Бумеранги
Шрифт:
Сама же я при этом думала: зря уехала из Москвы, смалодушничала, испугалась всего на свете, в том числе угрозы жизни. Позволила куратору себя смутить окончательно.
Нужно бежать. Поглядываю на Крис, которая весело смеется за столом, создавая непринужденную атмосферу. Сегодня ее актерские способности очень кстати. Она пообещала маме, что после вчерашнего Разовский больше ко мне не сунется. Ее слова вновь оказалось достаточно.
Тема плавно перетекает к моему приданому и к тому, как через каких-то пять лет я буду благодарить родителей за то, что вырвали меня из лап секты. Опускаю голову и прошу прощения за свое поведение. Кристина обещает помочь, гладит меня по плечу, при этом вещая похожую историю, якобы случившуюся с ее знакомой. И обещает,
В какой-то момент я отчетливо понимаю, что это мой последний обед в кругу семьи. И чувствую облегчение.
Кристина никуда не торопится и всем своим видом показывает, как сильно устала от сессии, бессонных ночей и курсовых. До какой степени соскучилась по нам всем!
Некоторое время она говорит с отцом с глазу на глаз - подозреваю, что обо мне. После чего он, наконец, отбывает на работу.
Не знаю, как Крис это делает, но в итоге мама сама отправляет нас развеяться: сходить в кино, а также походить по магазинам, подкупить обновок. Еще и денег дает немерено. Мы обещаем, что не выйдем за пределы торгового центра. На всякий случай папин знакомый будет караулить в машине у выхода.
– Мой паспорт отец забрал, - шепчу Крис, когда мы выходим из дома.
– Я прихватила твой загран, - отвечает она.
Вопросов миллион, но как только мы садимся в машину, Кристина мрачнеет и замыкается в себе, превращается в себя обычную, перестает играть роль для родителей. У меня комок в горле, теряюсь, как вести себя снова, не понимаю, каким тоном произносить подобранные ранее слова? Ругать ее или благодарить? Может, Крис вообще везет меня в западню? Она непроницаема. Взгляд стеклянный.
Лишь перед самым входом в торговый центр она вдруг поворачивается ко мне и говорит: «Меня вытурили».
– Откуда?
– но по взгляду начинаю догадываться.
– Из секты?
– Это не секта, а братство! Но неважно. Это неважно. Ты, главное, живи, Малика. С Разой или одна - как хочешь. Может, ему и правда больше не нужно в «Данте». Жизнь переменчивая штука, - она подмигивает, берет меня за руку и ведет к эскалатору.
– А ты в ней константа.
Мне остается только пораженно хлопать ресницами. Неужели сестра начинает приходить в себя?!
***
– Костя, я должна тебе сообщить страшную новость, - говорю ему, едва мы отдышались от радости встречи.
– Думаю, после моей новости твоя страшной больше не покажется, - отвечает тихо, стесняется своего голоса, как я и думала. Но он звучит потрясающе, я так себе его и представляла. Приятный, с хрипотцой. Мрачный, правда, но и тема невеселая. Костя склоняет голову набок.
– Ты все-все расскажешь, я буду слушать без остановки. Твой голос слушать. Но это важно. Ты только не отрицай сразу, поверь мне. Костя, Ольга стоит за твоей травлей. Жена Антона.
«Чего?» - он хмурится, неосознанно переходит на жесты. Так ему привычнее.
– Я ей позвонила, когда увидела информацию в СМИ о твоей… о твоей смерти. Я же не идиотка верить всему, что пишут в газетах и на заборах. Как-то давно Ольга разрешила к ней обращаться, если понадобится помощь, я сохранила ее визитку. Она ответила, что это правда. Якобы тебя так и не выписали из больницы, врачи боролись за твою жизнь, но не вышло. Не смогли спасти после избиения моим отцом! Представь, в каком я была состоянии?! Я думала, он убил тебя из-за меня! Поговорила с Ольгой, мы как раз очень удачно были в гостях у тети, она живет на четырнадцатом этаже.Со мной случилась неуправляемая истерика, я не знала, что такое вообще бывает. Я птицей билась, Костя, с ума сошла от горя. Ты позвонил вовремя.
Он поражен, мгновение молчит, потом неуверенно:
«Она телефон потеряла. Ты уверена, что говорила именно с ней?»
– Как удобно она потеряла телефон, Костя!
– я завожусь с пол-оборота.
– Как своевременно! Все сходится: она могла через Антона, Трофимова, Алексея узнавать все о нас. Могла добыть ключи от твоей квартиры, могла отравить Акцио - он ел бы из ее рук.
«Погоди. Стоп. А мотив?
Нужны доказательства. Оля в больницу ко мне приезжала несколько раз… Нет, бред какой-то. Ты ее видела единожды. Уверена, что слышала в трубке именно ее голос?»Я замешкалась. И правда, уверена ли я?
– Не на сто процентов.
Я была в таком состоянии, что, возможно, не узнаю тот голос, если услышу прямо сейчас. Разовский вновь обнимает меня.
«Разберемся».
А потом мы садимся в кафешку при вип-зале кинотеатра втроем - народу почти нет, мы здесь одни, - и Костя рассказывает нам с Кристиной все о «Данте», своем дяде-фармацевте, который придумал хитроумный яд и задался целью протестировать его на подростках. О значении своего голоса во всем этом, и почему решил замолчать на веки вечные. Он действительно оглох, но от взрыва, когда родственники погибших детей закидали дом его деда самодельными гранатами.
– Мне не нравится говорить, я бы предпочел делать это по минимуму. Особенно при Роке, - заканчивает свой рассказ. Кристина воспринимает информацию без эмоций, в основном молчит, анализирует. Неясно, какие выводы делает. Непонятно, верит или же воспринимает случившееся через фильтр, слепленный в ее голове байками новой секты.
А я не чувствую ничего, кроме потребности его утешить. Большой, всепоглощающей потребности, которой нужно дать выход немедленно.
Домой, разумеется, больше нельзя, да и не хочется. Родителей Крис пообещала взять на себя, уж не знаю, какую легенду она для них сочинила, но из города мы удираем вчетвером, поймав попутку. На всякий случай, чтобы нас не заметили, покупаем новую верхнюю одежду, прячем лица под капюшонами. Понимаю, что теперь боюсь Кристину, ежеминутно жду от нее предательства. Надеюсь, Костя знает, что делает.
Примерно через три часа добираемся до довольно крупного поселка, где решаем немного отдохнуть. Костя с Роком выглядят ужасно уставшими, да и я не сомкнула глаз прошлой ночью.
Остановившись в одной из частных гостиниц, сестра с Роком снимают себе отдельные номера, а мы с Разовским берем один на двоих. Гостиница небольшая, на карте не обозначенная, нас регистрируют без документов, правда, за щедрые чаевые.
Костя идет в душ первым, моется быстро, по-солдатски, на все, включая одевание, у него уходит буквально пара-тройка минут. Я же трачу на умывание не менее получаса. Долго смотрю на себя в зеркало, сжимая прохладные края белой раковины. Лицо свое, впрочем не разглядываю, мысли в другой стороне. Война идет полным ходом, внутри меня и снаружи, но я больше не боюсь попасть на передовую. Оказывается, я давно сражаюсь в эпицентре, но именно сейчас четко определены стороны. Последние сомнения растворились в концентрате наших откровений. Война пропитана кровью и потом, слезами и нервными клетками. Но я больше не одинока, мое место обозначено, и оно мне нравится. Отдаю себе отчет, что уже никогда не вернусь домой, сегодняшним поступком сожгла последние мосты между собой и Дивеевыми. А еще я - единственная, кто стоит между сектантами и Костей с Кристиной.
«Конца света не будет, сами вы сдохните», - произношу вслух, словно отвечая на надпись со стены в Костиной квартире. После чего открываю дверь и выхожу в комнату.
Он сидит на кровати в полумраке. Дверь оставляю открытой, сегодня свет нам не помешает.
Телевизор выключен, сотового в его руках нет. Ему совершенно не скучно вот так ждать меня в одиночестве. Я подхожу и сажусь к нему на колени. Я совершенно голая.
Он внимательно смотрит, абсолютно серьезен. Приподнимает руки ладонями вверх, я подаюсь вперед, наши пальцы переплетаются, сжимаются. Сильно, до боли. Я не жалею его, и молю, чтобы он меня - тоже нет. Кто он? Убийца, инструмент в руках палача или главная жертва во всей этой истории? Столько лет живет с одним лишь чувством вины. Он готов к любой реакции с моей стороны. Но… я не собираюсь его судить. Это делали другие в то страшное время семь лет назад. Я всего лишь женщина, которая его полюбила, и даже такая страшная правда уже ничего не меняет.