Бункер
Шрифт:
Позади еще двадцать метров. Ив баллоне кончается воздух.
Мне знакомо это неприятное ощущение, когда работающие подобно кузнечным мехам легкие внезапно недополучают требуемого объема смеси. Икаждый вдох недополучает ее все больше и больше. Агония умирающего баллона длится недолго– через три-четыре вдоха пустую железяку лучше выбросить. Чтоб не мешала бороться за жизнь. Или не послужила позорным обелиском после смерти.
Забрав из баллона последние литры смеси, выплевываю загубник и бросаю акваланг. До выхода остается метров пятьдесят.
Мои натренированные легкие позволяют задерживать дыхание
В бассейне нашей тренировочной базы мне удавалось проходить стометровку ровно за одну минуту. Отличный результат, которому порадовался бы тренер сборной любой страны. Да вот незадача– здесь не бассейн и я плыву не по ровной дорожке. Здесь узкая, петляющая во всех направлениях нора, не позволяющая набрать скорость. Это во-первых. Аво-вторых, мне не хватает свежести– слишком много сил потрачено для освобождения из пленившей западни.
В глазах появляются радужные круги– первый признак кислородного голодания.
Сколько осталось до выхода? Метров пятнадцать? Или двадцать?..
Экономлю силы и оставшийся в легких кислород: оттолкнувшись от воды, вытягиваюсь и плыву по инерции…
Голову пронзала острая боль, а в глазах все затуманилось, когда впереди как будто замаячило желтое пятно. Ясделал последнее отчаянное движение конечностями, устремившись к пятну, и, кажется, окончательно потерял сознание.
Очнулся после того, как кто-то совал в мой рот загубник. Видимо, я до последнего момента плотно сжимал губы, не позволяя грудным мышцам сделать непроизвольный вдох и наполнить легкие водой. Схватив зубами резинку, я жадно вобрал в себя дыхательную смесь, выдохнул и снова набрал…
По мере прочищения легких сознание возвращалось. Хотя голова продолжала звенеть, как шаманский колокол.
Подняв фонарь, я увидел перед собой Георгия. Мы находились метрах в пяти от выхода из пещеры. Вероятно, увидев меня, он почуял неладное и рванул навстречу. Асейчас, задержав дыхание и отдав свой загубник, волок меня в сторону реки.
Настраивая резкость зрения, я с трудом различал стены из темно-коричневого песчаника, заиленные края ямы, мутную зеленоватую воду…
Окончательно сознание вернулось, когда мы всплыли на поверхность.
Господи, каким же чистым, свежим и насыщенным кислородом показался мне здешний воздух! Как же легко дышалось над водной гладью!..
– Живой? – поинтересовался Жора.
Прополоскав водичкой рот, я ответил вопросом на вопрос:
– Ты когда-нибудь бывал в недельных запоях?
– Нет.
– И я не запойный. Но впечатление такое, что бухал ровно семь дней.
– О чем это вы там? – послышался из темноты знакомый голос.
Мы посветили фонарями в сторону вопрошавшего и заметили в десятке метров качавшийся на волнах современный скоростной катер. Держась за бортовой поручень, на его палубе стоял Горчаков.
– Да так… – поплыли мы к маломерному судну, – обсуждаем, как долго и с каким размахом будем отмечать увольнение в запас.
– Шутить изволите? – помогает он подняться нам на борт. Увидев мой разорванный в клочья
костюм, а также содранную на плечах кожу с кровоподтеками, удивленно вскидывает брови – Кто тебя так, Женя?!– Не кто, а что, – ворчу, освобождаясь от неопреновых лохмотьев. Сейчас расскажу…
Помимо генерала на борту катера два молодых парня в штатском: один занимает капитанское кресло, второй обложился портативными радиостанциями, мобильными телефонами и приглушенным голосом ведет переговоры.
Освобождаясь от снаряжения, делюсь впечатлениями от «прогулки» по подводной пещере. Шеф внимательно слушает. Молодой капитан подает аптечку и куртку, Жора обрабатывает мои раны, после чего я одеваюсь. Под утро над рекой становится прохладно, и куртка на плечах не помешает.
Выслушав мой доклад, старик нервно закуривает.
– Значит, давно умершие нацисты обвели нас вокруг пальца, прикрыв морской миной тупиковую пещеру.
Я попытался возразить:
– Прежде чем застрять в узкости, я видел вдали отблески света. По крайней мере, мне так показалось.
– Помилуй, Евгений! Уж если налегке не удалось преодолеть узкость, то смогут ли так называемые археологи протащить то, что они ищут в подземелье?
– Как знать… – развел я руками.
– Кстати, ты упомянул о нескольких ответвлениях. Они не могут вести к подземелью?
– Нет, прежде чем застрять, я проверил все до одного. Ответвления небольшие, протяженностью от трех до десяти метров и заканчиваются тупиками.
– Да-а… нарисовалась перед нами задачка… – вздыхает генерал, выбрасывает за борт окурок и нервно глядит на запястье – Половина четвертого. Скоро начнет светать…
– Что с буксиром? – спрашиваю у Горчакова.
– Четверть часа назад Александр доложил: «Прошли пять миль, устье реки позади, мину отцепили в одной из глубоких бухт, расположенных справа от искусственного фарватера Калининградского морского канала. Вкачестве охраны и оцепления временно оставлены морские саперы балтийского ОМОРа. Буксир идет обратным курсом».
– Убедительно, – сказал я, в который раз поражаясь цепкой памяти своего шефа.
Он явно не в настроении, но Георгий все же интересуется:
– Каковы наши планы, Сергей Сергеевич?
– Пока и сам не знаю, – морщится тот. – Полагаю, стоит подежурить здесь до рассвета, дождаться буксира. Атам посмотрим. Возможно, внесем в операцию коррективы и нагрянем с проверкой в Дом советов.
«Слава богу, не придется больше барахтаться в мутной водице, – подумалось мне. – Аесли наземная часть операции пройдет успешно, то не грех подкатить к шефу и потребовать компенсации морального ущерба за бездарно прерванный отпуск…»
Глава восьмая
Российская Федерация; Калининград
Наше время
Получив сильнейший удар по голове, русский археолог рухнул как подкошенный.
– Я догадывался, что этот гаденыш пронюхает о наших делах, – зло сплюнул Вальтер.
Воровато оглянувшись в центральный проход, Мартин вошел в отсек.
– Куда его девать?
Вальтер достал из кармана ключ и присел, вставляя его в замочную скважину.
– Сбросим в бункер. Подтащи его ближе…