Бун-Тур

И сует он в глаза растерявшемуся Буну милицейский свисток.

Ничего себе — почистили ботиночки!

— Бун! — говорю. — Я побежал в школу! Достану у кого-нибудь пятнадцать копеек. Я мигом!

— Не пятнадцать, а рубль! За простой! — требует чистильщик и преспокойненько садится на свою скамейку. Папиросы достает из кармана, свистком милицейским поигрывает.

— Ладно! — говорю я сквозь зубы. — Принесу тебе и рубль! Не испугал, вымогатель!

— Никуда не ходи!

Это Бун приказал неожиданно. Смотрю на него, а он — серьезно. И с таким презрением глядит на чистильщика, что тому бы в самый раз раствориться и исчезнуть. А ему хоть бы что! Насовывает Буну на ногу старую рваную галошу, встает и выпихивает Буна из будки.

Что тут сделаешь? Не бежать же в чужой галоше? А вокруг уже любопытные собираются.

Чистильщик будку на замок запирает и приговаривает:

— Вместе пойдем. Директор школы разберется. Вы у меня ответите! И за оскорбление личности ответите, и за грабеж средь бела дня!

А народу все больше. И транзистор чей-то пиликает. Разбить бы его вдребезги!..

Я даже обрадовался, когда чистильщик запер, наконец, свою будку, и мы втроем пошли к школе. Там хоть все объяснить можно, а с чужой толпой не поговоришь. Толпа всегда наоборот понимает: если виноват, то обязательно адвокаты найдутся, защищать начнут. А если прав — держись от толпы подальше!

Идем невесело, как на каторгу. Бун прихрамывает, галошей шлепает, точно в ладоши на собрании. И все быстрей, быстрей, чтобы скорей до школы добраться. И вдруг остановился. Чуть за меня не спрятался. Навстречу — Катюша. Понял я Буна: не очень-то приятно в такой момент с ней встретиться. Он ведь сейчас на арестованное пугало похож в резиновой галоше! Смеху будет на целый год! Какая уж после этого любовь!

А она не засмеялась — испугалась. При всем народе бросилась к Буну.

— Что случилось? Что с ногой?

Бун только покраснел и сморщился. А я спрашиваю у Катюши:

— Деньги есть?.. Надо этому типу отдать — за чистку ботинок. Бун для тебя старался.

Она не сразу поняла, но раздумывать не стала.

— Есть, — говорит. — Мама на песок дала.

И достает рубль юбилейный — тысяча девятьсот шестьдесят седьмого года. Я его чистильщику сунул.

— Гоните ботинок!

Взял он деньги и молча назад пошел — к будке. Мы — за ним. Бун хромает в галоше и глаз его совсем не видно — в землю смотрит. А Катюша довольна, щебечет без умолку:

— Ты знаешь, как я испугалась, когда галошу на твоей ноге увидела! Ужас! Чего только не подумала! И про машину, и про трамвай даже!

— После трамвая, — говорю, — не в галоше ходят, а на одной ноге или вообще без ног прыгают.

Катюша трижды поплевала через левое плечо и нас заставила. После этого нам немножко полегчало.

Чистильщик открыл будку и выкинул ботинок. Бун вернул ему галошу и сказал:

— Эх вы-ы!..

— Отвр-ратительный вы человек! — добавила Катюша.

— Вымогатель! — крикнул я.

И мы отчалили от будки.

Настроение, конечно, препаршивое. И Фантомас его не улучшил. Спасибо Катюше! Она нас веселила — и меня, и Буна. Буна — больше. Так уж положено.

А я и в кино думал, как же это получается: если, допустим, часы делают, хлеб пекут, самолет собирают, то как стараются! В часы — чтоб ни пылинки! Дышат даже в сторону, точно гриппом заразить их боятся. Хлеб с маслицем пекут, чтоб не подгорел! Мотор у самолета чуть не языком вылизывают! А до человека коснется — тут совсем другое! Не всегда, не спорю, но часто!.. А еще говорят: он с машиной, как с человеком, обращается! Высшая похвала! Да если бы с машиной, как сегодня с Буном и со мной обошлись, ее бы и в утиль не приняли! Рассыпалась бы она в труху!

Я бы тех, кто настроение людям портит, на остров бы на далекий увез. Пусть бы там друг друга кусали! Да разве увезешь хотя бы того же чистильщика? Он век просидит на углу дома в своей будке. На ботинки глянец наводит, а в душу ваксу черную запихивает. С такими бороться нужно их же способом. Надо каждый день портить им настроение!

Я ведь злой, если рассержусь по-настоящему! Заберет меня, и пошло! Поговорил на другой день с ребятами. Быстро дотолковались. После уроков идем домой. Маршируем мимо чистильщика и по одному здороваемся с ним:

— Привет, вымогатель!

— Здорово, скряга!

— Хэлло, спекулянт!

И так ежедневно, вместо физзарядки.

Дня три он молчал — ни слова в ответ, а вчера нервы сдали — запустил в меня щеткой…

Злое чудо

Произошло оно в воскресенье. Встретились мы с Буном на дворе. У обоих — задание: сходить в магазин. Мне — за маслом, ему — за молоком.

— Тебе, — спрашиваю, — срочно приказали?

— Нет, — говорит. — К обеду.

Меня мама тоже без сигнала пожарной тревоги за маслом послала.

— Зайдем, — предлагаю, — в гости к чистильщику? Нехорошо оставлять его без воскресного визита.

Бун проголосовал за, и мы пошли. Дело уже привычное. Идем и о чистильщике не думаем. Толкуем про лето.

— У меня, — говорю, — про лето никакой ясности. Пап-с-мамой должны в экспедицию ехать, но не знают, что со мной делать. Нету дедули!..

— Я тоже про лето думал, — отвечает Бун. — Даже со своими советовался… В общем, Тур, как ты скажешь, так и будет!

Я не совсем его понял. Вернее, не ожидал этого. Мы с ним как братья, но чтобы такое!.. Это уж не знаю, как и назвать!

Бун видит, что не дошло до меня, и начинает объяснять:

— Летом мы — вместе. Это решено?

— Решено! — говорю.

— А где? — спрашивает и сам же отвечает: — Можно вдвоем к моей бабке в деревню поехать. Папа и мама согласны тебя со мной отправить…

Я растрогался до того, что вцепился в Буна двумя руками.

— Здорово! Мои наверняка согласятся и еще спасибо скажут!

— А можно, — продолжает он, — втроем на три срока в пионерлагерь.

— С ней? — спрашиваю.

— С Катюшей… Тебе выбирать. Как скажешь, так и будет!

— Бун! — говорю. — Дружище! Чего тут выбирать? Я со всей школы промокашки съесть могу, лишь бы тебе приятно было!.. Втроем — так втроем! Она мне не мешает!