преобразовала Исландию, страна, в сущности, стала машиной для переработки трески в докторов философии.
Но это, естественно, создает новую проблему: обладатели ученого звания не хотят зарабатывать на жизнь рыболовством. Им нужно заниматься чем-то другим.
И это «что-то», по всей видимости, не связано с работой в другой важной отрасли Исландии — энергетике. Водопады и кипящая лава обеспечивают огромное количество дешевой энергии, но, в отличие от нефти, это не то, что можно выгодно экспортировать. Обузданная исландская энергия остается внутри Исландии, и если в понятии обузданной энергии есть нечто поэтическое, то в отношении исландцев к этой проблеме есть нечто прозаическое. Они задались вопросом: можем ли мы производить нечто энергоемкое, за что люди будут платить? Ответ: алюминий.
Заметьте, никто не спрашивал, что исландцы хотят делать или на что они лучше всего годятся. Никто даже не задумывался, есть ли у исландцев природные способности к выплавке алюминия или нет. Alcoa, самая крупная в стране компания по производству алюминия, столкнулась с двумя типичными для Исландии проблемами, когда в 2004 г. приступила к сооружению гигантского плавильного завода. Первая касалась так называемого «невидимого народца» — или, попросту говоря, эльфов, в которых искренне верит изрядное число исландцев, взращенных на богатом фольклоре. По закону перед началом строительства завода компании Alcoa полагалось вызвать государственного эксперта для обследования строительной площадки и подтверждения отсутствия эльфов на ней и под ней. Как сообщил мне представитель Alcoa, ситуация для компании была щекотливой, поскольку, с одной стороны, им пришлось выложить немалые деньги за то, что площадка была признана свободной от эльфов, а с другой, как он выразился, «мы не желали позиционировать себя как компания, признавшая существование "невидимого народца”». Вторая, более серьезная проблема была связана с характерной чертой исландских мужчин — склонностью брать на себя повышенные по сравнению с другими нациями риски в отношении техники безопасности в алюминиевой промышленности. «На производстве, — говорит представитель Alcoa, — нужны люди, которые выполняют правила и подчиняются приказам начальства. Их героизм нам ни к чему. Мы не хотим, чтобы они делали то, что не входит в их обязанности, потому что иначе предприятие может взлететь на воздух». А исландские мужчины как раз склонны делать то, что не входит в их обязанности.